И в клинику проведывать наполовину кибернетического пса Сергей теперь всегда ходил с Элеком. Правда, как ранее и предполагалось, внутрь его никто не пускал, Серёжа ждал Громова в холле внизу. И отдыхал, да.

В школе было тоже тяжко. Эл, если не за ручку Серёжу держал, то прикасался к нему каким-нибудь другим способом на протяжении всех перемен. Выглядела такая близость по меньшей мере странно. Одноклассники уже давно для себя решили, что Громов с Сыроежкиным братья-близнецы, непонятным образом разлучённые в детстве и, как в индийском фильме, обретшие друг друга вновь спустя семнадцать лет. Способствовало такой легенде, которую никто не спешил опровергать, и то, что с некоторых пор Эл с Серёжей стриглись одинаково. И в школьной форме стали практически неотличимы. Серёжина компания знала несколько больше об истинном положении дел и, чисто по-дружески, то один приятель, то другой советовали Сыроежкину сводить Элека в районный ПНД на приём к соответствующему доктору. Сначала Майка шептала Серёже прямо на уроке, что такое поведение ненормально, и Громову нужна помощь специалиста, потом Корольков сбросил Серёге адрес и часы приёма участкового психотерапевта, а потом Смирнов прямым уже текстом самому Громову при всех сказал, что он вцепился в Сергея как клещ, а здоровые люди так не поступают, и ему надо что-то с этим делать. Эл краснел, бледнел, извинялся, пробовал отпускать Сыроежкина и держаться на расстоянии хотя бы вытянутой руки, но на долго его не хватало. Идти лечиться до выпуска категорически отказался. Но торжественно пообещал всем присутствующим на следующий же день после последнего звонка посетить врача.

Сыроежкин этого последнего звонка ждал теперь не со страхом, а с нетерпением. Он надеялся, что после стирания памяти душевное состояние Громова, если и не придёт в норму, то хотя бы несколько улучшится, когда Элек лишится объекта своей нездоровой привязанности. И они смогут начать всё с чистого листа. Всё же, несмотря на наличие у Эла серьёзных проблем душевного плана, своей дальнейшей жизни без возлюбленного Сергей себе не представлял. И даже думать себе запретил, что у них может не получиться. Главным вопросом Сыроежкин теперь видел для себя поиск хорошо оплачиваемой работы. Потому что, если Элек откажется идти с ним в ПНД, то надо будет приглашать психотерапевта на дом. А это уже стоит денег, поскольку такие визиты единственным числом, как правило, не ограничиваются.

Двадцатого мая с большими предосторожностями и не без помощи отвлекающего манёвра в лице супруги, Сыроежкина выцепил в школе Гусев. Для серьёзного приватного разговора.

— Значит так, Сергей Палыч, — начал деловым тоном Серёжин куратор, — как ты помнишь, твоё участие в программе «Повторная жизнь» заканчивается двадцать четвёртого мая. Двадцать пятого утром ты должен освободить предоставляемое тебе жилое помещение. К восьми утра двадцать пятого мая ждём тебя в нашем офисе, адрес я тебе скину, будем подписывать трудовой договор. Ты, можно уже точно сказать, показал отличные результаты за время участия в эксперименте, и Лаборатория со своей стороны гарантирует тебе трудоустройство. Подробности узнаешь непосредственно на собеседовании, но могу сказать, что зарплата твоя будет почти в два раза выше средней по городу.

— Черт, здорово! — Сыроежкин радовался перспективе, но не мог унять охватившего его волнения. — А это… А когда вы людям память стирать будете? — Серёжа тёр взмокшие ладони о штаны и рукава формы, хватался за лицо и за волосы и сам уже выглядел как законченный невротик.

— Ты не волнуйся так, Серёга, — Макар положил ему руку на плечо и внимательно смотрел в глаза, — всё хорошо будет. Память сотрём на торжественной линейке двадцать пятого, сразу всем, кто там будет. Кого не будет — телефонным звонком абоненту. Электронные свидетельства уничтожим в ночь с двадцать четвёртого на двадцать пятое, бумажные документы — тогда же.

