— Макар Степанович? — Саша обречённо протянул для рукопожатия руку Гусеву — раз уж карты раскрыты, надо вести себя цивилизованно. Тем более, это друг отца, известный в прошлом хоккеист. — Сегодня годовщина. Вы пришли к Сергею?
— Да, — кивнул Макар. — Я уже был на могиле, оставил цветы, а потом подумал, что не готов так просто уйти и вернулся. Всё-таки специально прилетел, ради… — Гусев тяжело сглотнул, — него.
— Может, если вы не очень заняты, поедем к нам, помянем папу? — предложил Саша. Объясняться с Гусевым по поводу Эла всё равно придётся. Так не на улице же это делать?
— Спасибо, буду признателен, — не сводя глаз с Электроника, сказал Гусев.
Эл непонимающе смотрел на них обоих, а потом не выдержал и спросил:
— Серёж, почему ты говоришь о себе в третьем лице? И почему вы вдруг решили устроить поминки по Павлу Антоновичу? Я не понимаю…
— Эл, давай доберёмся до дома, — как можно ласковей сказал Саша. — Там я всё всем объясню, — он посмотрел на Гусева, на лице которого тоже читалось явное недоумение, и тяжело вздохнул — видно придётся бедняге Элу второй раз за день потерять своего Серёжу.
***
— Боже, каким я был идиотом! — Гусев глядел на свой портрет, висящий в комнате Сашиной квартиры, пока сам хозяин успокаивал на кухне андроида. Рыдания и жалобы на судьбу несчастного электронного существа разрывали ему сердце. Хотелось хоть как-то его утешить, но что он мог сделать? Только не мешать Серёжиному сыну успокаивать Электроника. То, что Саша просто обожает это создание, было видно невооружённым глазом. Интересно, Серёжа так же его любил?
— Ну всё, — Саша вошёл в комнату и выдохнул с облегчением. — Я попросил Эла сделать нам пиццу, это займёт некоторое время. Теперь вы можете спрашивать меня о чём хотите, он не должен услышать. К тому же, я включил на кухне радио и велел закрыть дверь, под предлогом того, чтоб в комнату не шли запахи, — Саша ещё раз включил электрический чайник, чтобы налить гостю чай.
Макар некоторое время молчал, переваривая Сашин рассказ и последовавшую за ним реакцию робота, а потом спросил:
— Серёжа был счастлив?
— Не особо, — покачал головой Саша. — Но он не жаловался. И никого не винил — только себя.
— А Электроник? Они дружно с ним жили? — Макару хотелось хоть задним числом узнать побольше о жизни любимого человека.
— В последнее время — да. А до этого… Папа часто срывался на нём, когда был моложе. Наверное, он тогда ещё на что-то надеялся, думал, что всё ещё может быть по-другому. Такой робот на самом деле — большая обуза, скрывать его ото всех тяжело, — Саша задумался, а потом добавил: — Но я бы лучше сказал не обуза — роскошь. Да. А предметы роскоши требуют сил и средств на своё содержание. За них всегда в каком-то смысле надо дорого платить. Сначала отец был не согласен с ценой, потом — смирился.
— И теперь ты принял эту эстафету, — Гусев задумчиво глядел в свою чашку.
Серёжин сын вживую, а не на фото, был действительно очень похож на своего отца, и, глядя на них с Элом со стороны, Макар невольно представлял себе Сергея. Загадочный любовник-инвалид, которого Сергей не мог бросить, на самом деле оказался роботом-андроидом Электроником. И всю свою жизнь Сыроежкин самоотверженно заботился о нём, даже в ущерб своим интересам… Подумать только, а ведь Макар считал Серёжу легкомысленным человеком. Как же жестоко он ошибался.
— Ну, мне, в отличие от папы, это в радость, — прервал невесёлые гусевские думы Саша. — Я, сколько себя помню, хотел быть только с Элом.
— Знаешь, когда Электроник был с нами, недолго, всего несколько недель, мы действительно были друзьями с Серёжей. Эл каким-то образом заставлял каждого, кто с ним общался, открываться с лучшей стороны. И я здесь не исключение. А потом… Потом оказалось, что друг из меня херовый, не то что Сыроега… Если бы я не оттолкнул его тогда, если бы не оттолкнул… — Гусев закрыл ладонями лицо, какое-то время сидел так, тяжело дыша, потом встал, вытер носовым платком глаза, печально улыбнулся и почему-то сказал: — Но иначе бы не было тебя, Саша.
Саша так и не понял, о чём он.
