Пару недель мы с супругом жили спокойно и отчаянно играли в крепкую семью. Новости пришли откуда не ждали: от Лильки. Гая каким-то чудом нашла по памяти ее дом. Оказалось, что в дни после моего побега Гая с мамой не раз дежурили возле дома моего отца в надежде меня найти, а я была далеко, у родителей Дениса, на другом конце города; и только потом Гайке пришла в голову мысль найти меня через Лильку. Представляю, как она бродила в слезах по страшному, серому незнакомому спальному району Ярославля в поисках Лилькиной девятиэтажки. Квартиру Лили Гаянэ вычислила, расспросив соседей. Она плакала перед Лилькой и умоляла, чтобы та организовала нам встречу, на которой мы смогли бы объясниться (она же не понимала истинной причины моего исчезновения, я просто пропала с радаров, не отправив ей даже прощальной смс-ки). Катя не умеет объясняться – она просто сбегает от проблемы, преимущественно в лес, это у нее с детства. Я отказывалась от встречи с Гаей до последнего, но потом сдалась. Мне было очень ее жаль, однако я решила стоять на своём до последнего и остаться с Денисом.
Я так опасалась этой встречи, так боялась Гаи, и, как оказалось, не зря. На Богоявленской площади в назначенный мною день и час я ещё издали разглядела Гаянэ, в сливочного цвета куртке-дубленке мужского фасона. Как только я сравнялась с ней, она заглянула в меня таким пронзительным, колючим, проникающим до сердца взглядом (в нём читался только один вопрос – ПОЧЕМУ?), что у меня было только два варианта: провалиться сквозь асфальт на этой центральной ярославской площади или развернуться и бежать от Гайки, без разницы куда.
Лицо обезглажено дымкой очков,
и они не от солнца и не от сглаза,
не для образа завершенного,
не от ухмылок врагов –
просто чтобы взгляд убивал не сразу…
Алиса Бегущая. Апрель 2012
Меня успокаивало только то, что Лилька-организатор прогуливается где-то неподалёку и держит ситуацию под контролем. Она «заберёт» меня через полчаса, которые выделила нам с Гаей для встречи (мы с Лилькой так договорились на случай, если что-то пойдёт не так). После этого получасового финального разговора на повышенных тонах, в котором я постаралась донести до Гаи, почему не могу быть с ней, я думала, что точка поставлена. Взрослая Гаянэ поступила мудро: выслушала все мои возражения, работать с ними не стала, поцеловала меня на прощание в лоб, как покойника, и, гордо расправив плечи, уверенно направилась в сторону своей остановки.
Да, я отреклась, отказалась от Гаи, но не смогла убежать от мыслей о ней. Она всегда маячила где-то в моей голове, хотя ничем о себе не напоминала (не искала меня более, не звонила; видимо, решила «умерла так умерла»). Я продержалась до осени того же года и сама начала писать ей нелепые смс, звонить с незнакомых номеров, чтобы помолчать в трубку, как ребёнок (благо, Гая, в отличие от меня, удивительно постоянна в своих телефонных цифрах). В декабре 2004-го я поздравляла ее с первым снегом. В то время мы лежали с трехлетним сыном Гошей в инфекционной больнице. Я забивалась куда-то на больничный чердак, смотрела в окно на водопады снега, курила настрелянную у маргинальных соседок по палате «Балканку» и строчила Гайке смс-ку за смс-кой. Правда прийти нас навестить я ей не позволила, не хотелось предстать перед модной красавицей Гаей в больничном халате и с немытой головой.
Новый, 2005-й год. Сразу после курантов я убегаю из-за семейного стола в соседнюю комнату (Гошину детскую), чтобы, задыхаясь от волнения, поздравить Гаю с Новым годом. В мой январский день рождения, плачущий весенними ручьями, Гаянэ закинула мне в качестве подарка денег на телефон, а через день я решилась встретиться с ней. Это была краховая встреча. Я предстала перед ней располневшей, страшенной, обабившейся от замужней жизни (как мне удалось так скатиться всего за семь месяцев?). А Гая была все та же: легкая, воздушная, только теперь с короткой стильной стрижкой (так она больше похожа на лесбиянку из моих грёз) и ещё более уверенная в себе, чем весной 2004-го. Мы целовались в туалете кафе, Гая буквально втолкнула меня в кабинку, и в этот раз мне было все равно, что за нами подглядывают унитазы, – так я была рада видеть её после разлуки.
