Он же искренне страдал. Ходил за мной по пятам, стоял под окнами, приносил цветы. Но я погасла, как уголек, выпавший из костра, и все больше замыкалась в себе.
— Ну что мне сделать? — с горечью в голосе спрашивал он, — Скажи, я все сделаю.
— Перестань любить меня, — отвечала я, удивляясь собственной жестокости.
— Чертова ты стерва! — прокричал он, мне в лицо, уходя последний раз, а я даже обрадовалась этому. Он разозлился, а значит, скоро разлюбит и забудет.
Но после этого нашего последнего разговора я все-таки проплакала целый день, лежа в кровати. Мама обеспокоенно ходила возле меня кругами, пытаясь выяснить, что случилось. Но я не могла ей обо всем рассказать, ведь я обещала быть правильной девочкой и не торопиться лишиться девственности.
— Ладно, я не буду приставать, — сказала мама, сидя возле меня и гладя по плечу, — ты только скажи, вы с Ромкой случайно не залетели?
— Нет, мы расстались, — сказала я сквозь слезы и уткнулась в подушку.
Мне показалось, что мама вздохнула с облегчением.
Какие там залеты. Если у меня даже секса нормального не было. Я была раздавлена и шокирована жестокостью этого мира. Я ничего не понимала.
С тех пор, каждый раз идя по улице, я вглядывалась в лица девушек и женщин разных возрастов и представляла, что они тоже пережили этот ужасный опыт. Как они это сделали? Как они смогли, не только заняться сексом, но и родить детей? Уж это мне казалось просто фантастикой.
Позже в одном журнале я прочитала, что произошедшее между мной и Ромкой не редкость. Так бывает, когда партнеры юны и неопытны. А еще бывает, что люди просто несовместимы. Это меня немного успокоило. И я продолжила жить, стараясь не мучить себя мыслями о любви и посвятив все время учебе и музыке.
Я решила, что буду ждать, пока не встречу настоящего, взрослого, доброго и опытного мужчину, перед которым смогу открыть свою тайну и с которым смогу победить свои страхи.
Насте я тогда ничего не рассказала. Она думала, что у нас все в порядке с «этим делом» и спрашивала, почему мы расстались с Ромкой, но я сказала, что просто разлюбила и теперь хочу встречаться только с рокерами.
— Это правильная мысль, — обрадовалась Настя, — зачем тебе скучный малолетка с эпилепсией, когда в мире куча классных парней!
***
Наговорившись наконец с Дымом, Настя пробирается ко мне сквозь ряд стульев.
— Ник, у Волка в эту субботу днюха, ребята хотят поехать на турбазу отмечать. Давай с ними поедем? — возбужденно говорит она, наклонившись к моему лицу.
— А кто будет? — спрашиваю я.
— Да, все наши, — говорит Настя и начинает перечислять участников "Линии отреза" и их боевых подруг, — Волк с Риткой, Черный с Машкой, Дюха с Пэппи.
— А Дым?
— Что, Дым?
— Дым будет?
— Конечно, будет, ясен пень! — Настя поражается моему тугоумию.
— Меня мама не отпустит, — говорю я, — и вообще, пойдем-ка домой, а то уже одиннадцатый час.
— Я договорюсь, не волнуйся, мне ведь тоже надо отпроситься! — отвечает Настя, — Только представь — вечеринка на турбазе, баня, шашлыки, всю ночь будем тусить!
— А Димина жена там будет? — спрашиваю я.
— Конечно, нет, это же туса для своих!
— Я надеюсь, ты собираешься туда не для того, чтобы там подкатить к Дыму?!
— Нет, только ради друзей и веселья, — обещает Настя.
Распрощавшись со всеми, мы выходим из клуба и наконец, можем покурить. Для нас это целый ритуал. Мы идем вглубь двора, в самое темное место к кустам сирени, растущим возле забора. Отрываем пару веточек, сгибаем их так, чтобы можно было держать сигарету. Пальцы, пахнущие табаком — улика, признак курильщика и непослушной девчонки. Мы, естественно не такие.
Я курю «не в затяг», Настя как обычно пускает кольца.
— Как же классно все они пели! — восклицает Настя.
— Точно. Кстати, я скоро тоже буду выступать, — хвастаюсь я, — на следующем квартирнике, на первое мая.
— Что петь будешь?
— Мы репетируем «Князь Тишины», — гордо говорю я, — Дима придумал мне классную аранжировку.
