Как бы то ни было, Галахос точно знал, чего боится больше. Боли он, конечно же, не выдержит. Но когда его спросят о его предательстве, он, по крайней мере, должен совершенно искренне сказать, что продержался до последнего. Иначе у него не будет ни малейших шансов уцелеть.

Галахос постарался отогнать подальше мысль о том, что шансов у него и так не будет.

Ирем оценил его молчание, как признак колебаний.

– Думаю, мы оба знаем, чего стоим, – сказал рыцарь с нетерпением. – Ты можешь не изображать героя. Тебе все равно придется говорить. Вопрос лишь в нескольких часах, которые понадобятся, чтобы выбить из тебя признание. Так что выбирай, Галахос. И побыстрее.

Выхода не оставалось. На мгновение Галахос чуть не махнул на все рукой: какая разница, за что его убьют потом, не лучше ли избавить себя от ненужной боли?

Но секундой позже в его голову закралась спасительная мысль.

Валларикс. Разумеется, он ничего не знает о затее Ирема. Галахос слишком хорошо знал сына Наина Воителя, чтобы поверить, что тот может одобрять подобный план. А без согласия Валларикса угрозы Ирема так и останутся угрозами.

– Дан-Энрикс не позволит вам меня пытать! – выкрикнул маг.

Облегчение было так велико, что несколько секунд Галахос чувствовал себя почти счастливым. Правда, только до тех пор, пока не встретился глазами с доминантом.

– Ты сказал – «дан-Энрикс»?.. – будто недослышав, повторил лорд Ирем. И внезапно ухмыльнулся. – Да ты себе льстишь, Галахос. Я не собираюсь беспокоить императора из-за подобных мелочей.

…Даже сейчас, в спокойной тишине собственной комнаты, Галахос обнаружил, что скрипит зубами от бессильной злобы. Он ненавидел многих людей. Но никогда и никого – так сильно, как этого проклятого каларийца с его запредельной верностью Валлариксу.

Вот и сегодня этот человек – уже в который раз – ломал все его планы. Неожиданно увидев Ирема, Галахос ощутимо содрогнулся от неуправляемого, почти физического ужаса, хотя можно было бы заранее предположить, что ненавистный калариец будет там же, где император.

Коадъютор, разумеется, не мог увидеть этого. Но, судя по всему, скользя глазами по толпе и отмечая всякую деталь, которая могла иметь значение для безопасности правителя, он краем глаза выхватил в толпе лицо Галахоса.

Весь ужас положения был в том, что чары, наведенные Галахосом, действовали вовсе не на его внешность – сам он оставался таким же, как и был, – а только на сознание смотрящего. Колдовство срабатывало тем надежнее, чем дольше другой человек смотрел на носителя иллюзии. В первый момент лицо Галахоса еще могло показаться кому-нибудь смутно знакомым, но через секунду он уже убедился бы, что ошибся, а еще через секунду потерял бы к нему всякий интерес.

Но лорд Ирем видел мага только мельком, а потом уже не смог найти его в толпе, хотя и вертел головой с риском вывихнуть шею.

По всей видимости, он его узнал.

Конечно, можно было утешаться тем, что рыцарь будет сомневаться, правда ли он видел мага или ему это только померещилось. И, в конце концов, не обнаружив никаких доказательств пребывания Галахоса в Адели, он наверняка решит остановиться на втором предположении. Но, зная характер лорда Ирема, можно было ожидать, что прежде он перевернет вверх дном весь город и предпримет все меры предосторожности на тот случай, если чародей действительно находится в столице.

Это было настоящей катастрофой.

Как-никак, Галахос собирался задержаться здесь надолго. В идеале – даже навсегда.

Прошло уже не меньше половины отпущенного ему срока до Эйслита, а маг до сих пор не разузнал ничего нового о местонахождении бастарда, получившего, как полагал Галахос, Истинное Имя. Стремление прикончить этого мальчишку со временем превратилось у его хозяина в своеобразную навязчивую идею. И, в общем-то, такое рвение было вполне понятным.