Пиццы Макар не дождался — сослался на плохое самочувствие, вызвал такси и поехал в гостиницу. Перед уходом зашёл на кухню к Элу попрощаться. Обнял его, опять пустил слезу и, чуть покачиваясь, ушёл.
— Ну, придётся тебе одному всё это есть, Серёжа, — слегка расстроился Эл.
— Съем, куда я денусь, — попытался улыбнуться Саша. — Ты вкусно готовишь.
Визит Гусева произвёл на него тягостное впечатление. От Макара буквально веяло тоской и безысходностью. Хотя держался он бодро и говорил тоже, но его взгляд… За тем удивлением, с которым Гусев смотрел на Элека, проглядывала плохо скрываемая боль.
«Да ещё эти розы на могиле отца… Такие букеты в сопливых мелодрамах дарят девушкам, добивающиеся их расположения ухажёры, — рассуждал про себя Саша. — И что он хотел сказать этим: «Если б я его не оттолкнул тогда, тебя бы не было»? Странно. А ещё Эл говорил, что когда несколько лет назад Гусев попал здесь в аварию, отец всё время провёл с ним. И портрет этот… Мать в своё время рассказывала, что папа всю жизнь любил какого-то человека, и она явно не Элека имела ввиду. Ещё часы же!» — Саша порылся в комоде и достал коробку, в которую положил отцовские часы. В свою последнюю ночь Сергей их так и не снял, они были на его руке, когда пришёл Саша. «Это ж вроде подарок Макара, отец как-то проговорился… Сердечко на крышке… Бля! Ну и дурак же я! — Саша даже по лбу себя хлопнул — это же надо быть таким недогадливым! — Человек, которого любил папа… Гусев! Фига себе…»
***
Сев в такси, Гусев почувствовал себя совсем скверно. Даже позвонил Этьену, тот должен был уже вернуться после инспекции спортивной школы, чтобы встретил его внизу — сам он вряд ли сможет добраться до номера. Этьен, конечно, будет ругаться не без этого, но… Макар просто не мог не приехать на Серёжину могилу и не мог взять Этьена с собой на кладбище.
Чуть меньше года назад Сергей перестал писать ему и не появлялся в сети, и Макар забеспокоился. Позвонил Чижу — тот с Сыроежкиным уже сто лет как не общался, но Майе написал. Она-то и сообщила Максу печальную новость, которую он потом и не знал как бы поаккуратнее передать Макару. Гусев известие о Серёжиной смерти воспринял на удивление спокойно — что-то подобное он и предполагал, а скорее, чувствовал. Только вот у самого Макара здоровье после этого пошатнулось ещё сильнее — почти год он не вылезал из больниц и амбулаторий. Хорошо, что успел ввести Этьена полностью в курс дел — в критической ситуации парень показал себя не самым плохим руководителем, несмотря на возраст. Кое-как подлечившись, Гусев взял билеты до Москвы. Этьен умолял его повременить и не лететь — всё-таки перелёт тяжёлый, а уж в его-то состоянии и подавно. Но Макар и слышать ничего не хотел — столько лет у него находились более важные дела, чем приезд в Москву к Серёже, и вот что из этого вышло. Поэтому свой последний долг он ему отдаст, чтобы ни случилось. Переспорить Гуся, если уж он вбил себе что-то в голову, невозможно в принципе, и Этьен полетел с ним, заодно московскую школу лично проведать.
Серёжину могилу Гусев видел и раньше — Макс присылал ему фото и рассказал как её найти. Но вживую всё выглядело не так, воспринималось более остро… То ли от усталости после длительного перелёта, то ли действительно от избытка чувств, но, оказавшись на могиле Сергея, Макар чуть было сознание не потерял. Присел на каменную скамейку, пришёл в себя и ещё минут десять, наверное, просто смотрел на высеченный на чёрном граните портрет и не мог оторваться — родственники использовали для изготовления памятника фотографию, где Серёжа был ещё молод, как раз такой, каким увидел его Макар, когда после длительного перерыва вернулся на Родину. Чижиков тогда устроил им романтическую встречу у себя в ресторане, а потом больше суток Макар не мог выпустить своего возлюбленного из объятий. Он звал Серёжу с собой, ждал, что тот всё-таки передумает и примет его предложение, но… только позже, встретив на кладбище Электроника, Гусев в полной мере осознал, что у него не было ни единого шанса. Всего лишь одна возможность была у них с Серёжей быть по-настоящему вместе — он сам её упустил ещё в школе. И кто сказал, что детская глупость и эгоизм не имеют последствий? По крайней мере, Макару его ошибка обошлась дорого. Слишком дорого.
