Как бы хотелось поскорей прокрутить весь этот… нелепый церемониал. Пропустить-прогнать большую часть высказываний, красноречивых эпитетов мимо отсеков личной памяти. Не смотреть в лица людей, которых я больше никогда не увижу… Не смотреть в лицо слишком спокойного и невозмутимого Дэвида Фроста.
Меня обхаживают, чуть ли не с заискиванием, потому что я и в самом деле такой почетный гость? Улыбаются, пожимают руку, отодвигают-предлагают кресло за столом "переговоров"…
– Ты хоть успел проверить содержание?.. – шепчу Фросту в подвернувшийся удобный момент нашего с ним пересечения в нужной точке места и времени.
Мэндэлл-старший как раз перетянул всеобщее внимание к своей царской персоне, занимая место во главе стола и обращаясь с шутками ко всей честной компании. Кажется, он просил кого-то из своих адвокатов вызвать Эвелин с шампанским.
Почти семейная идиллия.
– Алисия, а какого черта по-твоему я вообще здесь нахожусь? Как ты сама говорила, это моя работа, и я получаю за нее деньги. Ты начинаешь меня расстраивать. Откуда такая несвоевременная паранойя? Ты действительно допускала мысль, что такая крутая компания способна прокрутить аферу по трудовому соглашению с капризным сотрудником вроде тебя?!
Да, Дэвид, не только допускала, но и рисовала в воображении жуткие картинки… которых тебе лучше никогда не видеть!
Это ведь я собиралась залезть в террариум со змеями, от коих зареклась более десяти лет назад!
– Просим прощение за столь нестандартную ситуацию, – один из адвокатов "Глобал-Вижн" уже держал наготове две черные папки (надеюсь, из кожзаменителя) с шикарной черной ручкой… или сам держался за них. – Для нашей компании это не только особый случай и довольно-таки волнительный момент, но и долгожданное завершение самых долгих и изматывающих переговоров. Господин президент приносит свои глубочайшие извинения за то, что не может принять личного участия в этой встрече и отметить столь знаменательное событие собственным присутствием. Но он искренне надеется компенсировать данное упущение в самом ближайшем будущем…
После этих слов, мой мозг резко переключился на другую "шумовую" волну. Я практически перестала улавливать и обрабатывать дальнейшие слова адвоката… и видимо не только слова. Он продолжал что-то говорить (или пытался закончить свою вступительную речь), в то время как моё сознание отчаянно трепыхалось-рвалось из западни собственного панического полутранса.
Реальная контузия по всем болевым точкам обмораживающим жаром… С выбросом удушающего шокового разряда по скрытым зонам когда-то намертво заблокированной психики.
Что это было? Чей-то невидимый взмах, движение? Щелчок, треск?.. Лопнуло сразу несколько вспоротых нервов или… давно затянувшихся омертвевших шрамов?
Медленно оглядываюсь, скорее интуитивно, словно проверяю реакцию собственного тела – могу ли ещё видеть, слышать и понимать происходящее вокруг. Не потеряла ли я сознания? Я всё ещё сижу в кресле или тихо сползаю на пол? Не забываю ли я дышать, оснащая и без того взбесившееся сердце большими глотками спасительного кислорода? Я всё ещё здесь, с этими людьми… или с кем-то другим?
Эллис, всё хорошо, тише-тише! Это всего лишь приступ паники, несвоевременный и совсем не кстати. Ты снова ищешь причины, любой, самый незначительный повод, особенно в словах и поведении этих людей. Да, они часть «Глобал-Вижн», они часть Дэниэла Мэндэлла-младшего, продолжение его незримого присутствия, ЕГО слов, идей и желаний, и это вполне нормально и предсказуемо. В этом нет ничего сверхъестественного!
И да, Эвелин Гувер только что вкатила в открывшиеся двери конференц-зала хромированную тележку-столик с бутылкой шампанского, рядом пустых бокалов и блюдами с закусками. И тебе действительно не почудилось, она переобулась в чёрные лакированные туфли на высоченном каблуке. Сняла пальто, возможно причесалась, поправила макияж и её серо-лиловая блузка тебе определённо очень и очень нравится – само совершенство!
– Алисия, подпись и дата! – ты слышишь, что тебе говорит Дэвид Фрост? Бери протянутую им ту самую чёрную ручку и ставь подпись! Не тупи и не ищи глазами Робин Поланник. Она всё равно ничего тебе не скажет и уж тем более не подскажет. Бери ручку, чёрт тебя дери, Эллис Льюис!
