– Конечно. Aechzin. – как ни в чем не бывало проговорила Ринуэль.

– Хезцин? Я никогда о таком не слышала. Даже выговорить не могу. Из чего оно?

– Корень тысячецвета вымоченный в дубовом отваре. Попробуй, это вкусно.

– Что-то звучит не очень.

–А это?

– Лепестки роз в сахаре.

– Звучит уже лучше.

Лионор глубокой ложкой зачерпнула себе щедрую горсть красных, словно замороженных лепестков. На вкус они были хрустящими и сладкими, с легкой горчинкой.

– Их едят руками, как закуску. – прыская со смеха, зашептала Ринуэль.

– Ой. К пиву?

– Что такое пиво?

Скоро Альмерах попрощался и ушел, желая удачи девушкам. Лепестки были неплохи, и потому Лионор решилась попробовать что-то еще, и так увлеклась, что перепробовала все блюда. «Нельзя сказать, что это несъедобно, но очень необычно. – подумала она. – И как будто чего-то не хватает.»

– А мясо есть? – спросила она.

Рина уставилась большими немигающими глазами.

– Мы не едим мясо.

– Что, прямо все-все? – спросила Лионор.

– Да. А ты разве ешь?

– Не то, что так уж часто…

– Об этом лучше никому не говорить. И даже не произноси это слова, иначе тебя посчитают… ужасной. Чужая плоть – не пища.

– Хорошо. – согласилась Лионор, вспоминая о милых пушистых овечках и корове с большими влажными глазами. – Наверное, так правильно.

Она выпила еще вина, на один бокал больше, чем дозволялось обычно, и съела странный белый фрукт напоследок, стараясь не думать о стейках, бифштексах, колбасах, котлетах, мясе, запеченном на углях со специями…

– А теперь идем к Эннель! – провозгласила Ринуэль. – Только, надо обязательно сменить платье.

– Зачем?

– Потому что это платье середины дня, а уже двенадцать минут, как ранний вечер.

– Странный обычай. – заключила Лионор. – И сколько же раз на дню здесь меняют платья?

– Зависит от настроения. В среднем, восемь раз, для таких, как ты, и минимум два для таких, как я.

Лионор не стала уточнять. Выходя из столовой, она думала о доме. «Интересно, что сегодня на обед там?– Жареная рыба вперемешку с горькими слезами. Как же мне вас не хватает, девочки. Поскорее бы вернуться.»

Глава 8

Оссет

– Няня, что тебе нужно в моей комнате? Я вообще-то еще сплю. За мной не нужно приглядывать. В двадцать четыре годика детки уже сами справятся с чулками, бантиками и корсетами. – зевнула Оссет.

– Мои девочки выросли. Няня больше не нужна вам? – спросила женщина, присаживаясь на край кровати.

– Что за сантименты? Нужна, конечно, правда, не в том объеме. За некоторыми молодыми волшебницами нужен глаз да глаз. Впрочем, с этим я тебе помогаю, можешь не беспокоится. – спохватилась девушка. – Отдохни, свяжи покрывало…

– Даже если я вам больше не нужна, – словно не слыша, продолжала няня. – ваши родители так не считают. И я так не считаю. Если ты не не знаешь, Оссет, я близкий друг Эрлингов и многим им обязана, как и Эрлинги мне. Я воспитала твою мать, и останусь здесь, даже когда вы сами состаритесь. Воспитывать ваших детей, а если повезет, и внуков. Я из рода долгожителей.

Няня сложила сильные сухие руки на груди и строго посмотрела вперед немигающим взглядом похожих на смородину черных блестящих глаз.

– Ты меня совсем не слышишь что ли? – проговорила Оссет, вскакивая с постели и разминая тело.

– Я-то слышу. – ответила няня. – И ты слушай. Ты должна понимать, дорогая, что я здесь не просто так.

– А то я не догадываюсь.

– Поскольку я самый близкий здесь тебе человек, не считая сестер, твои родители поручили мне сообщить тебе эту новость. Ты выходишь замуж. В этом месяце.

– Что!? – Оссет развернулась и с размаху ударила кулаком по стене. На книжном столике задребезжала фарфоровая чашка. – С чего вы взяли!? Нет!

– Это не обсуждается. – строго проговорила няня, пытаясь сохранять спокойствие и мысленно готовясь к буре, которая сейчас начнется.

