Молодой человек приходил домой подавленным, злым, и совершенно не обращал внимания на длинноволосого мальчишку, что увивался за ним хвостом в попытках впечатлить папу новыми выученными отрывками. Будучи от природы чрезвычайно умным, Димка быстро догадался, на что отец хоть как-то реагирует, а потому в шесть лет выучил чуть ли не каждый стих Евангелия от Матфея. Тогда же заработал и первую похвалу.

Это произошло в тот вечер, когда мать почему-то ревела в углу, утешаемая Варварой Петровной. Та глядела на зятя, что собирал чемодан, с какой-то особенно ядовитой смесью жалости, грусти и отвращения.

–Монастырь? – переспросила она. В соседней комнате по большой кровати вышагивал Дима и громко декламировал двадцать первый стих шестой главы Евангелия от Матфея.

–Отец сказал, что это единственный способ искупить свою вину. Да и ребёнку не нужен такой бездарный папаша. Я думаю, прежде всего, о нём. Не беспокойся, алименты будут выплачиваться в срок.

–В жизни не слышала ничего более идиотского, – прямо сказала Варвара Петровна, – В твоей спальне ходит самый лучший мальчишка на свете, которому нужен отец. Будь ему им – и тогда твоя вина будет искуплена. Уйдёшь в свой тупой монастырь – и любая молитва, поверь мне, не то что Бога, но и тобой услышана не будет.

Мужчина, не говоря ни слова, подхватил чемодан и заглянул в спальню. Дима замолчал. Он всегда робел, когда отец смотрел на него прямо.

–Эй, мальчик…

Варвара Петровна чуть приобняла дочь, что зарыдала ещё сильней. Не найдя, что сказать, несостоявшийся папаша пробубнил что-то вроде «Ты отлично читаешь» и, кивнув двум женщинам, покинул дом навсегда.

А Дима замолчал.

Варвара Петровна и Валентина Ивановна чуть не сошли с ума за этот год. Дима напрочь отказывался говорить и не раскрывал рта, даже если испытывал мучительную боль – однажды он серьёзно ошпарил руку, когда пытался стащить с плиты ковш с кипячёной водой, но не издал ни звука, только раскрывал рот в немом вопле, а из глаз беспрестанно текли горошины слёз.

Женщины оббили пороги каждого кабинета в городе, где висела хотя бы ксерокопия диплома психотерапевта на стене, но желаемого результата так и не добились. Мальчик замолчал, казалось, навсегда. Варвара Петровна, в полном расстройстве чувств, теперь бесцельно ходила по квартире по нескольку часов, потому что Дима больше не играл, в туалет ходил самостоятельно, а есть садился только за один стол с матерью. Большую часть времени он проводил с книгами, на просьбы отвечал строгим, очень не детским взглядом. Бабушка периодически заглядывала в его комнату и сокрушённо качала головой. Время от времени сыпала приглушёнными проклятьями в сторону зятя. В присутствии дочери, которая всё ещё любила его, она, впрочем, этого не делала.

Спустя какое-то время женщины – бабушка и мать – всё тревожнее поглядывали на календарь. Близилось начало учебного года, и никому из них совершенно не хотелось, чтобы Димку приписали к детям с «особыми образовательными потребностями». Дураку ясно, что проблема – глубоко психологическая, и единственный комплимент от отца перед уходом стал причиной того, что мальчик перестал разговаривать вообще, не то, что декламировать произведения.

Всё разрешилось тёплым августовским днём, что наступил после долгой череды беспроглядных дождей. Тогда Валентине Ивановне как раз удалось заработать себе выходной. Проснувшись, по привычке, рано, она лениво глядела, как солнечный луч, рассекая пыль, медленно путешествует по комнате. Она всё прикидывала, стоит ли поспать ещё часик-другой, или же топать в ванную, как откуда-то сбоку раздался приглушённый стук. Валентина Ивановна вздрогнула, но это оказался Димка. С выражением полной сосредоточенности, он расставлял на трельяже мамину косметику по её функциям – подводки и тени – налево, губная помада, карандаши – направо, а посередине оставил батарею почти пустых флаконов с духами. Их он распределил по росту. Заметив, что мать проснулась, коротко кивнул, и достал из ящика шкатулку с дешёвой бижутерией, явно намереваясь сделать то же самое.

