– Главное не то, что черным по белому, а то, что под черным и белым.

Мальчишка, выложившийся наизнанку в «Пустотах в недоверии», пришел к замкнутому кругу в виде признания и собственного неудовлетворения, упирающегося в непринятие всего одного, пускай и самого важного произведения. Лука выдохнул с грустным смехом и сел за письменный стол, взъерошив смоляные волосы средней длины и надев толстые стильные вишневые очки.

***

Владелец «Дельфина» выглядел растерянным.

– Вы правда думаете, что вам это под силу?

Лука быстро сориентировался. С утра пораньше он не выглядел сонным, наоборот, в нем чувствовалась непоколебимая сила, которую его оппонент мысленно сравнивал с огнем, уже успевшим подавить его решимость.

– Если это не сделает он – не сделает никто. Слушайте, сколько лет вы пытаетесь стряхнуть пыль с этого места, а все, что вам удаётся – забить себе нос.

Алекс Сагаделло стоял у окна, потирая пухлые руки, и вытирая лоб белоснежным платком. Лука смотрел оценивающим взглядом на огромный кабинет с панорамным окном в крыше.

– Сколько вы потратили на то, чтобы вытащить «Дельфин» на тот уровень, который он держал в семидесятые – восьмидесятые? Пять лет? Нет, пять с половиной, но последние полгода вы даже тут не бываете.

Владелец был сбит с толку. Молодой писатель был невероятно аккуратен и подкован в переговорах. Наконец, Алекс, помявшись, присел за письменный стол, который даже не был массивным, как у настоящих, по мнению Луки, директоров. В бесконечный раз вытерев лоб, он бросил на карту мира, заменявшую ему скатерть, платок, ставший рыжевато-черным не то от пота, не то от кожи Сагаделло. Луку это позабавило, но ухмылка сменилась легким отвращением, которое от с усилием подавил. Впрочем, ненадолго.

– Вы хотите сказать, что это шоу вернет доходы «Дельфина» на ту планку, которую давал мой отец?

В глазах владельца читалась откровенная надежда в виде жажды наживы, уже не вязавшаяся с растерянностью последних минут и, тем более, с решимостью начала диалога. Лука перебросил ногу за ногу, и принялся цеплять крючок еще глубже.

– Вам интересны деньги, мне – эмоции.

Алекс вскинул брови.

– Но зачем? Вы на них будете кормиться?

Луку в этой комнате отчаянно держало лишь жгучее чувство творческой мечты и желание помочь брату.

– Каждый кормится тем, чем хочет. Вы всеяден, я – нет. Но вы вряд ли поймете метафору. Вам нужны доходы от шоу, но их можно получить лишь завоевав своего зрителя. У вас нет денег, нет продаж билетов, потому что нет своей труппы, нет своего репертуара, у вас есть, черт возьми, только пыль на сцене и затемнённые в прошлом веке окна. Таково ваше наследие? В каком состоянии вам передал «Дельфин» отец? В каком вы его передадите детям?

Алекс смутился. Ни с отцом, ни с дочкой не сложилось.

– Мы не общаемся с ними.

Странное и неуместное откровение немного смутило Луку.

– Признаюсь, в этом желании мы единодушны. Но у меня такой возможности нет.

Лука сжал в руке шейный платок, резко вынув его из нагрудного кармана.

– У вас, Алекс, нет чувства прекрасного. И вам поначалу было стыдно, поглядывали на портрет отца, а сейчас вы вовсю дышите только деньгами, а еще более осложняет болезнь то, что у вас их нет. Вы пускали в это место каждого бродягу с его фальшивыми песнями и отсутствием истории за душой, кроме дикого пьянства. Он приходил и пел, дико безобразно и бездарно, вокруг него не танцевали огни, не попеременно гас и зажигался свет в такт накалу и духу песни. У вас не было музыкантов в оркестре. У вас не было музыки и представлений.

– И вы были похожи на точно таких, а сейчас вы напоминаете мне агента-пройдоху, который пытается продать мне дешевый товар.

Алекс был невероятно доволен своим выпадом, и сидел, откинувшись всем своим потным телом на спинку кресла на колесиках, отчего он резко отъехал назад, а из карманов выпало несколько предметов, среди которых была сигара, пара монет и зубная нить. Лука вдруг нащупал точку невозврата.

