— Знаешь, Вов, я, похоже, влюбился в, — тут Макар ненадолго замолчал, собираясь с духом, а Вова испугался, что не расслышит его ответ — в ушах бешено стучал пульс. — Электроника.

И тут Вовка действительно потерял слух, потому что Макар говорил ещё что-то, но слов он не понимал. Он вообще ничего не понимал больше — в голове крутилось только одно: «Электроника, Электроника, Электроника… Кого угодно, только не меня. Он любит кого угодно, но не меня…»

— Ты меня осуждаешь? — жалобно смотрел на Королькова Гусев. Больше всего на свете Гусь боялся трёх вещей: что что-нибудь случится с Сыроежкиным, что сам он по какой-либо причине больше не сможет играть в хоккей и… Вовкиного неодобрения.

Вовка разобрал только последнюю фразу. Он хотел ответить: «Нет, конечно, как можно осуждать за любовь?!» Но картинка перед его глазами стала качаться, а к горлу подкатил противный комок.

— Прости, я, кажется, перебрал. Я сейчас, — Корольков встал из-за стола и опрометью бросился в туалет. Там его действительно вывернуло, но легче стало только физически. Он долго мыл руки, полоскал рот, но так и не смог остановить поток слёз, градом катившихся по его щекам.

— Вовка, что с тобой? — а вот это подействовало мгновенно.

Макар ни в коем случае не должен видеть льющего слёзы Королькова. Гусев не дурак, может догадаться после каких его слов Вова разревелся как девчонка, и что это на самом деле значит. Никому не понравится, что в него влюбился лучший друг.

— Уже всё в порядке, — мигом успокоившийся Вовка уже вытирал лицо бумажным полотенцем. — А на счёт того, что ты сказал, конечно, я тебя не осуждаю. Дело житейское. Да и что в этом может быть плохого? Пошли домой, а?

— Ага, — тупо согласился Гусь. У него всё в голове никак не укладывалось, насколько, оказывается, у его друга широкие взгляды. И к влюбленности в Эла спокойно отнёсся, и его участие в групповушке с близнецами не осуждает… Подумать только!

Всю ночь Вовке кошмары снились. Точнее, полночи. Потому что, первую половину времени он ревел и жалел себя. Самому стыдно. А на следующий день он пошёл жаловаться на жизнь Зойке. Она — девка без сантиментов, враз ему мозги на место вправит.

— У-у, как всё запущено… — протянула Кукушкина. — Какое счастье, что Светлова лесбиянкой оказалась! Заметь, не только для меня счастье. Прежде всего, для неё самой.

— А причём здесь Майка-то? — не понял Корольков. То, что все Зойкины разговоры рано или поздно упираются в светлый Майин образ, он уже привык. Но вот так сразу?..

— А чего тут непонятного? — удивилась Зоя. — Была бы Майя по мальчикам, страдала бы сейчас так же как твой Макар по Сыроежкину и его клону. Гусев ещё долго продержался, я думала он сразу с обоими замутит. Только это бесполезно всё, между близнецами, которые трахаются влезть невозможно. Разве что в буквальном смысле, «паровозиком», — хихикнула Кукушкина.

— Вечно ты всё опошлишь, Зоя, — Вова кисло улыбнулся скабрезной шутке подруги.

— А что такого? Наверняка ж они тройничок-то устраивали. Хотя бы раз, — пожала плечами Зоя. — Но всё равно, Макара жалко — так вляпаться, так вляпаться! — качала головой Кукушкина. И тон у неё теперь был совершенно серьёзный.

— А меня тебе не жалко? — обиделся Корольков.

— Нисколечко. Ты из тех, за кем голубые мужики, особенно с деньгами, толпами бегают. Выбирать запаришься. Если, конечно, в крупный город уедешь.

— Я Макара люблю, — обречённо вздохнул Вова, — а ты мне каких-то теоретических папиков сватаешь.

— Да знаю я. Но по факту он в тебе нуждается гораздо больше, чем ты в нём. Но пока живы эти гаврики, а жить они будут ещё долго, потому что молодые и здоровые, о Макаре, как о любовнике забудь. Встречайся с парнями, устраивай свою жизнь.