–Димка, ты чего? – зевнула Валентина Ивановна.

Тот, не обращая внимания, принялся перебирать потемневшие украшения, время от времени подёргивая плечами, словно бы ему что-то не нравилось. Женщина откинулась на подушках и принялась с интересом наблюдать за действиями сына. Дима аккуратно уложил всё на места, только оставил на трельяже серебряный набор с горным хрусталём. Затем выбрал светло-бежевый оттенок помады, к нему – один из карандашей. Положив всё это дело рядом, понюхал каждый из флаконов с духами. Долго не мог определиться. Наконец, рядом со скромным колье опустил пыльную синюю бутылочку.

Затем, не говоря ни слова, вышел в коридор.

Варвара Петровна вошла почти сразу. На голове у неё красовалась косынка.

–Доброе утро, – поприветствовала она дочь, – Завтрак на столе. А, я вижу, Дима уже предупредил мои мысли…

–Какие мысли, мам?

–Я собираюсь делать генеральную уборку, и вы двое мне сейчас нужны, как зайцу стоп-сигнал. Так что собирайся и иди на прогулку.

–Мило… – пробормотала Валентина Ивановна, отбрасывая одеяло.

–Зато искренне, – фыркнула старая женщина, -Когда ты в последний раз из дому-то выходила? Я имею в виду, не в свой дурацкий ресторан. Так что сына за шкирку, и – вперёд!

Надо сказать, что погожий денёк выгнал на улицу множество людей. Сверкающее солнце зазывно отражалось от ещё не до конца высохших луж и немытых окон, весело чирикали не успевшие улететь птицы. Ветви зелёных деревьев, что росли вдоль дороги, мерно покачивались под порывами тёплого ветра, а под ними неспешно прогуливались люди – старики, дети и молодые люди. Некоторые держались за руки, и Валентине Ивановне на мгновение стало грустно, но она тут же воспряла духом, поглядев на сына. Дима выглядел довольно радостным. В последнее время его настроение было сложно разобрать, поскольку маленькое лицо большую часть времени было очень серьёзным, но сейчас он почти улыбался, громко топая по асфальту. За его спиной гремел пеналом небольшой рюкзачок.

–Куда пойдём? Как насчёт детской площадки?

Димка коротко кивнул.

–Эй! Эй, не убегай далеко! Ох, ну что ты будешь делать…

Мимо них, громко хохоча, пробежал красивый парнишечка. Валентина Ивановна невольно заулыбалась, глядя на него – высокий для своего возраста, крепкий на вид, он с неподдельным весельем оглядел Диму смеющимися голубыми глазами. Белокурые локоны сбились от ветра, и теперь стояли забором. Видимо, он пошёл в мать, что теперь едва поспевала за сыном на каблуках.

–Непослушный! – пожаловалась она Валентине Ивановне, – Говорила же…

Не закончив фразу, она припустила за мальчиком, время от времени грозя ему страшными, но пустыми карами.

Валентина фыркнула и взглянула на Диму, намереваясь что-то сказать, но слова застряли у неё в горле. Впервые за целый год он улыбался во всё лицо, глядя, как незнакомая женщина играет в догонялки со своим сыном. Он вырвал руку и побежал вперёд, поминутно оглядываясь. Валентина Ивановна поняла намёк. Хитро улыбнувшись, она крикнула:

–Вот догоню! – и сорвалась с места.

На качелях, лавочках, шведских стенках – дети, мамочки и бабульки, что так же в этот день не смогли усидеть дома. Взрослые изредка отвлекались от разговоров, завидев, что кто-то забрался слишком уж высоко, либо с аппетитом принимался есть песок. Тут и там были слышны окрики:

–Куда полез! А ну, упадёшь!

–А ну иди сюда! Покажи руки!

И всё в таком духе. Но всё на краткое мгновение замерло, когда на площадку забежали двое ребят – запыхавшийся Дима и голубоглазый пацан.

–Какой милаха! – вырвалось у ближайшей женщины с химической завивкой на голове.

И казалось, что с этим соглашалось даже солнце, чьи лучи рикошетом отскакивали от золотых волос мальчика. Он смотрел вокруг с неподдельным весельем и азартом, словно призывая всех остальных разделить этот ясный день с ним.

Дети убежали, и Валентина Ивановна обратилась к матери мальчика: