— А ты? Ты была когда-нибудь… ну с мужчиной? — прервав бешеный поток моих мыслей, снова спросил Иван.

— Нет, — тихо ответила я и добавила почти жалобно, — может быть, тогда не будем спешить?

— Ник, нам ведь почти по двадцать, и так поздновато начинаем, тебе не кажется? — возразил Иван.

— Извини, — сгорая со стыда, сказала я, — просто, давай не сегодня?

— Хорошо. Я подожду, сколько нужно, — разочарованно сказал он, и, убрав свою руку с моей спины, спросил: «Пойдем тогда просто спать?»

И потом мы просто спали, в одежде, под одним одеялом, несколько раз просыпались, целовались, обнимались и засыпали снова. Наверное, эта ночь была одной из самых длинных в моей жизни. Казалось, что я уже очень долго с Иваном, сначала в «Саббате», потом на улице, потом в душе, на кухне, в кровати, и так будет вечно, словно бредовый сон без начала и конца. Но как только темнота ночи начала отступать и появились первые признаки рассвета, я вскочила как подстреленная.

— Я домой! — воскликнула я, вскочила с кровати и начала метаться в поисках своих вещей.

— Я провожу, — сонно, не открывая глаз, проговорил Иван, поднимая голову от подушки.

— Не надо, спи, увидимся завтра! — бодро сказала я, поцеловав его в щеку.

А потом, молниеносно собравшись, я выскочила за дверь и побежала вниз по лестнице к выходу в холодное февральское утро.

Оказалось, мы были всего в одном квартале от «Саббата». Прикинув, что скоро должен появиться первый автобус, я, ежась от холода, как можно быстрее зашагала в сторону остановки. В кармане еще довольно влажной куртки я нашла мятую пачку сигарет и зажигалку. Я шла размашистой, но не очень-то твердой походкой и осатанело курила одну сигарету за другой, завесив лицо волосами, словно Садако Ямомура, выбирающаяся из колодца. От табака противно щипало горло, но мне казалось, что это соответствует моменту и отпугнет каких-нибудь маньяков, если они вдруг захотят напасть.

Подходя к остановке, я вдруг увидела на скамейке одинокую фигурку в длинном сером пальто и шляпе. Это была Настя. Она толи глубоко задумалась, толи уснула. Я подбежала и принялась тормошить ее, она, видимо не сразу узнав меня, чуть не кинулась в драку, но во время опомнилась.

— Настя, все хорошо, это я, — заговорила я, уворачиваясь от ее ладони, — Ты почему одна? Где Илья?

— Где ты была?! — вместо ответа заорала она мне в лицо, опуская руки.

— Не спрашивай! — сказала я и сначала расхохоталась и потом разрыдалась на ее плече.

Настя меня поддержала в этом полностью. Мы смеялись и плакали каждая о своем.

А когда, наконец, перестали, Настя глубокомысленно изрекла:

— Хочешь новость? Илюша — козел и бабник!

— Это не новость! — возразила я и протянула ей почти опустевшую мятую пачку.

Она вытащила сигарету, чиркнула зажигалкой, закурила.

— А я теперь снова одна, мы с ним поссорились, — объявила Настя, выдыхая сигаретный дым и хрипло хохотнув.

— А я с Иваном, в душе… — начала говорить я, но смутившись, замолкла.

— Трахалась?

— Нет, что ты, просто мылась.

— Хереново, — протянула Настя и обняла меня.

***

На следующий день в колледже мы были вдвоем с Олей. Оказалось, Кащ простыл и слег с больным горлом, наверно тоже ночью гулял под дождем. А что случилось с Иваном, было неизвестно. Увидев, что его нет, я и расстроилась и обрадовалась. При каждом воспоминании о той ночи у меня ныло в груди. Хотелось снова прикоснуться к нему, вдохнуть его запах, почувствовать тепло и вкус его губ. Но надо было еще решить, как вести себя дальше.

В нашей старой компании еще в "Амальгаме", если двое целовались, и уж тем более, если вместе провели ночь, то уже считались и считали себя парой. То есть наличие поцелуев привносило определенность в отношения. А у меня в отношении к Ивану никакой определенности не было. И я не знала, как он будет себя вести, когда мы встретимся. Будет ли все как раньше? Или он будет активно проявлять свои чувства? Он сказал, что будет ждать, сколько нужно, но, сколько он думает, мне нужно? Неделю? Месяц? Год? И нужно ли мне вообще, чтобы он ждал? Решусь ли я когда-нибудь? Люблю ли я его настолько, чтобы сделать этот шаг?