Много лет назад Галахос обратил внимание на странный ритуал, существовавший у мужчин из императорской Династии. Достигнув совершеннолетия, каждый наследник императора предпринимал попытку завладеть неким мечом, якобы завещанным потомкам Энрикса самими Альдами. Для этого он должен был спуститься в подземелье, местонахождение которого Галахос смог установить гораздо позже.

В принципе, и оружия, и музыкальных инструментов, и картин, созданных Альдами, осталось не так уж мало. Все эти вещи не ветшали и не портились со временем, и наследовались каждым новым поколением владельцев, как редчайшие семейные реликвии. В сокровищницах Императора таких вещей, по понятным причинам, было больше, чем где бы то ни было.

Но, по-видимому, меч не относился к их числу.

Галахосу пришлось потратить много времени на чтение и расшифровку древних свитков и новейших сочинений, прежде чем ему удалось мало-помалу по крупицам восстановить истину. Он с жадным удивлением прочел, что меч, завещанный династии дан-Энриксов, был, если позволительно так выразиться, единственным в своем роде – ничего подобного впоследствии не удавалось сделать даже Альдам, что уж говорить о людях с их убогим оружейным мастерством. Даже Светлые клинки, которыми сражались сами Альды, выглядели рядом с ним негодными подделками. Почему Альды отдали Энриксу подобное сокровище, Галахос так и не сумел понять. Зато он понял главное: это был меч, равных которому на свете еще не бывало – одним словом, Совершенный меч.

Способный, как считали авторы большинства хроник, даровать непобедимость своему владельцу.

Правда, Альды поручили Энриксу хранить их дар в укромном месте, да еще и оградили его Очистительным огнем, так что никто из многочисленных потомков императора, пытавшихся «вступить в права наследства», не сумел даже коснуться этого меча.

Но было ясно, что однажды кто-то из дан-Энриксов все же сумеет завладеть им. Что будет дальше, никто в точности не знал, но, зная Альдов, можно было предположить, что в их даре скрыты силы, равные – а может быть, превосходящие – мощь Темного истока.

Первой мыслью Олварга, когда Галахос рассказал ему об этом, было уничтожить меч. Но с тем же успехом можно было пожелать взять в плен Седого, захватить Туманный Лог и перебить всех Альдов.

Пришлось остановиться на более хлопотном, но и гораздо более доступном способе – истребить всех тех, кто мог претендовать на древнее Наследие. Это было тем проще, что к настоящему моменту род дан-Энриксов практически угас. После смерти Наина Воителя и нескольких бездарных покушений на его наследника единственными живыми представителями некогда многочисленной и полнокровной Династии был овдовевший Валларикс и его дочь. Причем принцессу можно было вообще не принимать в расчет, поскольку, как было написано в одной старинной хронике, «кудель да не наследует Меча». Иначе говоря, в роду дан-Энриксов наследниками Альдов были исключительно мужчины.

В отличие от своего отца, Валларикс оказался однолюбом. Ни потребности государства, окруженного враждебными соседями, ни постоянное давление со стороны придворных не поколебали императора в настойчивом стремлении остаться верным своей бывшей королеве. А поскольку сам Валларикс не сумел достать меча, его до поры до времени оставили в покое.

Более насущной целью Олварг посчитал уничтожение мальчишки, пусть и не принадлежащего к Династии, но все-таки имеющего в своих жилах кровь дан-Энриксов. Не рискуя возражать ему, Галахос все же сильно сомневался, стоит ли тратить так много времени и сил из-за какого-то бастарда. Мало ли ублюдков наплодили в свое время представители Династии!.. Никто же не рассматривает их самих и их потомков как возможных претендентов на наследство Альдов? Про себя Галахос полагал, что Олварг даже не подумал бы разыскивать проклятого мальчишку, если бы род Энрикса не угасал, рискуя оборваться на Валлариксе.

Но, как бы то ни было, Олварг приказал ему найти бастарда, а он этого не сделал.

Памятуя о своем последнем разговоре с Олваргом, Галахос рассудил, что время оправданий и различных отговорок закончилось. Если в ночь Эйслита он не сможет внятно объяснить своему покровителю, где спрятали мальчишку, Олварг скажет, что он больше не нуждается в услугах мага.