– Кто это придумал?

«Говорил же я Димару, что от его дурацкой шутки будут одни неприятности! – подумал Крикс, стараясь, чтобы эти размышления никак не отразились на его лице. – Интересно, как он посмеется, если Нетопырь дознается, кто это начал…»

– Вы с Лэром что, оглохли?.. Кто придумал называть тебя «дан-Энриксом»? – резко спросил наставник, в запале обращаясь к младшему ученику на «ты».

– Я не знаю, мастер. Это как-то само собой вышло… Я хочу сказать, так шутят с того дня, когда я поступил в Лакон.

Хлорд тяжело вздохнул и опустил глаза.

– И ты, конечно, сделал все, чтобы положить этому конец? – насмешливо спросил Мастер-со-шрамом, сверля Крикса взглядом.

Впервые за весь разговор «дан-Энрикс» испытал смущение. Если бы Вардос злился или придирался к нему, как обычно, ему было бы гораздо проще чувствовать себя правым. А теперь…

– Н-нет, вряд ли.

– Разумеется, ты ничего для этого не сделал, Рикс, – произнес наставник Вардос веско, будто заколачивая гвозди. – Хотя ты должен был знать, что эти шутки незаконны и опасны. Но я замечаю, что ты вообще делаешь все, чтобы привлечь внимание к своей персоне. Драка с Льюбертом Дарнторном. Опоздания к отбою. Потом – эта бешеная лошадь. Я уже не говорю о том, что вы устроили на празднике, чтобы лишний раз произвести на старших впечатление. Ритуал вступления в галат не может служить поводом для глупых шуток, Рикс.

– Мы не шутили, – процедил «дан-Энрикс».

– Помолчите!

Хлорд перевел взгляд со своего ученика на Вардоса. Потом обратно.

– Извините, Вардос, я не понимаю, – сухо сказал он. – О чем вы говорите? Какой еще ритуал?..

– Вот, – осклабился старший наставник. – Ваш мастер, Рикс, не поспевает следить за вашими очередными подвигами. Слишком уж вы торопитесь их совершать. Я думаю, все дело в том, что у вас слишком много свободного времени… которое вы тратите на то, чтобы придумать, как бы еще отличиться перед вашими сторонниками и снискать себе известность среди остальных учеников. С сегодняшего дня и до возвращения в Адель вы с Лэром поступаете в распоряжение главного конюшего, мэтра Берке. Вы будете помогать ему в свободное от тренировок время. Я предупрежу, чтобы вам не старались дать самую легкую и чистую работу. Вы ее не заслужили, Рикс.

Крикс подумал, что, если он сейчас скажет все, что думает о Вардосе, то тот оставит его разгребать навоз до конца жизни. И, хотя он был ужасно зол, при этой мысли мальчик не сумел сдержать улыбки.

Когда лаконцы возвратились из Эрхейма, в Адели лежал снег. Зима здесь была более суровой, чем в глубине материка, из-за штормов и резких северных ветров, летевших с моря. Тем не менее, в портах царило то же оживление, что и в теплые месяцы. Семнадцать Гаваней продолжали принимать и снаряжать в дорогу корабли, среди которых были как торговые, так и военные. Не говоря уже о кораблях контрабандистов и пиратов, выгружающих свою добычу в Алой Гавани и раз за разом умудряющихся просочиться, как вода, через кордон береговой охраны.

Наступившая зима принесла с собой немало нового. Лаконцы обнаружили, что требования наставников, и раньше не казавшиеся им слишком простыми, стали еще жестче. Те, чьи навыки письма и чтения оставляли желать лучшего, теперь все свое время просиживали в скриптории и с тоской смотрели в парк, где остальные младшие ученики устраивали снежные баталии или катались по обледеневшим парапетам лестницы. Иногда игра в снежки захватывала сразу несколько отрядов, и тогда лаконский парк бывал похож на поле боя, а ученики расходились по башням торжествующие, вымокшие до последней нитки и пытающиеся согреть дыханием негнущиеся от мороза пальцы.

Но «дан-Энриксу» зима принесла нечто большее, чем все эти игры или радость от того, что мэтр Хайнрик неизменно бывал им доволен.

