– Эрнан, вы это серьёзно?! Не могу поверить, что прогрессивный человек вроде вас рассуждает об отголосках утопического прошлого. Социализм себя изжил, а абсолютного, полного коммунизма (full communism), как высшей стадии коммунистической формации, вы правы, мы не дождались, но только потому, что эти идеи не претворимы в мировую систему.
– Допустим. Гипотетически. Но я не допускаю предположения невозможности создания коммунистического общества, каким бы утопическим оазисом это ни считалось. Сейчас, общаясь с живыми людьми в современном социуме, соприкасаясь вплотную с их проблемами, я утвердился во мнении, которое понял ещё много лет назад, что любыми правилами можно пренебречь, а то и вовсе игнорировать их. Нет устойчивых законов, применяемых ко всем, нет также готовых моделей, относящихся ко всем и действующих для всех, как нет на данный момент и строя, который не может быть неприемлем для реализации общечеловеческого блаженства. Все течёт – всё меняется. Нельзя отрицать незримое, неосязаемое, тем более, если оно пока сокрыто от понимания. Разве вам, Гаджи, не приходилось замечать, что очень часто люди занимаются любимым делом не ради денег, перспектив или от безысходности, а просто потому, что они любят своё дело и поглощены работой, с которой сливаются в одно целое? Вы можете сказать, что деньги служат стимулом в их работе, я же отвечу, что эти люди останутся неизменно преданными любимому делу вне зависимости от денег и не реагируя на наличие так называемых «ценных бумаг». Бесчисленное количество раз мы волей – неволей встречались с таким индивидуумом, который всецело, безоглядно отдаёт себя полностью любимому занятию, и если его лишить любимого дела, это значит лишить его доступа к естественному источнику света. Таких индивидуумов множество, и они составляют часть жизни в нашем большом муравейнике. В коллективном сообществе они коммуникабельны, общительны, при этом, неустанно выполняя свою работу, получают колоссальное удовольствие от контакта с собратьями и окончательно проделанной работы. Мы же, погружённые в себя, завернутые в собственные мысли, порой сознательно и слепо пренебрегающие внешней красотой мира, забываем задать себе очень простой вопрос: «Отчего они так счастливы?» У таких экстравертов, полагаю, один девиз по жизни, один закон, по которому они живут и трудятся: «От каждого по способностям, каждому – по потребностям». Помня о главном, я при всём своем либерализме и уважении ко всем остаюсь консерватором.
– Ну хорошо, пусть будет так, – сдался Гаджи Рагим, прищурившись. – Я политической ориентации не имею, в Советском Союзе был беспартийным, остался им и теперь, спустя почти тридцать лет после его развала. Но мне, простите мою наивность, не видится ясного будущего за коммунизмом. Считать, что коммунистические идеи были переняты из святой книги, это не просто ересь, а кощунство, богохульство. Мне импонирует ваша честность, но нельзя закрывать глаза на отрицание Бога в марксистско – ленинской идеологии. Здесь неуместны разговоры о копии из Корана, а уж тем более выводы о предполагаемом профессиональном плагиате.
– Что бы вы ни говорили, Гаджи, я не могу не согласиться с вами. В чём – то вы, конечно, правы, однако смею предположить, что весь мусульманский мир подспудно лелеет идею пролетарского интернационализма. Для кого пишутся концепции, программы, резолюции, как не для угнетённых классов? Пользуясь интересами трудящихся и нуждающихся, манипуляторы в разные эпохи жонглируют сущностью Бога бесчестно, бесчеловечно, добавляя либо убирая пункты о нём из кодексов и уставов. Коммунисты, также опираясь в архиважных идеях о содружестве мира и в априорном познании на всеобщее братское равенство, являются не кеми иными, как мусульманами. Впишите, добавьте Бога в атеистический коммунизм, и вам предстанет исламская религия. Удалите, вычеркните Бога из ислама, – получите фундаментальный коммунизм.
