— Он словно боялся назвать вещи своими именами, сказать правду. Сказать, что устал от меня, — Эл смахнул выступившую слезу, потом как-то растерянно посмотрел на приятеля и сказал: — Серёжа всё упирал на то, что ему надо пожить самостоятельно. Здесь он, мол, всегда был в моей тени. Нас же всё время сравнивали из-за внешнего сходства. И сравнение было не в его пользу, как он считал. Ну, и с учёбой я всегда ему помогал, не без этого. Почему-то Серёжу это угнетало. Вот… — Эл сидел на кровати, сложив ноги по-турецки и смотрел куда-то в стену. Воспоминания изматывали его, но без них жизнь была пресна до отвращения.

— Так Сыроега и не сказал, что бросает тебя? — Гусев плеснул себе ещё выпивки — чужая драма произвела на него гораздо большее впечатление, чем он по-началу думал.

— Прямо не сказал. Только всё повторял, что мы друзья и всегда ими будем. Мне бы сообразить, что «друзья» — это и в самом деле друзья, а не любовники. Но я не понял этого и через год, когда приехал к нему летом после первого курса. Весь учебный год я ждал этого момента, даже раньше ещё хотел прилететь к Серёже — на зимних каникулах. Но он отговорил, сказал, что у него запара — долги, пересдачи… До сих пор не знаю, правда это была или нет. Но летом я всё же прилетел. Знаешь, Макар, что самое удивительное? Серёжа был рад меня видеть. Я остановился в гостинице недалеко от его общаги, и он весь тот месяц, что я провёл в Новосибирске, практически не вылезал из моего номера. И из моей постели.

И я ещё несколько месяцев после возвращения домой думал, что у нас всё хорошо. Ну, хочет Серёжа учиться вдали от дома, ну ладно. Получит диплом и вернётся ко мне. Или я к нему приеду. Почему-то я был в этом уверен.

Но когда следующим летом я спросил, на какую дату брать билет, Серёжа вдруг сообщил, что в этот раз не сможет проводить со мной время. Попросил не приезжать. Сказал, что из ВУЗа он вылетел, перевелся в другой, но на заочный, и теперь всё свободное время вынужден работать, чтобы оплачивать обучение и снимать себе жильё. На еду ему всё-таки родители присылают. Возвращаться домой категорически отказался. Ну, а поскольку адрес мне сообщить Серёжа не захотел, мотивируя тем, что вынужден часто менять квартиры, сам приехать я не решился. В остальном наше общение по сети оставалось прежним.

— Тебе, наверное, тяжело пришлось, — даже не спросил, а констатировал Макар. Учитывая болезненную привязанность Элека к своему двойнику, по-другому и быть не могло.

— Очень тяжело, — согласился Громов. — Я как бы уже начал понимать, что все эти внешние обстоятельства — не более, чем отмазки. Я предлагал Серёже помощь — подрабатывал немного. Он отказался. Что мне было делать? Я стал прямо спрашивать, Серёжа, что случилось, почему ты не хочешь больше меня видеть? Не хочешь меня? Сам понимаешь, спросить: «Ты меня разлюбил?» — я не мог. Любви мне никто не обещал. Он опять говорил, что мы друзья, даже больше — практически братья, но лучше бы каждый из нас сам строил свою жизнь. В том числе личную, — Эл замолчал, потом кивнул сам себе и встал налить ещё сока. Вроде никаких болезненных ощущений он больше не чувствовал, значит, Серёжа скорее всего спит, и до утра неприятностей можно не ждать.

— Ты устал, тебе поспать бы, — предложил Гусь. Вид товарища ему откровенно не нравился — усталый осунувшийся и вселенская тоска в глазах.

— Прости, я тебя утомил, — Громов виновато опустил глаза. — Я обычно не ною и не жалуюсь, просто сегодня накатило… Когда вас всех увидел.

— Эй, Эл, ты чего?! Мне жуть как интересно узнать, как всё у вас дальше было. И про Серёгу, ты же знаешь… Но выглядишь ты херово. Уж не обижайся.

— Ну, с этим в любом случае ничего не поделать, — пожал плечами Электроник. — Завтра буду ещё хуже выглядеть, не пугайся, — уже веселее взглянул на Макара Эл.

