Она вернула талисман в карман и глубоко вздохнула. Первый шаг на лестницу дался непросто, но подарил спокойствие. Спокойствие человека, делающего именно то, что он должен делать. Правильные поступки не всегда совершаются легко. Порой они требуют колоссального напряжения сил.

Девушка кивнула самой себе. Если бы начать подниматься по лестнице было неправильным поступком – она бы и не решилась на это. Повернулась бы и ушла. На улицу, на остановку, в метро, домой. Прожила бы ещё день. И ещё день. И ещё… Каждый день – как ступень. Шаг, второй, третий. Чем выше – тем проще. И свербящее чувство у неё в душе утихло бы со временем. Глиняный талисман бы снова потерялся. Она бы встала с кровати и вдруг сообразила, что не видела поделку уже сколько? Несколько дней? Недель? Месяцев? Была ли она вообще? Может, это детское воспоминание, неожиданно всплывшее в голове? И отец развёл бы руками, покачивая головой. Какой амулет, Сонечка? Какой ещё подарок от бабушки?

Пятый этаж. Девушка поняла, что уже некоторое время идёт, затаив дыхание, и шумно вдохнула. И подъезд, до того кажущийся абсолютно тихим, вдруг ожил. Зашумели трубы. Где-то внизу хлопнула дверь квартиры. Кто-то надсадно закашлялся. Грубый мужской голос завопил, что никак не может отыскать, чёрт бы её побрал совсем, зажигалку.

Соня склонила голову, разглядывая дверь без номера. В отличие от большинства других, крашеных, эта была обита дерматином. Правда, искусственную кожу кто-то уже пропорол в нескольких местах. Или, может, материал прохудился от старости. Насколько девушка могла помнить, раньше дверь Екатерины Меркуловны ничем не отличалась от соседних. Дерматин, должно быть, появился уже после её переезда. Она перевела взгляд выше и вправо, и увидела, что звонка также не было – кто-то грубо выдрал его из стены, оставив болтаться в воздухе два провода, в полумраке кажущихся серыми.

Странно, подумала Соня. Соцработница же ходит. Неужели все эти службы не могут и звонок старушке справить?

Передёрнув плечами, Соня постучала в дверь костяшками пальцев. Раздался тихий стук, но у неё в голове всё равно прозвучал стрёкот старенького звонка. Сейчас распахнётся дверь, и за ней будет залитая солнечным светом просторная квартира. Екатерина Меркуловна встанет в дверном проёме, вытирая руки о передник, а из комнаты раздастся голос Степана:

– Кто пришёл, бабуль?

Соню снова передёрнуло. Или дверь откроет сам Степан. С масляно блестящими глазами, пошатывающийся, пахнущий сивухой. На кухне будут шуметь голоса подростков, вчерашних мальчишек, и Стёпа скажет, развязно ухмыльнувшись:

– Оп-па! А вот и девочки!

Но не произошло ни того, ни другого. По коридору квартиры прошуршали, как листья на ветру, медленные шаги, и усталый голос из-за двери произнёс:

– Кто там? Дарьюшка, ты? Даша?

– Это… – Соня замялась. – Это Соня, Екатерина Меркуловна. Я шла мимо и…

Она не успела договорить. Замок щёлкнул, дверь распахнулась, и показалась сияющая широкой беззубой улыбкой старушка.

– Сонюшка! Вот так неожиданно! Проходи, проходи…

Она цепко ухватила девушку за рукав куртки и всем телом качнулась назад, втаскивая гостью в квартиру. Соне пришлось шагнуть. Осторожно и боязливо, заново привыкая к знакомому, но успевшему стать чужим интерьеру.

По всей квартире горел свет. Пыльные лампочки разгоняли полумрак осеннего вечера, но не дарили ощущения уюта, как это обычно бывает. Квартира походила на коридор казённого учреждения – место, где люди бывают, но даже не думают задерживаться.

– Вот это но-о-овости! – продолжала суетиться бабка, то хватая Соню за рукава, то поглаживая по спине и мешая раздеться. – Вот уж не ждала тебя, Сонюшка, вот уж не ждала!

Развернувшись на месте, она вдруг умчалась куда-то, оставив девушку одну. Соня резким движением расстегнула молнию на крутке и уже потянула её в стороны, стаскивая с плеч, как вдруг замерла, пронзённая неожиданной мыслью. Что она вообще тут делает? Зачем пришла без приглашения к совершенно, по сути, чужому человеку?

