Громов сначала стоял с каменным лицом, Серёга даже испугался, что обидел его своим несерьёзным отношением, но потом увидел, что Элек улыбается! Причём нормально, а не как всегда. И даже подхихикивает. Сыроежкин от этого факта так расчувствовался, что набросился на двойника с объятьями. Тот в ответ не обнял, но продолжал улыбаться.

Еда у Элека оказалась не хуже Серёжиной, а выпечка даже лучше, что Сыроежкин с радостью признал.

Когда уже пили чай, Сыроежкин подсел к Элеку вплотную, положил руку на плечи и так остался. Эл не дёргался, не отстранялся, ответных жестов не проявлял, но его постное выражение лица исчезло совершенно, он выглядел расслабленным и даже умиротворённым.

— Эл, ты ведь тоже один живёшь, а где твои родители? Расскажи о своей семье, а? — Сыроежкин должен был узнать о жизни Громова как можно больше.

— Хорошо. Но сначала ты, — ответил Эл. — Мне тоже интересно про тебя всё.

— Ну… — Сергей соображал чтобы такое сказать, чтобы и себя не раскрыть и не врать слишком сильно. — Мои родители живут отдельно. У нас не очень хорошие отношения, но они снимают эту квартиру и дают деньги на расходы. Отец работает шофёром, мать — филолог. Ещё у них есть дача. Я тут недавно, с начала учебного года только. Переехал и сменил школу. Ещё мне с детства нравились роботы и я даже хотел себе личного Терминатора.

— Роботы? Разве кому-то могут нравиться роботы? Они ведь ничего не чувствуют.

— Ну, мой бы чувствовал. Но это же детские фантазии… — вздохнул Серёжа. — Настоящие роботы — это промышленные манипуляторы, подъёмно-транспортные механизмы, роботизированные поточные линии и так далее и тому подобное. Такое мне действительно не нравится. Давай, теперь ты рассказывай!

— Я… жил с профессором, — сказал Эл и вдруг осёкся. — То есть с дядей. Он был учёным. Занимался роботами. Только не совсем теми, о которых ты говоришь. Профессор Громов участвовал в разработке протезов, таких которые управляются с помощью сигналов мозга. И ещё занимался выращиванием различных органов и тканей на основе биологического материала.

— Ничего себе! — присвистнул Сыроежкин. — Вот твой профессор точно мог бы собрать мне Терминатора!

— Так он… — опять запнулся Элек. — Умер.

— Ох, извини. А родители, что с ними?

— У меня их нет. И никогда не было. Меня воспитывал пр… дядя.

— А сейчас? Что же, ты совсем один? — ужаснулся Сыроежкин. Теперь ему вполне была понятна причина странностей своего двойника. Ещё бы, он же круглый сирота. А профессор явно был занятым человеком, не мог много времени племяннику уделять.

— Мне немного помогает Маша. Но она тоже немолодая уже. Это подруга дяди, они работали вместе.

— Слушай, ну ты же несовершеннолетний, у тебя должен быть опекун, — заметил Сергей. Эл как-то странно дёрнулся.

— Знаешь, Серёжа, извини, но мне не очень приятно об этом всём говорить. Прости.

— Ладно-ладно, — примирительно замахал руками Сыроежкин. — А ты любишь роботов? — вернулся к своей детской мечте Серёжа.

— Ненавижу.

Серёге не послышалось? В голосе Эла действительно была злость? Если так, то это тоже победа! Сыроежкин понимал, что злость — не самое лучшее чувство, но для человека, испытывающего большие трудности в эмоциональной сфере, чуть-чуть выразить свой гнев, раз уж он есть, полезно.

Дальше говорили только о всяких пустяках, Серёжа рассказывал как он намучился с готовкой, перепортил кучу продуктов с непривычки, и как он рад, что Элу всё нравится. Потом Сыроежкин потащил одноклассника к кровати, напротив которой на стене висела большая плазма.

— Эл, ты какие фильмы любишь?

— Про собак, — ни секунды не думая, ответил Громов.

— Ну, сейчас подберём. О, «Собачья жизнь», не смотрел? — Элек отрицательно покачал головой. — Тогда вперёд, тебе понравится!

К концу фильма Сыроежкин сам чуть не пустил слезу от умиления, а Эл, который весь фильм внимательно следил за всем, происходящим на экране, улыбался. Они расположились на Серёжиной кровати, и Сыроежкин, пользуясь ситуацией, сначала просто сидел рядом, потом положил руку Элеку на шею, а потом и вовсе обнимал его со спины, устроив свой подбородок на его плече.