Вовка сам когда-то давал такой совет Гусеву. Только Макару помогло это мало. Несмотря на обилие сексуальных партнёров, он не только Серёгу своего не забыл, но ещё и в двойника его втрескался. С тем же самым результатом. Потому что как же иначе? Сыроежкин с Громовым как были патологически зациклены друг на друге, так и остались. И со временем всё больше стали напоминать сиамских близнецов, имеющих общие жизненно важные органы. А уж как Сыроежкин загибался здесь без своего робота, это отдельная песня. «Бедный Макар, — подумал Вовка, — действительно, вляпался».

«Но в одном Зоя права — надо перебираться в Москву», — сказал себе Корольков и принялся шерстить сайты московских ВУЗов.

***

Даже удивительно, насколько точно Кукушкина наванговала (или в её случае накуковала?) Вовкину судьбу в столице.

Умный Вова, набрал почти максимум баллов на ЕГЭ и поступил в МГУ на экономический факультет. Поселился в общаге и стал потихоньку вливаться в студенческую жизнь. Новые знакомства, высокий ритм жизни, оторванность от родных и от старых друзей подняли уровень стресса в Вовкиной жизни выше привычного. Он с трудом адаптировался к новому укладу и даже не помышлял пока искать себе приключений. Они сами его нашли. В лице одного из преподавателей кафедры мировой экономики.

Уж каким образом сорока пятилетний доцент Марк Семёнович Гусман среди всех студентов вычислил «своего», Вова мог только гадать. Но после третьей же лекции, которую он, кстати, у них читать и не должен был — заменял заболевшую преподавательницу — Вову пригласили на свидание.

— Молодой человек, вы, я вижу всерьёз интересуетесь предметом, — Марк остановил Королькова, который самым последним покидал аудиторию. — К сожалению, больше я у вас читать не буду — выходит ваш преподаватель. Но, если вы хотите, мы можем обсудить некоторые моменты, которые, возможно, я не достаточно ясно изложил, в более спокойной обстановке.

Секунд пять Вовка тупо пялился на преподавателя, а потом до него дошло.

— Можем, — энергично закивал головой Корольков. — Меня Вова зовут, — и протянул Марку Семёновичу руку.

Дело было в том, что Марк Семёнович был удивительно похож на Макара. Высокий, широкоплечий, с подтянутой, несмотря на возраст, спортивной фигурой и копной огненно-рыжих волос, слегка тронутых сединой. Даже чертами лица он сильно напоминал Вовке его первую и на данный момент единственную любовь. «Наверное, именно так и будет выглядеть Гусев лет через двадцать пять, — думал, глядя на преподавателя Корольков. — Вот бы мне довелось его таким увидеть, а ещё лучше быть с ним в это время!..»

Даже имена у препода и Гусева были созвучны: Марк — Макар. Вовка на первой же паре залип на нового лектора и жутко огорчался, что он у них временно. А тут вдруг его САМ куда-то там приглашает! Естественно, Вовка бегом побежал. Может, это — судьба? А на разницу в возрасте — плевать.

Свидание прошло замечательно, Марк ещё больше очаровал неискушенного в вопросах любви, отношений и экономической теории, Королькова. Из ресторана парочка плавно переместилась к дважды разведённому доценту домой — в небольшую, модно обставленную студию в новом жилом комплексе. А там, после пары рюмок дорогого коньяка, Вовка уже и сам не понял, как оказался у Марка на коленях и взасос целовался с брутальным экономистом. Первый раз в жизни. А после, почти всю ночь постигал тонкости искусства мужской любви под руководством опытного наставника.

К концу первого курса Вова окончательно съехал из своей общаги. Жили они с Марком дружно, ответственный Корольков чем мог пытался помогать занятому на трёх работах, включая универ, Марку по хозяйству, а тот в свою очередь чуть ли не на руках его носил (а иногда и буквально носил — из постели до ванной, например), задаривал дорогими подарками, выгуливал в пафосных клубах, а под конец второго курса устроил к своему приятелю в контору подрабатывать. В деньгах Вова не нуждался от слова совсем, но Марк подумал, что брендовые шмотки, дорогие побрякушки и модные гаджеты — это хорошо, но мало. Обеспечить молодому любовнику, в котором он души не чаял, комфортный старт трудовой деятельности и карьерные перспективы куда важнее. И Вова неожиданно для себя нашел своё призвание. Приятель Марка владел сетевым изданием, основным направлением которого был обзор и анализ текущей ситуации на мировых рынках, а Вова, понемногу втянувшись в работу, понял, что в дальнейшем хотел бы заниматься именно финансовой журналистикой.