Она уже даже тряхнула плечами, накидывая крутку обратно, но в этот момент Екатерина Меркуловна выскочила из-за угла коридора.

– А ты чего не раздеваешься, Сонюшка? Проходи-проходи, чайку с тобой попьём!

У Сони вдруг непроизвольно дёрнулась голова, словно она отгоняла от себя назойливое насекомое, и она поспешила натянуть на лицо улыбку.

– Да я просто мимо проходила, Екатерина Меркуловна! Я не собиралась…

– Сонюшка… – перебила старушка враз севшим голосом. – Да я же не задержу тебя, правда… Скучно одной-то тут сидеть, понимаешь?

На глазах, глубоко запавших и окружённых морщинистыми, слегка покрасневшими веками, вдруг набрякли слёзы. Настоящие, крупные, размером с горошину. В зрачках колыхнулась тоска, глубокая и тёмная. Соня обругала себя: да что я в самом-то деле?! Зашла ведь уже… Она быстро скинула куртку и улыбнулась:

– Конечно, давайте чаю попьём…

Пенсионерка шустро пошлёпала на кухню, и девушка тайком вздохнула. Она всё ещё не понимала, зачем пришла к старухе в гости и каким образом попала в подъезд, но решила не сопротивляться естественному ходу событий. Тем более, что интуиция подсказывала ей, что пока всё идёт как надо.

Разувшись, она последовала за хозяйкой квартиры, незаметно осматривая коридор и комнаты, которые не видела уже много лет. Вокруг неё мало что переменилось. Если весь район казался ей застывшим в прошлом, то квартиры Екатерины Меркуловны это касалось в особенности. Шкафы, стулья, занавески… Почти полтора десятилетия уже прошло с последнего Сониного визита, но, казалось, даже небрежно брошенный на стул домашний халатик нелепой расцветки так и не переменил своего положения.

Только дальняя комната вдруг оказалась запертой. Та самая, в которой никто никогда не жил – по крайней мере, на Сониной памяти. Никто не жил там и теперь. Но всё же… девушка инстинктивно потянулась к амулету, но сообразила, что оставила его в куртке. Чёрт.

И всё же что-то было в этой запертой комнате. Соня чувствовала, как ощущение чужого – чуждого! – присутствия льётся из щели под дверью, расползается по коридору, пятнает стены грязными полосами на бумажных обоях, прячется в трещинки на потолке. Ощущение не настолько явное, чтобы пугать, но достаточно сильное, чтобы волоски на руках и загривке вставали дыбом. Что там?

Девушка сунула руки в карманы джинсов, повернулась было, чтобы идти, но остановилась и снова вгляделась в дверь. Обычная, как между всеми комнатами в этой квартире. Деревянная конструкция, когда-то прочная, но сейчас держащаяся больше на толстом слое краски. И – единственная из всех – с засовом. Массивным, прочным металлическим засовом. Она помнила его с детства, но ни разу ещё не видела, чтобы им пользовались по назначению. Зачем запирать пустую комнату?

Пересилив себя, Соня приблизилась к загадочной двери. Она поёжилась от странной мысли: запертое помещение будто распирало изнутри. Как будто нечто, пребывающее там, давило на дверь, силясь её распахнуть. Давило не сильно, но беспрерывно. Словно надеялось взять упорством. Со временем даже слабый ручей воды пробивает в камне лунку. А пройдёт ещё тысяча лет – и лунка превратится в сквозное отверстие. Чтобы сдалась хилая преграда, тысяча лет не требовалась.

Соня поглядела на петли, на засов, на дверную коробку, вокруг которой по бетону бежали тонкие трещинки. Что же там, за этой дверью? Соне было любопытно, но она поняла, что никакое любопытство не заставит её заглянуть внутрь. Даже если Екатерина Меркуловна сама предложит. Даже если начнёт просить. Даже если…

– Тут, когда Тимохины жили, – раздался вдруг голос у Сони за спиной. – Муж её, Валентин, напивался и буянил. Так мы его в комнату загоняли. И на засов, пока не проспится.

Соня, еле удержавшая испуганный возглас, обернулась. Старуха стояла в другом конце коридора, как раз между поворотом к кухне и распахнутой дверью в бывшую Стёпину комнату.

– Понятно, – произнесла она, отметив с радостью, что голос не дрожит. – Извините, я просто что-то подошла…