– Лорд Совилье, – суровым тоном сказал король, – хотя я и ценю ваш интерес к этим событиям, я не давал вам позволения говорить. – Королева Женевьева – с золотисто-каштановыми волосами и белой, как и у ее племянницы Людивин, кожей, бледная и взволнованная – тронула мужа за руку. – Тем не менее это резонный вопрос, если мы хотим понять, как действовать дальше.

Риэль взглянула на королеву и была вознаграждена мягкой улыбкой, которая напомнила ей Людивин – но Людивин, выросшую не вместе с Одриком в просторных, залитых солнцем комнатах Бейнгарда, а в холодных залах горного замка Бельбрион, резиденции Дома Совилье.

Королева скользнула взглядом по Риэль и перевела его на брата.

– Я не вполне уверена, – медленно ответила Риэль, – что правильно поняла вопрос лорда Совилье.

Отец Людивин обратил взор на короля, приподняв вопросительно бровь, и дождавшись его одобрительного кивка, сказал:

– Что ж, леди Риэль, если вы простите мне мою прямоту, то я хотел бы узнать, нравилось ли вам самой то, что вы делали во время скачек. Получали ли вы удовольствие, причиняя боль убийцам? – Он сделал паузу. – Или вашей матери?

– Нравилось ли мне? – повторила Риэль, пытаясь тянуть время.

Она не знала, что ответить. Она и в самом деле ощущала в тот момент удовольствие. Разумеется, не от того, что причинила боль кому-то, тем более своей бедной матери.

Но ощущение полной власти и свободы, которое ей давала ее сила… да, она испытывала восторг от этого. Экстаз освобождения, пронзающий каждый мускул ее тела. Те запретные, яркие моменты – занятия с Талом, Королевские скачки, – когда она не ощущала ничего, кроме своей силы и ее безграничных возможностей. И пронзительное понимания того, что это и есть ее истинное «я».

Она порой не могла заснуть от невыносимого желания испытать все это снова.

– Ваши колебания вызывают тревогу, леди Риэль, – произнес лорд Совилье.

– Я… не получала удовольствия от боли, которую причиняла другим, – медленно ответила Риэль. – Я не чувствую из-за этого ничего, кроме стыда и раскаяния. В действительности я в ужасе от того, что кто-то может подумать, будто я способна испытывать наслаждение, проделывая такое с любым живым существом, тем более со своей матерью. Но… разве учение наших Святых не говорит нам, что мы должны получать радость от использования силы, дарованной нам Богом?

Краем глаза Риэль заметила, что Архонт наконец-то пошевелился в своем кресле, слегка наклонившись вперед.

Казалось, Одрик только и ждал от нее сигнала, чтобы заговорить, и не разочаровал ее.

– Ваше величество, позволите ли вы мне ответить на это вопрос? – спросил он, обращаясь к отцу.

Король Бастьен был явно недоволен вмешательством сына, но все же кивнул.

– Учение Святых действительно говорит нам об этом, миледи, – сказал Одрик, повернувшись и глядя прямо на Риэль, как будто они были одни в зале. – И в священных текстах также сказано, что сила, данная нам, – это не то, от чего магам стихий можно отказаться или просто игнорировать. Даже когда эта сила несет опасность, а вернее, особенно в этом случае. Мне, как никому другому, это хорошо известно.

Риэль ничего не ответила, хотя почувствовала облегчение. Этими словами Одрик дал ей знать, что все хорошо понимает. И что он простил ее. Твердая вера в нее, светившаяся в его глазах, омыла ее теплой волной от макушки до кончиков пальцев ног.

– При всем моем уважении, ваше величество, – сказал лорд Совилье, и теперь в его голосе звучало откровенное раздражение, – мы ни в коем случае не можем сравнивать эту женщину, безответственно разрушающую все, что ее окружает, с вашим сыном, который неизменно демонстрировал безупречную дисциплину в овладении своей силой и ни разу не позволил ей взять над собой верх.

Вспышка гнева мгновенно захлестнула Риэль.