Вероятно, это было некогда роковой ошибкой Ленина – непризнание Бога. Ведь планета, объятая более чем наполовину мировым коммунизмом, повернула ось истории вспять, в никуда, к смуте и хаосу. Не смотрите вы на меня такими оскорбленными глазами, Гаджи! – ласково сказал Эрнан, видя, как меняется мимика на лице служителя. – Хорошо, отложим на время мои воззрения, плохо мной объяснимые или, возможно, недопонятые вами. Рассмотрим, к примеру, другой вариант, который имеет место в политической истории. Вы слышали об «Основах третьей мировой теории» ливийского лидера Муаммара Каддафи, впервые опубликовавшего книгу в 1973–1974 годах? В качестве главной задачи в ней провозглашалось построение «подлинного социалистического общества на основе принципов ислама». Эта теория провозглашала новую идеологию «орудия правления», которая объявлялась «альтернативой капиталистическому материализму и коммунистическому атеизму».
Разве путь ко всему здравому пролегает не через образование, не через учение? Не это ли основа ислама и всех предыдущих религий, Гаджи?
– Эрнан, вы всегда такой? Отстаиваете свои взгляды, не сдаётесь и убедительно, планомерно продвигаетесь к цели? Нам бы таких миссионеров, как вы!
В это самое мгновение оглушительным назидательным эхом прозвучало пение муэдзина, призывающего людей на утреннюю молитву. Эрнан, независимо от своего желания, встал со стула, прислушиваясь к азану. Пение встревожило его, оно не походило на те монотонные, минорные, безжизненные исполнения, которые он слышал ранее, ставшие неким бесчувственным ритуалом в механически выполняемой работе. Оно призывало всю окрестность к скорейшему спасению души. Тембр голоса муэдзина, драматическое чтение им молитвы, наполненной душевной болью, настраивало верующих в этот утренний час заглянуть в собственную душу.
Эрнан, в оцепенении, не реагируя на естественные звуковые раздражители, поступающие извне, позабыв на миг о присутствии Гаджи Рагима, упоительно слушал утренний благодетельный азан. И сознание Эрнана, взбудораженное воздушной лёгкой негой от приятного пения, перенесло его в незнакомый город.
В дивном городе, в котором оказался Эрнан, среди модернизированных многоэтажных домов, незнакомых биологии деревьев и прозрачных водоёмов царила атмосфера мистического экстаза. В середине центрального парка с резвившимися детьми, взрослыми и разными видами фауны находилось невероятной чистоты и прозрачности озеро. Изумрудная, поблескивающая от рыжеватого солнечного света гладь озера, пропитанная щекочущим обоняние ароматом восточных пряностей, манила к себе людей с деловитостью аристократического снобизма, при этом сохраняя приличия гостеприимства. На сочной молодой бирюзовой траве отдыхали люди, на лицах которых не было ни малейшего проблеска задумчивости о бренности бытия. Влюбленные пары, не отвлекаясь на других и никого не замечая, были поглощены собой, находясь в пограничном состоянии одурманивающего воркования и волшебства туманной неги, ни украдкой, ни каким – либо движением, ни вожделенным взглядом не опорочив себя. Это наивысшее состояние в партнерских отношениях придавало каждой паре ореол целомудренности.
Странные неиспытанные чувства поразили Эрнана: как такое возможно, что в перенаселённой местности в условиях мегаполиса, идентичной с тропической инфраструктурой, где человек человеку – волк, цепляющийся за все необходимые ухищрения к выживанию, лишь бы не остаться голодным и плотски неудовлетворенным, здесь, в этом причудливо искаженном уголке мира, никто не зарится, не посягает на чужую собственность?
Эрнан оказался среди этих людей единственным человеком без пары и, заметив очаровательных женщин невероятной красоты, точно гурии расхаживающих под руку со столь же прекрасными, антично сложёнными мужчинами, был восхищён их стойкостью перед вездесущим охотником, изнывающим от скрыто сидящего внутри червячка соблазна, который был бы не прочь полакомиться в чужом саду.
Если жители неизвестной столицы не помышляли ничего преднамеренного, недостойного человека поступка: мужчины – злого, а женщины, которые опускали глаза не только перед чужаком, но и перед знакомыми мужчинами, – дурного, то Эрнан, никогда и ничего предосудительного не помышляющий, оценивал, восхищался и ставил выше неземную красоту здешних женщин, сердцем безмолвно благодаря Всевышнего за неоскверненное похотью зрение.
