– «Эй, Иван, давай поговорим. Ты че сюда приехал: нас убивать или заработать? Я слышал, вам Ельцин по тысяче баксов обещал заплатить за нашу смерть? Че, молчишь, Иван, язык проглотил, или зарплату пересчитываешь?» – издевался бородатый «переговорщик».

Десантник с забинтованной головой в рваной гимнастерке пополз к оконному проему.

– «Ты куда?» – Глеб схватил его за ногу.

На глазах раненного бойца выступили слезы:

– «Патроны на исходе, так хотя бы матюгну эту сволочь, как следует!»

– «Не делай этого. Они этого о нас и ждут».

– «Чего: чтобы матюгнули?»

– «Нет, чтобы мы поскорее себя обнаружили. Они нас разговорами специально отвлекают: или пошли в обход по флангам, или: самое худшее…».

– «Что может быть хуже окружения!»

– «Минометы. Если накроют минометным огнем: нам хана. Надо поскорее выбираться отсюда».

Группа десантников сделала отчаянный рывок и буквально чудом выбралась из окружения. Как и предполагал Глеб, едва отряд покинул гиблое место – начался минометный обстрел…

Уже в лагере, когда уцелевшие солдаты жарили на костре скудный ужин из черствого хлеба, раненый боец поблагодарил Глеба:

– «Спасибо, батюшка. Я уж и не надеялся, что мы выберемся из этого котла. На душе кошки скребут: зачем мы здесь? Ради чего нас убивают в чужой стране, когда наши олигархи нас продали с потрохами: поставляют оружие нашим врагам. Ты посмотри на них: нам говорил Грачов, что будем воевать против пастухов. А у этих пастухов новая американская униформа, полный боекомплект, обученные наемники. По сравнению с ними: мы пастухи необученные, и необстрелянные. Бросили пацанов на убой и конца, и края этому беспределу не видно. Что скажешь, батюшка?»

– «То и скажу: крепись, солдат. Когда идет эпидемия, ее окружают и купируют. Мы – первая волна: пожарный расчет, если хочешь. За нами придут специалисты, более обученные профессионалы. Нам нужно немного продержаться до подхода главных сил, иначе пламя разрастется, как лесной пожар и счет пойдет на сотни гектар».

– «Помолись за нас, батюшка. За убитых и живых. За наших родителей, которые не знают: где мы. И за родину, которая так жестоко с нами обошлась».

– «Помолюсь, солдат. За всех помолюсь, а самое главное: помолюсь за спасение тех, кто еще жив и потерял всякую надежду. Помолюсь, чтобы этот кошмар закончился миром. Пусть плохим, но без крови и безысходности…».

На следующий день посыльный принес благую весть: война временно остановлена. Воюющие стороны сели за стол переговоров. Генерал Лебедь прибыл из Москвы с поручением вести мирные переговоры с Масхадовым.

Бог войны услышал молитвы истерзанных воинов мальчишек. Большое кровопролитие на время взяло передышку. Выжившие морально и физически покалеченные бойцы возвращались домой с войн, на которую по словам чиновников их никто по документам не посылал…

Выжившие десантники из батальона, к которому был прикомандирован отец Глеб, пришли к нему с просьбой:

– «Отец Глеб, мы видели, как ты держался в окружении и что сделала твоя молитва. Раз истинная вера дает столько сил, мы тоже решили к ней приблизиться: покрести нас, Христа ради».

– «Хорошо, парни. Сделаю над вами обряд крещения, но у меня одна проблема: нет готовых крестиков».

Солдаты посовещались в стороне:

– «Ты, отец Глеб, готовься к обряду, а мы решим твою проблему».

На следующий день солдат – десантник принес котелок, полный самодельных крестиков. Десантники решили задачу оригинально: сплющили гильзы от патронов АК‑74 и добавили перекладину из пули. Получился военный крест из подручного материала. Отец Глеб оценил солдатскую смекалку по-своему:

– «На сей раз сгодится, вернемся в часть – заменим на церковный оберег».

– «Вернемся в часть, отец Глеб. Мы соберем средства и построим в части часовню, в память о погибших на этой войне десантниках».