– Возможно, потому, что задача, стоящая передо мной, гораздо сложнее, поскольку моя магическая сила, похоже, больше, чем у наследного принца.

В зале наступила мертвая тишина. Лорд Совилье отшатнулся с отвращением, скривив рот в злобной гримасе. Король застыл – казалось, он был высечен из камня, как один из Святых, наблюдавших за происходящим с безучастными лицами.

Риэль выжидала под громкий стук своего сердца. Ей очень хотелось взглянуть на Одрика, но она удержалась.

Наконец король заговорил:

– Леди Риэль, вы знакомы с Пророчеством ангела Ариавы, переведенным на язык людей королевой Кейтелл.

Разумеется, она была с ним знакома. Как и все остальные.

– Да, ваше величество, – ответила Риэль.

– «Врата падут, – процитировал король. – Ангелы вернутся и принесут гибель этому миру. Вы узнаете, что это время пришло, когда появятся среди людей две Королевы – одна, несущая человечеству кровь, и другая, несущая свет. Одна, обладающая силой, которая может спасти мир. Другая – силой, способной его уничтожить. Они придут в наш мир, они будут нести в себе силу Семи Святых, и им суждено определить вашу судьбу. Грядет Пришествие двух Королев».

Король замолчал. После произнесения слов известного Пророчества все присутствующие замерли в благоговейном ужасе.

– Самое распространенное толкование этого Пророчества, как вы помните, – продолжал король Бастьен, – заключается в том, что Пришествие двух Королев предвещает падение Врат, возвращение ангелов и их месть людям. И там ясно говорится, что эти две Королевы смогут управлять не одной стихией, а всеми семью.

Да, безусловно, все знали слова древнего Пророчества, но вряд ли ломали голову над его толкованием – если, за некоторым исключением, вообще когда-нибудь о нем думали.

Риэль была одной из тех, кто пытался понять его суть. Часто она ловила себя на том, что снова и снова перечитывает слова Пророчества, пробегая пальцами по строчкам в священных книгах Тала.

Королева, несущая кровь, и Королева, несущая свет. Королева Кровавая и Королева Солнечная – именно так их называли на протяжении веков.

Теперь, после стольких лет, эти слова едва ли казались реальными. Врата незыблемо стояли на одном из Сандерлендских островов, далеко в Северном море, надежно охраняемые, спокойные, а ангелы навсегда заперты по другую их сторону. Королевы из Пророчества с таким же успехом могли быть просто персонажами детской сказки. Дети выбирали, на чьей стороне им играть, собирали армии, устраивали войны на улицах: злая королева против доброй. Зло, несущее кровь, воюет со светом.

Неужели я – одна из Королев? – порой задумывалась Риэль, хотя так ни разу и не набралась смелости спросить Тала напрямую. – И… которая же из них?

– Видите ли, леди Риэль, – произнес король, – моя задача состоит не в том, чтобы решить, является ли то, что вы сделали, преступлением, следует ли вас за него наказать и как именно. Дело в том, что вы, по всей видимости, не принадлежите к какой-то одной категории магов и владеете одновременно магией огня, солнца и земли и, возможно, и других стихий, что совершенно невиданно. Вы проявили магические способности более могущественные, чем у кого-либо за последние века, даже после того, как вас все эти тринадцать лет учили подавлять их в надежде, что они исчезнут. И вы сотворили все это без помощи каких-либо артефактов, на что даже Святые не были способны на вершине своей славы.

– Мой священный долг, – продолжил король мрачно, после некоторого молчания, – выяснить, кто вы такая на самом деле. Я должен решить, являетесь ли вы, леди Риэль Дарденн, одной из двух Королев, о появлении которых говорится в Пророчестве, и если это так, то какой именно.

Риэль ясно услышала слова, не произнесенные, но вполне ожидаемые: а также что вас после этого ожидает.

Она сжала ладони в кулаки в складках своих юбок и присела перед королем в глубоком реверансе; тень святой Кейтелл упала ей на шею, как карающий меч.