— Круто, надо будет тебе какой-нибудь готичный задник выставить, — отвечает Настя, и я вижу, ее это вдохновляет.
— Давай тот, с воронами!
— Давай, — соглашается она и добавляет, — тогда тебе по любому надо на базу ехать, там попробуешь петь на публике, чтобы потом не стесняться.
— Я и так не стесняюсь, не надо меня уламывать, посмотрим, может быть, и поеду, — отвечаю я.
И хотя наши мамы разрешили нам ехать, взяв с нас торжественное обещание, хорошо себя вести и не пить алкоголь, к выходным стало ясно, что я никуда не поеду. Обрадовавшись первому теплу, я всю неделю смело гуляла без шапки и видимо напрасно, поскольку в субботу проснулась утром от резкой боли в ухе. Я не могла ни есть, ни говорить, ни даже повернуть голову. Настя зашла ко мне, чтобы вместе пойти в клуб, где все встречались перед поездкой, и увидела меня в этом ужасном состоянии.
— Ну, ты даешь, мать! Какого черта, у тебя такое хлипкое здоровье? — разочарованно вскричала она, — Может, закинешься таблами и поедешь? Тебя там подлечат, по гранжерски, — она заговорщически подмигнула.
— Извини, — прохрипела, — но если я поеду, то до квартирника точно не доживу. Мне надо лечиться по-настоящему.
— Ладно, выздоравливай, я выпью за тебя, двойную норму, — грустно сказала Настя и ушла.
А я осталась дома. Встала у окна и глядела на ее высокую стройную фигурку с рюкзаком, исколотым значками и клепками, бодро идущую в сторону клуба, пока та не скрылась из виду.
Кто бы мог подумать, что эта светловолосая нимфа с ангельским личиком способна пить водку, как истинные гранжеры?! Из горла! Без всего, как воду, передавая бутылку по кругу. А потом хохотать раскатистым пиратским басом и орать: «Три тысячи чертей!», да так, что присутствующие умирали со смеху. Она целый кладезь талантов, моя Настя.
Теперь ее ждала веселая вечеринка, а меня лишь таблетки, ватные компрессы и фильм «День сурка» по каналу «Кабельное ТВ».
Зато к понедельнику я была уже почти здорова, и не пришлось прогуливать школу.
Настя была весь день какая-то хмурая и отстраненная. На мой вопрос про турбазу, ответила, что было весело. И все! Ни подробностей, ни приколов, типа, как кто-нибудь напился, уснул и ему склеили глаза суперклеем, или как кто-нибудь скатывался по лестнице в банном тазу, или на худой конец, кто-нибудь наблевал в сахарницу. Ничего подобного.
Но я была не намерена отступать. После уроков я затащила ее к себе, налила чаю, достала «Баунти» из маминых запасов и учинила допрос.
Было видно, что у нее что-то неладно, и она не прочь поделиться, но никак не решается начать.
— Ну, Настя, хватит, я уже сгораю от любопытства, расскажи, что там было? — не выдержала я.
— Пара куриц гриль, десять бутылок водки… — начала было Настя.
Я угрожающе скрючила пальцы и потянулась к ее шее.
— Хорошо, только обещай, что не проклянешь меня и не пошлешь, — проговорила Настя, отмахиваясь.
— Обещаю, — сказала я, изнывая от нетерпения.
— Я переспала с Дымом, — ответила она.
— Что? — я выплюнула обратно в кружку глоток чая, чтоб не подавиться.
— Ты обещала, — предупредила Настя.
Я кивнула, ненадолго онемев от Настиной новости, а она продолжала.
— Я даже не знаю, как объяснить. Все получилось так естественно. Мы пили, потом играли в «Крокодил», а потом танцевали, устроили рубилово под «Нирвану». А потом мы пошли с ним в его комнату, он хотел мне спеть свою новую песню. А потом… Понимаешь, мы были пьяные. Мне так стыдно. В общем, я сама его попросила.
— А он?
— Сказал, что я с ума его свожу, и что он любит меня давно, и хочет, чтобы я…
— Чтобы ты что?
— Чтобы я больше никогда не приходила в «Амальгаму».
— Нееет! — заорала я не своим голосом.
— Да, — горько сказала Настя, — я обещала ему. Мы так договорились. Больше мы никогда не должны видеться. Но ты-то можешь ходить туда и заниматься у него.