Встретились и снова разошлись, надолго. 5 мая 2005 года я смс-кой поздравила Гайку с нашей первой годовщиной, пусть этот год мы провели и не вместе. Написывала ей летом с дачи, где мы с Гошей проводили мои универовские каникулы. Гая в тот момент уже была в отношениях (со скучной девушкой-адвокатом) и потому общалась неохотно. Я поняла, что ловить больше нечего, и надолго замолчала. А потом… октябрьское морозное утро 2005-го, когда я поняла, что мне ну никак не прожить без Гаи! На расстоянии, дистанционно, мне всегда любится легче, проще. Но в то утро я не удержалась и написала Гаянэ смс:
Ты чемпион по незабываемости.
И Гая легко и неожиданно для меня предложила встретиться. К тому моменту она выучилась на парикмахера-стилиста и работала в салоне красоты. Несмотря на небольшой опыт, Гайка уже делала успехи, а вскоре стала настоящим мастером своего дела (и вообще она бралась только за то, к чему действительно имела призвание, не размывалась). Я приехала к Гае в салон раз, приехала два – и вскоре стала появляться там каждую ее смену, потому что больше нам негде было встречаться. Могла часами сидеть и любоваться тем, как она работает.
Ты чемпион по незабываемости.
А ведь так и есть, до сих пор. Я и сегодня, в марте 2018-го, готова отправить тебе смс с тем же самым текстом, только вот оно останется без ответа. И знаешь, Гай, ты часто рядом со мной. Я научилась спать одна – на животе, как никогда не спала в твою бытность, лицом в подушку, одну-единственную подушку на огромной двухспальной кровати. Но я так и не могу привыкнуть смотреть одна фильмы, наши с тобой любимые: испанские или муратовские10. Очередную киноработу Педро Альмодовара, «Джульетту» (Julieta, 2016), я вкушаю одна. Если смотреть строго в экран ноутбука, можно представить, что ты лежишь рядом, на своём месте, с краю кровати, из-за которого у нас частенько была драка и которое ты так отчаянно отстаивала. Но вот я чуть отвела глаза от экрана влево – а там пустота, обсудить сцену не с кем. И фильм-то, как назло, о том, что мы перестаем ценить тех, кто рядом, занырнув с головой в свою печаль (проблему, тоску, депрессию, болезнь – нужное подчеркнуть). Близкие и любимые люди поначалу подыгрывают нам, вместе с нами лелеют нашу «кручинушку», а потом устают её нянчить и попросту уходят.
Золотые, бесценные люди к нам приходят, стучатся, звонят.
К нам бредут, как по минному полю, тянут руки сквозь наши печали
к нам – холодным, пустынным, выжженным…
А давай мы с тобой выживем?!
Нас почти уже залатали.11
Я обращаюсь к тем, кто еще не успел потерять: берегите СВОИХ, пожалуйста! Не утопайте в вашей «проблеме», «болячке»; не ведитесь на мимолетные увлечения: на чей-то сладкий флирт, на интеллект, на бездонные глаза. ВАШЕГО человека вам потом никто не заменит и никто не вернёт.
Как же хочется вернуться в 1 сентября 2009-го, когда в моей голове еще не поселилось ни одной дурной мысли о смене партнёра (я, представьте, начала искать новую девушку из-за того, что Гая не умела красиво излагать свои мысли на письме – всего-то лишь!). В то самое 1 сентября, где я стою у оранжевой стены в детской (второклассник Гоша – на школьной линейке) с сотней чёрных мягко-шерстяных акриловых афрокосичек в волосах и с огромной гроздью зелёного винограда в руке. Я переполнена счастьем от встречи с Гайкой после двухнедельной отпускной разлуки (мы с Гошей и с моим папой втроём ездили в Крым, а Гая осталась работать, её не отпустили с работы) так же, как эта недавно отремонтированная нами комната переполнена ласковым летне-осенним солнцем. Гая смотрит в объектив здоровенного полупрофессионального фотоаппарата, а я улыбаюсь ей, играю с ней, позирую для неё. И нет проблем, нет мира за ярко-оранжевыми стенами этой комнаты. Люди потом увидят на фото счастливую девушку, не более. Они не поймут, кому эта улыбка предназначалась, если не знают меня достаточно близко.