– Ну что, де́вица-красавица, поживешь с нами?

– Да! – с радостью кивнула она и просияла. – Вы хорошие, а на свалке все та-а-акие страшные! Страшней волков! А попить у вас есть? Я ж всю ночь просидела, и утро, и вот… думала, изжарюся.

– Тут ручей близко, – сказал Артур.

– Считай, девица, тебе повезло. – С важным видом Гус обнял ее за плечи, поглядывая на колыхающуюся под рубахой грудь. – Как же ты, красавица, сюда попала?

– Муж отдал. – Она погрустнела.

– Вот дурак! Такую женщину!

– Он старый был, я ему изменила, вот он и…

– Нам все равно, правда ведь? – Гус подмигнул Артуру. – Будешь моей первой женой.

– Твоей?! – Девушка с надеждой посмотрела на Артура.

– А что? – обиделся Гус. – Я опытный, несмотря на то что умный. Зовут меня Гус-охотник, а тебя как кличут?

– Вита.

– Сейчас, Виточка, спустимся в овраг, и ты напьешься. А потом мы тебя покормим, ты ведь голодная, да?

Возле обрыва Вита ойкнула, сложила руки на груди, сглотнула. Ползти по скалам она наотрез отказалась – пришлось обходить. И откуда она взялась такая беспомощная? Артур думал, что те, кто не может за себя постоять, в Пустоши не выживают.

Утолив жажду, девушка стала произносить слова отчетливее и затрещала с удвоенной силой. Оказывается, семья ее жила недалеко от Омеги и поставляла в замок еду. Тогда понятно, почему Вита неженка: никто не набегает, отбиваться не приходится. За последние несколько сезонов из неприступной крепости Омега превратилась в подобие старинного города, Артур в книжке читал, как раньше жили. В близлежащих деревнях того, кто вел себя не по правилам, наказывали, ссылая, очевидно, сюда, на Полигон.

На миг он задумался, что будет, если окрепнут омеговцы, подомнут всю Пустошь, установят свои порядки. Плати им, и никто не нападет, не сожжет твою ферму, не продаст сестер в рабство. Вроде бы замечательно, но почему-то мысль не радовала.

Возле пещеры Гус сложил кучу хвороста, вынул из кармана штанов стекляшку и принялся разводить костер. Не успел Артур развязать узел с «глазами», как хворост задымил и вспыхнул. Гус вынес из пещеры недоеденную волчатину, нанизал на железки и сунул в костер.

Вита сразу же забилась в пещеру, в прохладу, но Гус велел ей выходить.

– Поешь, – скомандовал он.

– Я не хочу. Мне жарко, – простонала она.

– Мужик сказал: ешь, значит, ешь!

Мясо уже начало портиться, Артур покривился, но затолкал в себя кусок. Гус падальщиком навис над Витой и не успокоился, пока она не проглотила всё. Н-да, взял он ее в оборот!

Расправившись с едой, девка занялась хозяйством: выволокла на солнце отсыревшие тюфяки и «одеяла».

– Грязное все, – вздохнула она. – Постирать бы! Давайте постираю, тут же ручей недалече.

– Ишь, хозяйственная! – Гус щурился, довольный приобретением. – И какая – ух! – кровь с молоком! Завтра озаботишься, вишь, темнеет уже. Повезло тебе, девица, что меня встретила! А то пропадать бы тебе на свалке.

Артур уселся, подперев голову руками. Вита трепетала под взглядом Гуса и заглядывала ему в рот, а он рассказывал, какие все вокруг плохие – если девка и нужна кому, то для того, чтобы потом съесть, а он, Гус, хороший, ему ничего не надо, лишь бы кто-то был рядом, приласкал и обогрел.

За глыбами, которые служили своего рода воротами, что-то зашуршало, посыпались камешки, заскулил волк.

– Волки! – Артур вскочил и выхватил «хауду».

Вита взвизгнула, прижав ладони к щекам.

– Еда! – оживился Гус, потер лапки.

