Глава 2.

Бледно желтое, почти бесцветное солнце. Какой-то обездоленный цвет. Тусклый и невзрачный. Как те обделенные курицы с обычных птицефабрик. Всё же это странное сочетание кубометров снега, выпавшего за зиму и такого далекого солнца, цветом похожего на желток дешевых яиц. Словно иллюстрация одиночества. Есть солнце, но оно не греет. Есть кто-то, но это не имеет никакого значения.

Так и выглядели все после той экскурсии на Синайские горы. Словно никого нет рядом. Только ты один и хочешь завернуться в теплый плед. Полежать с закрытыми глазами. В уединении, в отличие от одиночества, глаза хочется держать открытыми. Всё становится куда очевиднее, когда не теряется в потоке слов между людьми. Чужие мнения перестают иметь значение и влияние. В уединении человек обнаруживает себя. Только так он слышит себя истинного.

За четыре дня до завтрака под взглядами верблюдов, представитель туристической фирмы живо рассказывала про эту экскурсию: “Это удивительная поездка!” – говорила светловолосая девушка, рассматривая лица вновь прибывших туристов. Она вышла замуж за местного египтянина и теперь продавала экскурсии соотечественникам. – “Вы пройдёте тропой Моисея. Увидите рассвет на вершине горы. Солнце практически выплывет из-под ваших ног. Вы это никогда не забудете”.

–Долго мы будем подниматься в гору? – спросил звучный мужской голос, позади меня.

–Около четырех с половиной часов. На самом деле там пологая дорога и можно взять верблюдов. Это очень облегчает подъём – добавила она заботливо.– Ещё нужно взять тёплую одежду. Вместо утреннего кофе в отеле, вы получите наборы для завтрака на природе.

Открытки с видами Синайской горы продавались на каждом углу. Они притягивали мой взгляд. Моя первая поездка к монастырю, который выстроен в низине и окружен Синайскими горами, создавала дополнительный интерес. Эти две экскурсии продают раздельно. Тот, кто едет в монастырь проводит там весь день. Выезжают утром, затем выстаивают длинную очередь к “Неопалимой Купине”.

Горящий, но не сгорающий терновый куст, где Бог явился Моисею, который в это время там пас овец. Здесь Бог воззвал к нему, приказав ему вывести народ Израиля из Египта в обетованную землю. Эта святыня находится на территории монастыря “Святой Екатерины”. Службы идут каждый день на греческом языке. Его двери открыты для туристов. У них даже есть небольшая гостиница для паломников.

Сложно усидеть в отеле, находясь рядом с историей, которой тысячи лет. Вот где время ощущается как мелькание сотен лет. Один день, тысяча лет – не всё ли равно для этого куста, к которому протягивают руки все туристы.

После посещения монастыря, подъем “Тропой Моисея” словно продолжение первого впечатления. Эта те самые горы, даже если они уже изменили местами свои очертания. Величие притягательно. Поэтому листая экскурсионные предложения, тянешься к Синайским горам.

Накануне, около одиннадцати вечера, большой экскурсионный автобус забирал зевающих туристов, поджидающих его около своих отелей. Всем хотелось спать. Дорога до подножия горы показалась легкой. Ночью ехать теми дорогами хорошо. Огромные глыбы камней словно растворяются в темно-синем сапфировом египетском небе. В России, да и в других странах мне пока не встречался такой оттенок.

Утром и днём, при ярком свете, земля кажется утомлённой. Её словно тяготит тяжесть каменных нагромождений. Ехать становится неприятно. Кожей ощущаешь опасность, таящуюся в мелькающих за окном горах. Стоит только прийти в движение этому каменному царству, и оно снесёт вокруг себя всё живое.

Ночью автобус ехал проворно. Кто-то переговаривался, но большей частью пассажиры дремали. У подножия Синайской горы к полночи собралось несколько автобусов. Иностранная речь доносилась со всех сторон. Всё сразу пришло в движение.

–Впервые моя группа состоит ровно из сорока человек! Я – настоящий Али-Баба! – деловито, сухим смешком отметил наш гид. Затем он расторопно отвечал на посыпавшиеся вопросы. – Да! Конечно! Можно брать верблюдов!