– Алекс, мы можем дать вам то, что вы ищете, разрешая уличным бродягам ронять «Дельфин» на пол, пробивая дыры в его репутации. И дело никак не в контрактах, не в бумажках, Алекс, и это скорее наше преимущество, нежели ваше. Мы хотим дать свое шоу в «Дельфине», и вам повезло, но мы же можем собраться и уйти, если вы продолжите испытывать нас в дальнейшем.

Он давил всей мощью, на какую был способен, сочиняя целые города на лету. Писатель себя совершенно не сдерживал:

– Мы способны, выйдя на сцену, раздавать людям волшебные эмоции, а зритель откликнется на порыв, и не важно какой будет человек – если он пришел, он ответит на него раз, потом – другой, третий. Мы вернем этому театру забытые минуты, и это требует времени, подготовки, это требует вложенной души, перемешанной в блендере с потом и слезами. Мы дадим этому месту новую жизнь. А если мы сможем – вы утверждаете нас как основную и единственную творческую группу «Дельфина».

– А если нет?

Лука не сомневался.

– Отдавайте ваш театр бродягам. Но если сможем – «Дельфин» наш. И мы даем такие программы, какие посчитаем необходимыми. Вы не ограничиваете наш креатив и фантазию, а мы поднимаем «Дельфин» в ранге лучших театров нашего города. Вы вмешиваетесь – мы уходим. А вы теряете все, и остаетесь с разбитыми лампами да пьющими артистами третьего разряда. Как вас не было тут в последние полгода, так и не должно быть. Вы даете деньги, затем получаете свою прибыль, но не вмешиваетесь с замечания по поводу фальшивых нот.

Лука поднялся со стула, и с высоты своего роста смотрел на директора «Дельфина». Сагаделло почему-то уставился невидящим взглядом на вишневый жилет Луки и на белоснежную рубашку под ней. Алекс молчал, а затем медленно стал набирать номер на телефоне мокрыми руками.

– Анжела, дорогая, думаю, у нас есть группа артистов.

Лука удовлетворенно улыбнулся, и в его глазах промелькнула искра.

– Алекс, как вы умудрились переклепать отменную студию звукозаписи в свой собственный кабинет в угоду комплексам и чувству неполноценности?

– Что, простите?

Глава 5. Чудинка.

Лука упал на кожаное сиденье своего Шевроле и некоторое время смотрел в пространство в зеркале заднего вида, положив руки на руль. Скинув шляпу, он взглянул на дорогие часы, тонувшие в обилии браслетов на руке. Писатель открыл бардачок, проверил стопку листов в файле, и, положив их обратно, выдохнул. Утро было сложное, но успешное, не потраченное, а использованное.

– Хорошо-хорошо, эти рассказы я опубликую сборником. Хочу, чтобы ты знал, что я ценю тебя.

– Ты так говоришь, Марк, как будто я сотрудничаю еще с кем-то. Ты не хуже меня знаешь, что мне не нужен другой издатель, и это греет тебя изнутри.

Марк расхаживал по своему кабинету и активно жестикулировал.

– Что греха таить, я построил свое издательство во многом на твоих работах, мы сложили репутацию агентства, способного и желающего сотрудничать с молодыми авторами.

Лука сидел в глубоком и не очень удобном кресле, постоянно съезжая вниз. Предыдущую, еще недавно здесь стоявшую, мебель Марк, очевидно, заменил в вечной погоне за презентабельностью внешнего вида кабинета.

– Бери все, что хочешь брать, только ты знаешь условия. Никаких пошлостей на обложках, ее мне пришлешь на почту. Мой текст не менять, посвящение не менять. Сохранить редакцию, потому что…

– Потому что в тот раз мы передали не те эмоции, которые ты заложил.

Лука щелкнул пальцами, а нога покачивалась в такт музыке, доносившейся из соседнего кабинета.

– Именно.

Схватив шляпу и хлопнув Марка по плечу, он направился к выходу. Издатель посмотрел ему вслед.

Лука обернулся в дверном проёме и уловил взгляд, глухо и неощущаемо хлопавший его по спине.

– Гонорар? Тот же самый, что и всегда. Диане привет передай.

Молодой человек поднял шляпу и исчез в дверях. Марк покачал головой и попытался запомнить о просьбе передать привет жене.