– Куда ты, Владивой?
Воевода Вихрат догнал его со стороны дружинного двора. Встал, скрестив на груди руки, посмотрел не с вопросом в глазах, а осуждением больше.
– Кметей мне трёх быстро. Со мной поедут. На пристань, – только и ответил тот, не желая ничего объяснять боярину. – Гроза тоже пропала.
– Да небось бегает по двору где-то, – пожал Вихрат плечами. – Ты ж знаешь, она на месте не сидит.
– Не бегает. Убежала уж…
Коней оседлали быстро. Владивой первым выехал из детинца, а кметям только и осталось, что за ним поспевать. Пронеслись по мостовой, распугивая посадских, хоть и надо было придержать скачь, да как-то всё равно было. Владивой боялся не успеть. И знал уже, что, верно, не успел, потому как день замер на самой верхушке полудня, готовый покатиться на другую сторону. Поднялось Дажьбожье око – выше уж не бывает в начале травеня. Дохнуло рыбой из восточных ворот. Гомоном людским накрыло, словно плотным покрывалом. Владивой с пригорка окинул взглядом лодьи, что стояли у берега: полные людьми и почти пустые – и нигде не видел стругов Рарога. Стало быть, отплыл уже.
Как спустились, кмети бросились расспрашивать торговок и рыбаков, что ещё тоже тут толклись, о том, не видели ли здесь с утра девиц приметных: ведь наверняка княжна и рыжеволосая дочь воеводы не могли так просто затеряться в толпе. Особливо, если с Рарогом, на которого все вокруг с любопытством и опаской зыркали, рядом проходили. Но никто ничего не мог сказать толком. Даже самому Владивою не говорили, как бы ласково или строго он ни спрашивал. И он собрался уже уходить, чтобы подумать, куда взор обратить, как в спину ударился горстью крупы чуть скрипучий голос, будто простуженный.
– Я, кажись, видела такую девицу, как ты говоришь, княже, – напрямую княжной женщина её не назвала, но и так понятно, что догадалась, кого князь ищет. – Нынче рано утром, ещё пусто почти здесь было.
Он обернулся.
– Куда ушла? – рявкнул, но смолк, успокаиваясь. Грубостью ничему не поможешь. – Скажи, прошу. Отблагодарю щедро.
– Да не надо мне благодарности, – пожала плечами грузная женщина, которой голос её никак не подходил. Ещё не старуха, крепкая, румяная. И что важным самым казалось: глаза её и впрямь были внимательными, острыми. Такая кого угодно заприметит. – Говорила она со старшим шайки этой, что третьего дня здесь свои струги поставил. Да тот её прогнал. Куда она после подевалась, не ведаю. Да говорила ещё после с купчиком одним. Ладейко Воитичем. Он далёко собирался. До Белого Дола, а там дальше на запад по Воланскому пути.
– Давно отплыл? – Владивой невольно оглянулся, не надеясь, конечно, что лодья того купца ещё стоит у берега.
Ладейко – он помнил – лишь второй год как в Волоцк заезжал. Непременно приходил к нему и на прямом пути, и на обратном, дары небольшие приносил: то нож какой диковинный с рукоятью костяной резной. То отрез ткани богатой – княгине на верхницу. Да только вот, похоже, Беляны в лицо не знал, раз согласился её увезть. Молодой ещё, не так давно в Волоцк тропку протоптал. Каждую весну появлялись в городе и те, кто держит путь по Волани уже много лет. Но и те приходят, кто только нынче решил удачи пытать в торговле, потому как дорога эта речная всё больших к себе влекла, всё чаще толкались корабли на пристани, и прошлой осенью пришлось даже расчищать берег чуть дальше от стен, чтобы всем могло найтись место. А в посаде появился ещё один гостиный двор. И уж как злился оттого хозяин самого первого двора – воевода Вихрат. Тревожился за дело своё, в котором больше заправляла всё ж его жена, бойкая, маленькая, словно белка, Жива. Но и он понимал, что всем места у них не хватает. Потому с другим двором, что открыл сам недавний купец Звуйко, они скоро пришли к согласию.
– Так давно уж уплыл, княже, – вздохнула женщина. – И след простыл. А поплыла с ним девица-то или нет, то я и вовсе не видела толком. Но он, кажись, согласился. Везти-то её.