От всех этих мыслей мне было тошно, грустно и стыдно. Оля, заметив мое состояние, спросила, что происходит. Я понимала, что хочу с кем-то поделиться своими переживаниями, поэтому мы договорились после всех пар пойти в столовую и обсудить мою проблему за чаем с молочными коржиками.

Я долго не могла решиться, ходила вокруг да около, переводила разговор на другую тему, но Оля была неумолима, и на четвертом коржике я выложила ей все. Про историю с Ромкой, про чувства к Ивану, про мой вопрос и его честный ответ. К концу рассказа я готова была разреветься. Оля слушала очень внимательно, и когда я закончила, вынесла окончательный не подлежащий обжалованию вердикт:

— Ну, ты и дура!

— Я знаю, Оля, но все сложилось так непредсказуемо. Я думала, мы спокойно сходим в «Саббат», потусуемся, а потом, утром он проводит меня домой, и все будет как обычно, — со слезами в голосе ныла я.

— Нет, я все понимаю: ну пошли в клуб, ну поцеловались, ну захотели переспать… Но зачем ты спросила его? Кто тебя тянул за язык? — возопила Оля, хватая себя за волосы, будто желая их вырвать.

— Ну как я могла не спросить? Мне же надо было узнать это, — жалобно подвывала я.

— Если бы ты не спросила, у вас бы все получилось, и все было бы нормально, и сейчас ты бы тут не сидела и не обжиралась углеводами, готовая умереть! Теперь, он будет думать, что он у тебя первый, будет волноваться, бояться, стесняться, и скорее всего опять ничего не будет! Ничего хорошего, я имею в виду, — Оля все говорила беспощадным голосом, и в то время как до меня начал доходить смысл ее слов, по моим щекам все-таки побежали слезы.

— Оля, — медленно сказала я, глядя в одну точку, — я потеряла его навсегда!

— Ну-ну, не навсегда, — Оля успокаивающе погладила меня по голове, — ты же знаешь, любовь преодолевает все, а если не преодолевает, то это не любовь!

— Из-за своей глупости, я никогда теперь этого не узнаю, — сказала я.

В этот момент я поняла настолько отчетливо, насколько это вообще было возможно, что Оля права. Я все испортила. Больше никогда между мной и Иваном не будет такого же чистого и истинного чувства воссоединения, такой открытости и безмятежности, как в ту ночь. Я прокручивала в голове все мельчайшие детали, вспоминала с нежным трепетом самые классные моменты и спотыкалась о свой проклятый вопрос: «ты когда-нибудь делал это?»

О чем я только думала?! Страх сделал из меня настоящую идиотку! Осознав это, мне захотелось убежать как можно дальше, чтобы больше никогда не видеть Ивана, не слышать его голоса и не чувствовать на себе его теплого любящего взгляда. Я ненормальная истеричка, я не достойна любви!

— Оль, может мне забрать документы из колледжа и уехать из страны? — спросила я Олю, сосредоточенно жующую коржик.

— Не говори ерунды. Все еще можно исправить, пригласи его в кино, потом в гости, выпейте шампанского, или лучше вина, только не красного, от него губы темнеют, — заговорила Оля, — и главное, больше не касайся этой темы, пусть все будет естественно!

— Мне бы только увидеть его, — сказала я, вздыхая, — а там будь, что будет!

— Ты только все хорошенько обдумай, — посоветовала Оля, — а то пахнет все какой-то подставой, если честно. Сама посуди, пришел, тебя опоил, из клуба увел, тут же квартира нашлась свободная, душ там, постель, атмосфера подходящая. Такое чувство, что все было тщательно спланировано, но ты в последний момент ушла из его сетей. Другое дело, конечно, если ты сама этого хотела.

— Ты права, Оля, — ответила я, — кругом права. Возможно, у него был план, но даже если так, я бы не возражала. И он мне действительно нравится. Он так долго не решался ничего сделать, а тут, словно плотину прорвало. Только я все испортила.

— Обдумай все и прими решение, — глубокомысленно подытожила Оля, дружески погладив меня по спине.