— А как это? — Сыроежкин на минуту даже о собственных проблемах забыл, настолько поразила его новая информация. — Вы что, настолько людей зомбируете? Это же фактически оружие, им можно населением управлять! — ужаснулся Серёжа собственной догадке.

— Хе, на самом деле не всё так просто, — решил немного посвятить его в тонкости процесса Макар Степаныч. — То, что будет произведено на линейке и по звонку — всего лишь триггер, по которому сработает заложенная ранее в людей программа. Что-то на подобие НЛП. Подготовка к этому моменту шла с самого начала эксперимента. И действует эта программа только на сознание человека. Все подсознательные установки затронуть не представляется возможным. Поэтому в целях управления массами данная методика не эффективна. И очень дорога в исполнении. Это не несколько десятков человек обработать. Все наши клиенты проходят программу реабилитации в одной школе, которая является в некотором смысле нашей тренировочной базой. А в руководстве этого учебного заведения работают наши сотрудники.

— …? — непонимающе смотрел на куратора Сыроежкин.

— Другими словами, — продолжал объяснять Гусев, — если люди негативно относятся к какому-то политику, то как ты им не стирай из памяти какой-либо некрасивый факт его биографии, на выборах, они всё равно за него не проголосуют. А достоверно внушать массам то, чего не было, мы пока не научились. Только частично стирать память в эмоционально нейтрально окрашенных фрагментах. Т.е. ученикам и учителям ты, по большому счёту, безразличен. Даже, если они симпатизируют тебе, всё равно с лёгкостью про тебя забудут. Зато, когда встретят снова, будут заранее настроены положительно. Ну, или отрицательно, если ты успел кому-то насолить.

— Слушай, а Эл? Он же меня любит… он тоже забудет? — задал свой главный вопрос опять начавший психовать Сыроежкин.

— Хм, — Гусев на секунду задумался, даже почесал затылок, — зависит от степени его привязанности к тебе. Если это только половое влечение или дружеская симпатия, то скорее всего, да, забудет. Если привязанность сильная, то, вероятно, твой образ с соответствующей эмоциональной окраской будет всплывать у него в памяти. Но каких-то конкретных фактов, вроде твоего имени-фамилии или имевших место событий в ваших отношениях, быть не должно. Но это эксперимент, в конце концов, заодно и проверим! — усмехнулся Гусь.

— Макар, а можно не стирать ему память? — Сыроежкин вдруг подумал, что чувства Громова могут быть не так глубоки как ему кажется, и даже быть проявлением его болезни.

— Сергей Палыч, — не допускающм возражений тоном ответил Гусев. — Память стирается всем, кроме объектов наблюдения. Всё. Я на это повлиять не мог бы даже, если бы захотел. Ты же взрослый человек и должен понимать такие вещи. Итак, двадцать пятого в восемь ноль ноль ждём. Не опаздывай, у тебя начинается новая жизнь, — Гусев ещё раз похлопал по плечу Серёжу и был таков.

«Двадцать пятого в восемь, — повторял про себя Сыроежкин. — Последний звонок начинается в одиннадцать. Ну, хотя бы два часа-то он будет. Если от офиса Конторы добираться недалеко, я к концу точно успею. Ну сколько там все формальности займут? С восьми утра-то? Должен успеть…»

Двадцать четвёртого после школы Серёжа сказал Элеку:

— Эл, у меня проблемы с квартирой. Я буду занят сегодня весь остаток дня, а вечером заеду к родителям. Увидимся на последнем звонке. До завтра, Эл! — он сжимал ладонь своего друга, смотрел ему в глаза и больше всего на свете хотел поцеловать и никогда с ним не расставаться. Несмотря на все громовские заскоки и странности.

Элек стоял белый как мел, только кивал и ничего не говорил. Всю ночь они сегодня не спали, занимались любовью. Тут Серёжа даже не пытался отлынивать и выполнял все прихоти Громова — ведь когда ещё у них будет, и будет ли вообще? Элек же вопреки Серёжиным опасениям нисколько не пытался составить ему компанию и без слов отпустил. Он вообще весь день молчал, только как-то печально смотрел на своего близнеца. «Чёрт! Он как будто чувствует и прощается со мной!» — не мог отделаться от этой мысли Сыроежкин. «До завтра, Эл, до завтра», — как мантру повторял про себя Сергей.