Владивой покивал, поглядывая на гридей, что рядом с ним стояли и слушали во все уши. Неровен час, им придётся в путь отправляться, перехватывать где по дороге Беляну и возвращать, неразумную, домой.
– А скажи ещё. Девица-то одна была, или двое?
Торговка удивилась даже. Вздёрнула брови, размышляя.
– Да одна, княже. Других я и не видела. После-то людно стало, как все проснулись после гуляний…
– А предводитель той ватаги, что тут отиралась несколько дней, – перебил её Владивой, – он больше ни с кем не говорил?
– Да разве ж я за ним смотрела, княже? – слегка обиделась женщина. – Нас не трогали они, так и ладно. Раз без злой мысли в голове приплыли – лодью свою починить – то и нам сторожиться от них чего? И смотреть за ними.
– Верно всё говоришь, – пришлось согласиться.
Владивой покивал, поднял руку, останавливая другой рассказ говорливой бабы, которая уж и рот приоткрыла, чтобы продолжить. Уже почуяла волю болтать обо всём, что ни попадя – а время-то уходит. И с каждым мигом Беляна всё дальше от Волоцка. Как, впрочем, и Гроза, которая – теперь можно быть уверенным – уплыла вместе с Рарогом, урони Перун молнию ему на голову.
– Твердята, – глянул Владивой на десятника, что целый день следом ходил, готовый любой приказ выполнить. – Купи у этой женщины всю рыбу. Пусть в поварне ухи нынче справят. Пожирней.
Как только вернулись, он тут же приказал Деньше отряд собрать и в путь отправить – не медлить. По воде догонять Беляну не с руки. Она в любой веси может на берег сойти, ведь куда собралась, то ещё не известно, хоть теперь и догадаться можно было. Княжич Любор, сын прославленного Ратмира, что вёл свой род ещё от первых пришедших с юга князей Воиборичей, ещё год назад едва не прямо заявил, что Беляну готов хоть тотчас замуж взять. То ли хмель ему ударил в голову в день Перуна, когда князь с отпрыском своим волею случая оказались в гостях у Владивоя. То ли и правда были его намерения чисты и правдивы – в том он разбираться не стал. Потому как знал уже, за кого дочь свою единственную отдаст. А мимолётные мечтания и страсти, что могли занять голову молодого княжича – пусть даже Беляна и отвечала на его пылкие взгляды ответными весь день – ни к чему никого не обязывали. А уж Владивоя, как отца – тем более.
Да и Ратмир не осерчал вовсе, кажется, на вполне открытый отказ от сыновьего сватовства к Беляне, хоть во всех смыслах жених мог бы получиться из Любора достойным.
Вот к нему-то по некому тайному сговору и могла броситься Беляна, не растеряв ещё в своём юном возрасте чаяний о большом и светлом чувстве, что обязательно победит все невзгоды. Да только Владивой в это уже давно не верил. Казалось вот, любил Ведару, сил не было свадьбы дождаться – а после так опостылело всё, что хоть вой. А особливо как третье дитя, четырехлетнего Заслава, только на коня посаженного, Морана в свой чертог забрала так рано. С тех пор с женой старшей вовсе никакой мочи стало жить. Но утряслось со временем, укрылось толстым слоем безразличия, словно песком.
Не заладилось и с меньшицей Сенией, дочерью старейшины Рудогостя, что главенствовал в восточной большой веси Заболони, раскинувшей свои избы на обрывистом, совсем диком, казалось бы, берегу Волани. Там много били зверя, рубили лес и сплавляли по воде дальше, в соседнее княжество, что лежало на равнинах, ограниченное с западной стороны невысокими горами. Сения была девушкой миловидной и покладистой, да и дури большой в своей голове не держала: так говорили. А потому можно было надеяться, что хотя бы с ней жизнь супружья заладится. Появятся и новые наследники, и полюдье с земель заболончан станет щедрее. Но Сения, так и не выносив первого ребёнка, очень быстро сникла. Как будто испугалась гнева мужа, хоть ни в чём её винить Владивой и не собирался. Да всё как-то наперекосяк пошло. Он её не знал толком и не мог найти к ней должный подход, чтобы снискать доверие и заставить перестать его опасаться. А она тихо обожала его. Боялась и жаждала – странная смесь чувств, которая часто путала всё в их и без того непростых отношениях.