– Пусть кто-нибудь попробует меня заставить! – закричала она. – Галэрия уже забыла о своей дешевой попытке семь лет назад? Так вот, ничего не изменилось, наоборот, я стала сильнее! У меня втрое больше огня, всему городу не спастись, если он вырвется наружу! И если тогда сгорело одно только святилище духовных уз и все наши повозки, то на этот раз сгорит все, включая ее вместе с женишком, которого она там подыскивает!

– Твои угрозы ни к чему не приведут. – вздохнула няня. – Мое искреннее сочувствие, но ты перешла все грани, она не хочет больше тебя здесь терпеть и не остановиться применить силу.

– Пусть не терпит. Пусть катится отсюда, старая змея. – прошипела Оссет. – А ты думаешь, я остановлюсь перед чем-нибудь?

– Не думаю. Я хорошо тебя знаю, и вот мой совет – смирись. Не вынуждай применять последнее оружие. Не ради себя, ради Лионор, которую возможно удастся найти.

По лицу девушки пробежала тень.

– Я найду ее. Даже не говори об этом.

– Своим упрямством ты можешь этому помешать. – серьезно проговорила няня.

– Какая же она гадкая… – сдерживая слезы произнесла Оссет. – Неужели она хочет…?

– Да, ради духов, я этого не говорила. Остановить поиски. Обвинить вас в случившемся. И обязать понести наказание. Я на твоей стороне. Не рушь свою судьбу, судьбу Ашир и возможно, Лионор.

– Ашир? Она же любимица.

– Да, пока. Вы можете попытаться сбежать, но какая судьба ждет беглянок? Лишенные наследства, в постоянном страхе перед погоней, и неизбежном сроке в городской тюрьме. Этим ты только составишь счастье леди Галэрии, избавив ее от всех законных наследников.

– Ты думаешь, она хочет убить отца и завладеть его состоянием? – с сомнением спросила Оссет.

– Нет, что ты, они любят друг друга. Эта женщина хочет для своих детей всего самого лучшего.

– Постой, ты сказала, для своих?

– Да, она беременна. Этим можно объяснить и нападки на вас, порой необоснованные… и излишнюю ее эмоциональность. К счастью, ничто не длиться вечно. Выполнив условия леди Галэрии, ты еще сможешь потом наладить с ней отношения. – Невозмутимо проговорила няня и достала из-запазухи маленькую красную бутылочку.

Женщина откинула голову назад и сделала большой глоток крепкого настоя.

– Эта дура хочет избавиться от нас в пользу не родившегося младенца? Ну, конечно! А вдруг он родиться мертвым? Подавиться косточкой? Заболеет?

– Типун тебе на язык! Дурья твоя голова… да не хочет она ни от кого избавиться, как же ты слушаешь? Она хочет чтобы ты не отравляла ей жизнь. И если в последствии получиться так, как ты сказала – я не ручаюсь. Мое дело – предупредить и подготовить тебя.

– Я поняла. А теперь уходи.

– И правда, пора мне.

Няня снова достала бутылочку и на ходу сделала пару глотков. Оссет села на край кровати, натягивая поверх ночной сорочки грубую полотняную рубаху. Затянув завязки на вороте и закатав рукава, она долго сидела, не в силах пошевелиться и уставившись в одну точку. Из размышлений ее выбил звук захлопнувшейся двери. Едва няня вышла за порог, она обхватила руками голову и уткнулась головой в подушку, заглушая ярость и беззвучные рыдания.

Она не замечала, как на запотевшем стекле посреди туманного раннего утра появился едва заметный отпечаток ладони. Немного успокоившись, она закончила переодеваться, выбрав для себя просторные брюки из хлопка и подвязавшись широким черным ремнем. Оссет схватила висящий на стене лук и отправилась на улицу. Холодный осенний воздух поможет привести в порядок чувства и мысли.

Оссет направилась в конюшню и взяла самого молодого и резвого коня – Иглика, почти жеребенка с угольно-черной гривой, пятнистой, черно-белой масти. Ветер, создаваемый движением холодел кожу, пел в ушах, проходил сквозь одежду, задерживаясь на коже частичками прохлады.

Что-то привело ее на это место. Ужасное место, где два дня назад все произошло. Рядом никого не было видно, поиски углубились далеко в лес. Оссет вскочила на землю, встретившись голыми ступнями в простых сандалиях с обильно выпавшей росой. Она сняла с плеча лук. Прицелилась и выстрелила, попав в середину ствола низенького дерева. Неожиданно, Оссет улыбнулась и обернулась. Исцарапанная покрасневшая ладонь гладила лошадь по морде, задерживаясь на носу и теребя за уши. Иглик фыркнул, отворачивая голову.