Все перебивали друг друга, подкидывая разные вопросы. Больше всего спрашивали о стоимости аренды верблюдов для подъема на гору, стоимости чая и кофе, об опасности встречи с бедуинами. Тут же самопровозглашённый Али-Баба несколько раз повторил про время, в которое автобус тронется в обратный путь. Идти такой большой группой оказалось неудобно. Постоянно жаловались на свои жесткие седла туристы, ехавшие на верблюдах. Остальные смотрели им вслед, идя позади и не видя уходящей вперед дороги.

Несколько человек рядом со мной обсуждали все неудобства такого восхождения. Верблюды внезапно останавливались по дороге. Туристы кричали гиду о желании идти ногами и просили снять с верблюдов. Никто им не отвечал. Они заплатили за свой подъем. Погонщики верблюдов шли, не обращая внимания на непонятную речь.

Вдруг несколько человек, обсуждавшие наш подъем, очень быстро стали выходить из общей толпы. Я устремилась за ними. Так шесть человек оказалось впереди всей группы “Али-Баба”, рядом с теми людьми. Верблюды теперь шли позади нас. Шум от большой группы стал смолкать.

Ночь блистала в своём великолепии: огромная луна освещала наш путь. Необыкновенная и неожиданная красота открылась моему взору. Внутри меня что-то изумилось и встрепенулось в ответ на это величие. В моей голове прозвучало: “Ночь темна и небо внемлет Богу”. Они вдруг сорвались с губ и прозвучали в Синайских горах. Под небом усеянным звездами. Такая тишина и легкий ветер приветливо касается лица. Не прежде, не потом уже не случалось мне видеть такого неба и таких звёзд. Никакой художник не повторит их. Хорошая фотография зафиксирует. Видеоряд покажет. Только так не ощутить на себе их сияния.

Видимо такие звёзды вошли в восточную поэзию. Они волновали и удивляли своим видом. Под этими звёздами стихами тысячами лет человек подтверждает свою особую роль. Кто-то её не понимает. Поэзия звучит сотнями миллионов голосов. Разве она не симфония жизни? Весь вопрос только в восприимчивости её звучания.

Мне нравится танец слов, которые порой удивляют рисунком своей хореографии. В некоторых обнаруживается особое удовольствие. Вроде превосходного сорта чая или кофе. Они могут быть гурманскими или ординарными. Их роль превышает смысл, который он несут.

Люди столь малы, если соотнести их с солнцем, горами, землей, звёздами и луной. При этом, оказались способны к созданию чего-то нового. Они способны меняться и менять мир вокруг себя. Это остается недоступным для гор и земли. Прекрасные далёкие звёзды, кто знает, не мы ли это в будущем? Вдруг мы устремляемся вверх, продолжая наблюдать за нашим общим домом. Ярко-голубой планетой Земля.

Есть две равные части меня. Одна Марта находит удовольствие в стихах. Другая Марта стоит на осязаемой и прочной основе. Вторая выносит куда больше первой. Её сложно удивить и разбить. Холод в мыслях гарантирует спокойствие в любой ситуации. Пережить боль возможно, если лёд стал частью тебя. Никаких эмоций. Только пронзительный и холодный взгляд.

В этом мы походили с Артуром. Про Близнецов так и пишут. Два человека в одном. Медаль с двумя сторонами. Марта и Артур – история, которая постоянно вторгается в мою жизнь. Через чьи-то слова, фразы, события и сны.

Одна Марта пишет стихи, тоскует о несбывшейся жизни и помнит все прекрасные слова в той истории. Другая Марта помнит ту историю целиком. Она расскажет про насилие и бесправие в мире. На фоне них, утраченная любовь как легкая печаль, мало значима на фоне других страданий в мире.

Сколь велико горе, если оно мелькнет на фоне другого горя? Выпущенная стрела пронзает насквозь. Глубокое как бездна это горе. Бескрайнее как бесконечная ночь. Счастье как солнце. Ужас как кромешная тьма.

Никого не оказалось рядом со мной той ночью на Синайских горах. Ни души. Ни верблюдов, ни людей, ни голосов. Только дорога, уходящая вдаль. Я умудрилась потеряться. Небо удивительное в своей красоте удерживало моё внимание. Мне хотелось запомнить его таким, унести за собой эту прекрасную тишину. Только легкое чувство растерянности, а не опасности озадачило меня.