Та самая чёрная папка, раскрытая на последней странице трудового контракта прямо передо мной, в нескольких дюймах от края чёрной глянцевой столешницы. Белоснежная бумага с водяными знаками «Глобал-Вижн» с идеальным чёрным шрифтом Times New Roman по всему тексту… Чёрт! У меня есть шанс пробежаться глазами хотя бы по последним строчкам соглашения? Да ладно вам… если я САМА начну перечитывать этот грёбаный контракт, хрен кто-нибудь из присутствующих рискнёт меня остановить. Я имела на это полное право!
Вот только мысли заполняет лишь одна навязчивая идея-фикс. Я боюсь, что кто-то из увидит, как дрожит ручка в моей руке… как прыгают перед взором вполне знакомые буквы и слова и даже целые предложения, но их смысл с содержанием рассыпаются в моей оцепеневшей памяти искрами сгорающего пепла. Единственное, за что намертво впивается напряжённый взгляд – нижняя линия строки, на которой стоит печать и… каллиграфическая подпись из синих чернил. Ровный, размашистый на заглавных буквах подчерк с легко читаемым именем-фамилией Дэниэла Мэндэлла-младшего.
Да, Эллис, я уже подписался. Теперь твоя очередь. Это же совсем не страшно и не больно! – Что значит, твою мать, «компенсировать данное упущение в самом ближайшем будущем»?.. – Это такой оборот речи. Вежливая форма обращения. Ну же, будь взрослой девочкой, покажи всем и себе, как ты научилась самостоятельно, а главное, обдуманно принимать самые правильные и первостепенные решения в своей жизни. Зачем ты здесь, для чего ты здесь? Вспомни и подписывай! Ну, давай… Твои страхи только в твоей голове. Твоя рука нисколько не дрожит, дыхание размеренное и ровное, сердце бьётся спокойно, без единого надрывного скачка.
Давай, милая, это же так просто! Буква за буквой… смотри только не ошибись именем. Да, правильно, Алисия Людвидж! Умница!
…Если бы можно было пропустить это ощущение сквозь основание длинной раскалённой до красна острой иглы прямо по поверхности собственной кожи, в кожу, в каждую пору, капилляр, в каждое нервное окончание… каждую букву, каждый нажим чуть дрожащих пальчиков… бешенную пульсацию сердца, льющуюся мощным потоком через подушечки этих пальцев…
Нет, он не видел этой картины, но… чувствовал. Считая последние секунды, последние мгновения…
Три… Два… Один!
Глухая дрожь почти беззвучной вибрации с засветившимся экраном чёрного айфона всего в нескольких дюймах от бутылки Martell и бокала с нетронутой порцией изысканного коньяка. Ему не обязательно брать его в руки, он прекрасно знает, что было в этом сообщении… ему даже не надо было его получать от нужного отправителя! Он итак знал, что это произошло! Он это почувствовал… через первый сбившийся удар сердца, в дрогнувших впервые за всё это время кончиках пальцев… в лёгкой испарине, проступившей над верхней губой и на холодном лбу… в острой-сладкой боли сильнейшего возбуждения.
Тлеющая улыбка сама расползается на влажных чуть подрагивающих губах. Дыхание сбивается под давлением зашкаливающей эйфории животного довольства. Впервые позволить своему сердцу набрать бешенные обороты ненормального ритма, вырваться созданием с контролируемыми эмоциями из тугих тисков изнурительного ожидания.
Вот и всё! Так быстро и практически безболезненно. Хотя, нет. Боль была. Но совсем иная… абсолютно иная… Совершенно новая и неожиданная. И она больше не опустошала, нет, нисколько! Она именно наполняла и питала, сытила, разгораясь в тугих струнах перетянутых нервов, обжигая кожу, мышцы и кости плавящим жжением, пульсируя в венах и сердечном клапане выбивающими ударами.
Пальцы подхватывают бокал, медленно разворачивая прозрачное стекло к яркому пятну света огромного окна. Лёгкое круговое движение кисти. Жидкая медь скользит по стенкам, оставляя тягучие разводы хаотичных узоров на тонком стекле изнутри. Завораживающий танец первого шага. Один из основных и ведущих.