— Тогда валяй, рассказывай дальше, — уверенно предложил Гусев.

— А дальше меня опять спасло чудо.

— Спасло?

— Именно. Я на почве своих любовных неудач чуть опять глупостей не натворил. Даже антидепрессанты не помогли.

— И тебя спасло чудо?

— Ага. Даже два чуда, — Эл повернулся и указал Макару на большую фотографию на стене. Печальная, но в тоже время очень светлая улыбка озарила его лицо.

— Чингиз и Рэсси? — удивился Гусев. Про то, что у Громова долго жили два эрдельтерьера, он знал, но об их роли в судьбе хозяина не догадывался.

— Ты, конечно, не в курсе — я никому подробностей не рассказывал. Но Рэсси, он был такой же как я.

— Пёс-киборг? — не поверил Макар.

— Правильно, — кивнул ему Электроник. Профессор, как только узнал от меня, что Серёжа собирается уезжать, начал новый проект по клонированию биологического объекта. Я об этом пост фактум узнал, когда всё уже готово было, и мне, так сказать, Виктор Иванович с Машей презентовали готовую «работу». Так вот, когда я одиннадцатый класс закончил, профессор в каком-то приюте взял щенка и стал создавать его полукибернетический клон. В свободное от работы время и на свои средства. Официально он какой-то заказ для очередного магната выполнял, а параллельно собственными разработками занимался.

Только я опять в депрессию впал, как Виктор Иванович приносит домой пса. Так и так, говорит, Элек — это теперь твоя собака. Заботься, дрессируй, ухаживай. Я не понял сначала, зачем мне пёс? Я вроде не просил никогда… А профессор достал из кармана какую-то штуку на цепочке и сказал прямо в неё: «Сидеть!»

***

— Профессор, зачем вы в эту штуку говорите? — не понял Электроник. Большой лохматый эрдельтерьер выполнил команду и смотрел на Виктора Ивановича. — Собаки хорошо слышат.

Профессор Громов ничего на это не ответил, только как-то странно посмотрел на Электроника и опять заговорил в переговорное устройство:

— Объект ноль ноль два! Это Электроник, — профессор взял Элека за руку и подвёл вплотную к собаке. Потом сунул псу под нос руку Эла и сказал: — он твой новый хозяин. Теперь ты будешь слушаться только его.

— Виктор Иванович, он вас не поймёт, собаки только простые команды выполняют, — большим любителем собак Эл никогда не был, но то, что вести с ними диалоги как с людьми бесполезно, это даже он понимал. «Наверное пёс глухой, — подумал Электроник, чтобы как-то объяснить себе странное поведение профессора. Раз ему слуховой аппарат нужен и эта штука».

А дальше произошло то, что заставило Электроника аж на целых полчаса забыть о своих несчастьях. Пёс обнюхал его, обошёл вокруг, как показалось Элеку, внимательно осмотрев, и… сказал: «Хозяин!»

Эл, открыв от удивления рот и вытаращив на это чудо глаза, как статуя замер перед собакой. Ему не послышалось? Пёс действительно это… сказал?!

— Ну же, мальчик мой, — профессор ласково обнял Элека за плечи, — не бойся. Это собака такая же как ты.

— К-как… я?.. В смысле? — не понял Эл. — Киборг?

— Именно!

— А что, мной тоже можно так управлять? — такого вопроса профессор, признаться, не ожидал.

— Ну что ты! В этом ваше принципиальное отличие. Пёс тоже искусственно созданный клон с наполовину электронными мозгами, — стал объяснять профессор, — но в отличие от тебя никаких других искусственных механизмов внутри него нет. Зато есть встроенный модуль управления поведением с голосовым интерфейсом.

— Как это? — всё ещё не до конца отошёл от шока Элек.

— Если не пользоваться устройством связи, то он — обычная собака, которую надо дрессировать и воспитывать. И которая, естественно, не говорит. Но с помощью этого прибора, — профессор потряс рукой с металлической бляхой, — она переключается в режим киборга и выполняет инструкции, переданные ей через голосовой интерфейс. И отвечает на произвольно сформулированные команды, используя человеческую речь. Попробуй, — Виктор Иванович протянул прибор Элу, — дай ему имя.