Кино кончилось, а Серёга от своего друга отлипать не собирался.

— Серёжа, почему ты меня обнимаешь?

— Мне приятно к тебе прикасаться, — глядя Элеку в глаза сказал Сыроежкин. — А тебе? Что ты чувствуешь, когда я близко, когда обнимаю тебя?

— Я… не знаю. Мне тепло. И ты вкусно пахнешь. Наверное, мне тоже приятно.

— Это хорошо, я тогда буду продолжать тебя обнимать, — и Серёжа уткнулся носом Элеку в шею и шумно вдохнул. — Ты тоже вкусно пахнешь. Очень-очень, — он не на шутку завёлся и думал, как взять себя в руки и оторваться от двойника. Совращать его прямо сейчас Сыроежкин не хотел. Парень, хоть и достиг возраста согласия, имел явные психологические проблемы и в адекватной реакции на свой напор Серёжа уверен не был. Он боялся сделать хуже. Эл только-только начал «оттаивать», как бы всё не испортить.

— Пойдём, погуляем, погода хорошая, — всё также стискивая двойника в объятиях, прошептал Серёжа ему в самое ухо. Элек вздрогнул, дыхание у него сбилось.

— Хорошо. Если хочешь, пойдём. Но мне больше нравится то, что ты делаешь сейчас, — «О, как!», — Серёжа был удивлён и обрадован одновременно.

— Тогда ложись, — он мягко толкнул Элека на свою кровать, — я ещё много приятного могу тебе сделать.

========== 4. “I Kissed A Boy” ==========

«Ему нравится!» — радовался про себя Серёжа, покрывая лёгкими поцелуями лицо и шею своего двойника и мягко массируя кожу его головы сквозь вьющуюся белокурую шевелюру. Он сидел, верхом на бёдрах Эла и чувствовал его эрекцию собственной промежностью. Теперь Элек ни капли не был похож на робота — он прерывисто дышал, большие карие глаза, казавшиеся абсолютно чёрными из-за расширенных зрачков, не отрываясь смотрели за Серёжей, а на виске пульсировала вздувшаяся венка. Наконец, Серёжа решился поцеловать Эла в губы, глубоко, по-настоящему. Он скользнул языком между его губами в надежде, что парень приоткроет рот. Но… никакой реакции не последовало.

— Эл, — тихо проговорил Сергей, чуть отстранившись, — если тебе что-то неприятно, скажи, я сразу перестану.

— Нет, — Элек даже замотал головой, — не надо переставать. Мне всё нравится. Очень. Просто… я не знаю, что делать.

То, что человек с такими проблемами с коммуникацией не имеет опыта в подобных вещах, Сыроежкин понимал. Но вот отсутствие даже инстинктивных попыток ответить на ласку Сергея немало удивило. Более того, судя по всему, у Громова не было даже теоретических представлений о том, что нужно делать.

— Просто расслабься и прислушивайся к себе, Эл. Если тебе чего-то захочется, например прикоснуться ко мне как-нибудь, погладить или обнять, делай это, не сдерживайся. А сейчас просто немного приоткрой рот, пожалуйста.

Элек послушно исполнил просьбу, приоткрыл рот, и Серёжа смог его целовать так, как хотел. Почти так. Потому что именно отвечать на поцелуй у Громова не получалось. Поначалу он вообще не двигал ни челюстью, ни губами, ни языком. Потом начал пытаться повторять за Сыроежкиным, и дело сдвинулось с мёртвой точки. Он даже обнял Серёжу. Вернее, крепко прижал, полностью уложив его на себя.

Трудно учить кого-то целоваться, когда сам больше всего на свете хочешь кончить прямо сейчас. Серёжа пытался себя сдерживать, но от неловких поцелуев двойника, от того, с какой силой он стискивал его в объятьях и, самое главное, от длительного отсутствия партнёра у Сыроежкина просто сносило крышу. Он стонал Элу в рот, тёрся пахом о его бедро, залез уже руками под футболку и гладил спину и бока своего друга. Будь Серёге и вправду семнадцать, уже бы давно спустил себе в штаны. Но, когда дело идёт к концу третьего десятка, нужны более активные, целенаправленные и долгие действия.