– «На все воля Божья», – священник окрестил воинов крестным знамением…

Резван и военком приехали на окраину города ночью. Несмотря на позднее время суток город не спал. Догорали пожарища разрушенных домов, где-то то начиналась, то затихала отчаянная перестрелка.

Военком вел машину в темноте осторожно, четко придерживаясь края длинного забора. Сначала Резван не обратил на длинное инженерное сооружение внимания, потому, что был занят своими мыслями. Когда же на очередном повороте машина забуксовала, и седой военком попросил призывника подтолкнуть старенький УАЗик, Резван вздрогнул от шока. То, что до этого, в темноте ночи, казалось забором, на самом деле были горы трупов, сложенные штабелями вдоль дороги.

Резван подтолкнул машину и когда они снова тронулись в путь, спросил у провожатого:

– «Почему никто не хоронит убитых людей?»

Военком ответил не сразу. Закурил и, зорко глядя вперед, процедил сквозь зубы:

– «Работают снайперы. Те, кто пытался забрать и похоронить убитых родственников, сами стали легкой добычей киллера».

– «Но где же справедливость?» – вспылил Резван.

– «Это война, призывник. Война на уничтожение. Забудь про справедливость».

Разрозненные остатки войны пребывали на пункт будущей дислокации. Из оставшихся в живых формировали новые подразделения, укомплектовывая выбывших бойцов новобранцами.

Так звучало официальное обозначение бардака, который творился в деморализованных кровопролитием войсках.

Солдат заперли в казармах на попечение, офицеры, устав от склок в семье из – за хронического безденежья, запили горькую.

Отец Глеб с болью и горечью наблюдал, как на его глазах рушится имидж и судьбы некогда Элитного рода войск. Его родного, всего того, к чему успел прикипеть душой и сердцем.

Отец Глеб сидел в своей комнатке в офицерском общежитии и готовился к вечерней проповеди. Сквозь фанерные щели барака он краем уха против своей воли слышал все, что творится за стенкой у соседей.

В дверь постучали.

– «Войдите».

Две женщины, жены офицеров вошли в комнату, с интересом озираясь на убогую обстановку.

– «Отец Глеб, мы к вам за советом», – начала блондинка.

– «Точнее сказать: за спасением», – подтвердила слова подруги низкорослая брюнетка.

– «Вы меня знаете, как зовут, а как ваше имя в миру?»

– «Ой, извините, что не представились. Меня зовут Ира, – сказала блондинка, – а ее Наташа».

– «Очень приятно. Чем могу быть полезен?»

– «Видите ли в чем дело, – начала блондинка, нервно комкая в руках косынку, – наши мужики на войну уходили гусарами, а вернулись: словно их подменили, озлобились и ожесточились».

На все и на всех, даже на своих собственных детей.

– «Я их отчасти понимаю: я тоже там был».

– «Вы? Поп на войне? Ой, ради бога извините».

– «Ничего, я уже привык к такой реакции. Так в чем моя помощь?»

– «Ну раз вы сами были на войне», – начала блондинка.

– «И сами все видели своими собственными глазами», – продолжала брюнетка.

– «Женщины: не говорите загадками».

– «Ну, вы можете на них повлиять», – сказала на выдохе блондинка.

– «Перевоспитать», – добавила брюнетка.

– «Не получится».

– «Почему это? Вы же изучали психологию, ну и другие науки у себя в семинарии?»

– «Да, изучал, но у одного меня не получается переломить ситуацию. Мне понадобиться ваша активная помощь».

– «Именно наша?» – удивилась блондинка.

– «Я говорю про вес Женсовет».

Всех жен и дочерей военных нашего гарнизона.

– «А что мы им скажем, чем заинтересуем?» – добавила брюнетка.

– «То же, что сказали и мне: спасать своих мужей, свои семьи и всю Армию от полного морального разложения».

– «Нам нужно подумать», – сказала Ира.

– «Подумайте. До вечерней молитвы еще есть время».

– «Ну, мы тогда пойдем?» – уточнила Наташа.