– Выйду – может, пристрелю парочку, а если не удастся, в ловушки приведу.

– Подожди, я с тобой… – Гус схватил пистолет-пулемет и поспешил следом.

Вскоре стало ясно: оставаться на карнизе – все равно что добровольно сидеть на сковороде и ждать, пока корочка хрустящая появится. Лекса то и дело накрывала тяжелая дремота, полубред. Голос в голове советовал спуститься и принять бой. Голос убеждал Лекса, что это единственный шанс выжить и что быстрая смерть лучше медленной… Курсант представил, как перед его лицом распахивается зловонная пасть, как зубы впиваются в плоть, как алчно хрипят мутафаги… Нет. Он не пойдет на верную смерть. Он ждал чуда, сначала лежа, потом сидя, потом стоя. Перед глазами плясали разноцветные круги, раскаленный камень обжигал даже сквозь подошвы, и Лекс топтался на месте – движение держит в тонусе и не дает скатиться в беспамятство. Но мир всё темнее, круги всё ярче…

…Очнулся Лекс, когда носки ботинок уже свешивались с обрыва. Еще шаг – и застывший в ожидании вожак бросился бы на жертву.

– Не дождетесь, – прохрипел курсант, – я солдат Омеги. Не дождетесь! Брысь!

По лицу скользнула тень, он задрал голову: над ним кружил, расправив перепончатые крылья, падальщик.

А если перерезать себе вены? Истечь кровью, но не достаться мутафагам на обед? Падальщики попируют, но этого он уже не увидит. Умрет пусть не с честью, но не самой противной смертью.

Лекс уселся, не обращая внимания на обжигающие камни, размотал кожаную ленту, прижал лезвие к запястью на левой руке. Надавил, стиснул зубы: одно движение, пока есть силы… Наверное, лучше резать вдоль вен. Вот так, резким движением… Но в последний момент он ослабил нажим – царапина получилась ерундовая, выступило несколько капель крови. Даже умереть не может…

«Погоди, – посоветовал голос в голове, – спустись. Все бывает. Вдруг прорвешься».

Голос говорил не словами, а ощущениями и больше не пугал. Лекс к нему как-то уже привык. Перегрелся, мозги закипели, вот всякое и мерещится. Сперва голоса, а потом «любимый папочка» придет, а там и мамка – свидеться напоследок.

Лекс боролся с мороком до вечера, то погружаясь в беспамятство, то выныривая.

Жахнул выстрел. Курсант распахнул глаза, уже темнело, долину накрыли сумерки, похолодало. Может, послышалось? Он вскочил, глянул вниз: волки уже не сидели цепью, они метались по странным траекториям, вглядываясь в кусты. Вожак рычал, прижавшись к земле.

Вот он, шанс! Возможно, последний, и хотя шатает от усталости, его надо использовать.

Не раздумывая, Лекс отстегнул нож и спрыгнул.

Он бросился на вожака сзади, оседлал. Пластины были скользкие, пришлось ухватиться за шею. Не успел мутафаг сообразить, что происходит, курсант вогнал клинок в его глаз. Волк взвыл, крутанулся на месте, сбросив с себя наездника, и рухнул в пыль рядом. Лекс вскочил, перехватил нож поудобнее, понимая, что сейчас стая бросится на него… Снова жахнул выстрел, лязгнуло, пуля отскочила от пластины какого-то мутафага, забормотал пулемет – Лекс вовремя присел, над головой просвистели пули. Толку от невидимого союзника мало, разве что волки на него переключатся.

Но произошло странное. Поведение волков не укладывалось ни в какие рамки: они кинулись в разные стороны, визжа недорезанными поросятами.

Не опуская ножа, Лекс дождался, пока из-за кустов выйдет его союзник.

Это был темноволосый скуластый парень, ровесник Лекса. Не «мясо» – сильный, тренированный. И взгляд удивительный – задумчивый и печальный. Не подходил такой взгляд к хищной морде.

– Артур, – сказал парень, целясь в Лекса из «хауды». – Меня зовут Артур. Это я тебя спас.