После возвращения в Лакон он начал свою службу лорду Аденору. Это означало массу мелких поручений, о которых никогда нельзя было сказать – были ли это в самом деле важные дела, от исполнения которых что-нибудь зависело, или обыкновенная проверка, способ испытать таланты нового вассала. Побывать в порту и доложить, сколько кораблей и с каким грузом прибыло в определенный час, из какого места и с какой командой они прибыли, о чем разговаривали капитаны, сколько времени занял положенный осмотр трюмов писарем и стражниками порта. Проследить, кто входил в дом Финн-Флаэна или Дарнторна, долго ли пробыл тот или иной гость и куда направился после этого. Все эти задания требовали только наблюдательности и хорошей памяти, зато как первое, так и второе должно было быть отточенным до совершенства.

В те дни, когда лорд Аденор не давал ему никаких заданий, он мог попросить своего вассала доложить о том, что происходило в Академии. О чем беседовали мастера за трапезой? Был ли Ратенн чем-нибудь озабочен или недоволен? Хорошо, а сколько коек занято в лаконском лазарете? Кто из старших заступил в дозор после отбоя? Прислали ли мэтру Саккронису новые свитки из Книгохранилища? Кому он поручил копирование этих книг?.. Крикс прекрасно понимал, что все эти детали совершенно безразличны лорду Аденору, и в своей дотошности он преследует совсем другую цель – заставить своего вассала постоянно быть настороже и обращать внимание на то, чего не замечают остальные. Незаметно узнавать ответы на любой интересующий его вопрос. В попытках ничего не упустить Крикс иногда чувствовал такое напряжение, что его начинало почти физически мутить от этого, и он задавался вопросом, стоило ли вообще вмешиваться в эти непонятные дела?.. Зато теперь он понимал, почему Арклесс поражал его своей осведомленностью. Если смотреть внимательно и хорошо запоминать все, что видишь, люди будут думать, что ты знаешь все, хотя на самом деле ты узнал не больше, чем мог разузнать любой из них.

Были задания и более рискованные, вызывавшие у Крикса ощущение, что он играет в странную, захватывающе-веселую игру. После тушения огней пробраться в скрипторий, передвинуть стол наставника к окну – как можно тише, чтобы шум из пустой комнаты не привлек внимание дозорных – и не замеченным вернуться в свою спальню. Наведаться ночью к старшим и намазать лица спящих смесью сливочного масла с сажей. Когда Рикс тихонько мазал нос и подбородок Синто Миэльвитта жирной черной массой, сердце колотилось в ребра так, как будто собиралось выскочить наружу. Нетрудно было догадаться, как поступят старшие, если кто-то из них проснется и увидит его в своей комнате. Наутро Синто и его друзья рычали, что убьют того, кто это сделал. Крикс делал вид, что его это совершенно не касается – а про себя торжествовал. К несчастью, это был единственный способ, которым он мог отплатить рыжему Миэльвитту за все зуботычины и обидные слова, на которые тот никогда не скупился для него и Юлиана Лэра. О том, чтобы открыто выступить против Миэльвитта, который был на пять лет старше и, должно быть, в десять раз сильнее, не могло идти и речи. Но лорд Аденор не указал, с кем именно Крикс должен провернуть указанную шутку, и он решил совместить приятное с полезным.

Крикс учился незаметно выбираться из Лакона или возвращаться в свою башню в любой час дня и ночи. Кроме главных ворот Академии, существовал гораздо менее приметный выход, предназначенный для слуг или посыльных. Днем он был почти всегда открыт, а на ночь запирался на замок. Но Дарл давно добыл ключи. Как следовало из его рассказа, он просто незаметно взял их из стола Ратенна, а потом, отжав на воске, положил обратно. Крикс отчаянно завидовал. По сравнению с этим его фокусы в скриптории и в Свейсборге казались детским развлечением.

Как бы там ни было, но он получил от Дарла копию ключей с предупреждением, что должен спрятать их как можно лучше. «Если их кто-нибудь найдет, выкручиваться будешь сам», – веско предупредил Димар. Впрочем, это Крикс успел понять и без него. В случае любой возможной неудачи он мог делать все, что посчитает нужным – врать, просить прощения или бежать, но никогда, ни при каких условиях, не говорить о том, что делал то или другое по приказу лорда Аденора.