Не ноябрь – какая-то пресная мутная тишь.

Первый снег – основная причина для телеэфира.

Не бездействуешь, просто уютно без дела сидишь

На краю безнадежного, старого, ржавого мира.

Почему-то все время болит и болит голова

У лохматой бесчувственной тени в соседнем квартале.

Не опомнившись, тает почти неживая Москва,

Распадаясь на воду, известку и все остальные детали.

Опять безучастно скрипят где-то там во дворе

Качелями тоже-ведь-люди от трех до шести,

И если смотреть не на ветки деревьев, жаре,

Казалось бы, явно и место и время цвести.

И если смотреть не на низкое небо, бордюр

Сухой и по-летнему блеклый, вотрется в мотив

Отличного лета. Из всех ненакрашенных дур

У этой, пожалуй, – совсем никаких перспектив.

Но впрочем, не будем о важном и остром теперь.

Так что? Безучастно скрипят с полусотни сторон

Качелями дети. И в такт – деревянная дверь.

И если смотреть не на старый диван, то и он.

Прошла себя за полчаса до двух.

Предел владений, как вершина Эвереста,

Отмечен белым флагом: время, место

И совокупность сказанного вслух.

Давай иначе: я умру нескоро,

Засяду сразу за пятнадцать неотложных,

Нет, пятьдесят безумно срочных дел

(за самые большие из возможных),

Не отвлекаясь на пустые разговоры.

Тогда посмотрим, есть ли мне предел.

Так хорошо терять былую хватку,

Скорей бы потерять ее совсем,

И по ночам в прохладную кроватку

Не приносить во сне запретных тем.

Отдельно подчеркнув, что я не гений,

Продлить на год студенческий билет —

И запихать макеты приключений

Под кресло, как спасательный жилет.

Специально брожу по знакомым местам,

прикасаюсь к знакомым вещам —

чтобы стало неважно, ты здесь или там,

в поколении новых мещан.

Чтоб сместиться на день, на сезон и на год,

повторяя привычный маршрут,

и забыть, что проклятое время – идет,

что мое уникальное время – идет,

и в принцессы уже не берут.

Я тебя продолжаю встречать по утрам на проспектах,

В веренице знакомых и слишком знакомых прохожих,

На рекламных щитах, на журнальных листах; среди тех, кто

Совершенно другой, но умеет смеяться похоже.

Я в бегах, на бегу и готовлюсь к пробежке на старте —

В параллельных мирах, параллельно в десятке галактик.

И меня, может быть, на рассвете в какой-нибудь Спарте

Просто сбросит со скал дальновидный дряхлеющий практик,

Остановит мой бег.

Нет, здесь не курят. Отойди на перекур,

Не тереби в руках салфетку, пачку, ложку.

И не надейся, что из всех знакомых дур

Меня за жизнь сложить удастся понемножку.

На ярком фоне мировых абсурдных склок

Не сочинять стихов и проз теперь занятно.

По выходным умею – глядя в потолок —

Не обращать внимания на трещины и пятна.

И засыпаю плохо.

Вот, принцесса моя, у тебя слишком тонкие ручки,

и я вижу насквозь, из чего состоит твое племя.

Между тем, мне осталась неделя до новой получки:

и тогда попируем, тогда заживем – и не время

говорить о тревожном, печально закатывать глазки.

Не тревожься, наладится, будет, придет, успокойся.

Лучше выйди во двор, оцени киноварные краски

и послушай, как птицы кричат…

и послушай, как ставни стучат…

и не бойся.

а у тебя такие теплые манжеты

и не хватает денег на перчатки.

и каждый месяц – новые сюжеты

в твоей несуществующей тетрадке.

а я все здесь – в другом районе мира.

я буду вечно здесь – в другом районе мира.

говорят, нам осталось всего ничего до последнего дня.

так значительно проще, удобнее; все, наконец, измеримо.

ну и что, что меня отберут у тебя, а тебя – у меня?

все равно по утрам мы с тобой регулярно расходимся мимо.

все равно мой единственный дом будет пущен на самое дно

потеплением климата, таяньем льдов, переменой гольфстрима.

по сравнению с этим – пускай происходит все то, что должно:

в революциях сна, отношений, в других элементах режима.

однажды случайно проснулась не там:

предметы другие и пахнут иначе.

порядок, расставивший все по местам,

меня от привычного хаоса прячет.

но снова любое распутье – подлог,

одна колея все маршруты прогрызла.

и мы по краям – по велению ног,

которым нет дела до здравого смысла.

Смотри, у нас по-прежнему дождливо,

как в январе. У нас, считай, январь.

Они – их много – пьют живое пиво

и проклинают местный календарь.

Меня – немало – впрочем, не хватает

на полстатьи среди твоих страниц.

Я – уменьшаюсь. Мир – располагает

унылым сходством незнакомых лиц.