— Не поддерживать? Как? — растерялся Серёжа. — Ребята-то ведь знают…
— А вот тут в игру вступаешь ты. Тебе надо будет не слишком навязчиво, но достаточно однозначно дать понять всем, кто в курсе про Электроника, что Элек — на самом деле никакой не робот, и всю эту историю вы с ним на пару выдумали, чтобы разыграть товарищей. На самом деле, согласно твоей версии, Элек — твой дальний родственник, очень на тебя похожий. Мальчик-вундеркинд, который приехал погостить к родне в Москву, и ты уговорил его подменить тебя в школе. А для дополнительного сходства загримировал под себя. Всё понятно?
— Да… — неуверенно кивнул головой Серёжа. Его всё ещё немного потряхивало от свалившихся на его голову новостей и страха за Эла. Да и возложенной на него миссии он тоже побаивался — а ну как не справится, не сможет убедительно соврать, и ему не поверят?
— Да, тебе придётся обманывать друзей, Серёжа, — Громов по-своему понял его заминку. — Это нехорошо, конечно, но другого выхода нет — на кону жизнь Элека.
========== 2. Если друг оказался вдруг… ==========
Серёжа сделал всё, как учил его профессор — каждому из своих друзей рассказал новую версию событий, так взбудораживших их школу в конце учебного года, выслушал много «лестных» эпитетов в свой адрес, старался сдерживаться, чтоб не скатываться до взаимных обзывательств и ругани, а потом едва не плакал от обиды, когда очередной друг под каким-нибудь благовидным предлогом отказывался с ним водиться. Некоторые, правда, прямо в глаза заявляли:
— Эх ты, Сыроега! Оба вы! Мы ведь поверили вам, помочь пытались, переживали… А вы всё придумали. Что, выходит, и похищения никакого не было? Никто Эла, или как там его, не крал?
— Н-нет… не было, — дрожащим голосом подтвердил слова бывшего друга Серёжа.
— И на хоккейном матче тоже спектакль устроили? — Гусев, не скрывая презрения на своём лице, смотрел на Сыроежкина. — Этот твой… родственничек специально шайбу в свои ворота загнал?
— Специально, — одними губами сказал Серёжа. Горло так сдавило от подступающих слёз, что голос пропал совсем. Только бы не разреветься на глазах у Гусева! Он готов был как и прежде сносить от него тычки и издёвки, но отвращение или полный игнор со стороны Макара просто убили бы Сергея.
— Да-а… А я-то, дурак, всё понять не мог, как ты так спокойно его побег воспринял, даже остановить не пытался. А вы, оказывается, всё заранее спланировали, целую драму разыграли — типа он весь такой обиженный убегает, а мы его потом все ищем. Чтоб тебе помочь! Ещё медосмотр этот… Знал бы — палец о палец бы ради тебя не ударил, — сплюнул себе под ноги Макар. — Подло это, Сыроега, чужими чувствами играть.
Серёжа еле сдержался, чтобы не начать оправдываться на несправедливые обвинения. Уже открыл было рот, чтобы сказать, что чувства людей он всегда уважал, а его, Гусева — в особенности. Но потом вспомнил несчастное лицо Электроника, представил, как плавится под струёй огнемёта искусственная кожа андроида, как он кричит от боли и ужаса… и смолчал. Жизнь Электроника важнее Серёжиной личной драмы.
— Что, молчишь? — покачал головой Гусь. — Ну, может, потом поймёшь. И знаешь что… — тон Макара стал холодным, а во взгляде засквозила брезгливость, отчего у Сыроежкина внутри всё словно оборвалось. — Не подходи ко мне больше. И не звони, — и Гусев, не оглядываясь, вышел из гаража, куда до этого его привёл Сергей.
«Лучше бы он ударил меня, лучше бы избил… Только не так… Не так», — шептал, глотая слёзы, Сыроежкин, медленно оседая на пол и обдирая футболку и спину о занозистые доски своей сарайки. Разрыв с Макаром оказался намного болезненнее, чем он предполагал. А всё потому, что в тайне Серёжа надеялся, что уж кто-кто, а Гусь-то его поймёт и простит. Он бы в такой ситуации Макара точно простил…
Единственное, что помогало Сыроежкину держаться, это мысли об Электронике. «Я делаю это ради Эла. Если не я — его сожгут», — повторял себе всякий раз Сергей, замечая короткие презрительные взгляды, бросаемые на него бывшими приятелями, которых он изредка встречал на улице. Одноклассники больше с ним не общались, демонстративно обходили по широкой дуге, даже сосед Чижиков, который единственный с симпатией относился к Серёже ещё до всей этой истории с Электроником, и то, при встрече лишь коротко говорил «Привет!», отводил взгляд и шёл дальше по своим делам.
Так одинок Сергей ещё никогда не был. Даже до знакомства с Элом, когда у него не клеились отношения с одноклассниками. Они не замечали его, это да, но относились спокойно, без неприязни. Даже Гусев, достававший периодически Серёжу своими дурацкими шуточками и издёвками, делал это как-то по-доброму, любя. А теперь… Теперь Серёже жить не хотелось. Целые дни он, как когда-то, проводил один в своём гараже, бренча на гитаре какие-то грустные мелодии и читая стащенные у родителей «взрослые» романы, содержание которых выветривалось из Серёжиной головы сразу, как только он закрывал книгу.
Периодически заходил к профессору проведать Эла — тот был всегда рад его видеть, с ним было весело и легко. Уже через пять минут после встречи с единственным другом Серёжа «оттаивал», начинал улыбаться, шутить и почти забывал, что ждёт его за порогом профессорского жилища. Электроник был его отдушиной, и Сыроежкин считал неправильным жаловаться андроиду на жизнь и вызывать тем самым у него ещё большее чувство вины. Электроник же со своей стороны прекрасно видел, в каком состоянии приходит к нему друг, как меняется его лицо и тяжелеет взгляд, когда наступает пора прощаться. Эл переживал, ненавидел себя и всю сложившуюся по его вине ситуацию, но как помочь Сергею или хотя бы отплатить за те жертвы, на которые он ради него пошёл, не знал.
Хоккей Серёжа бросил сразу после разговора с Макаром — просто не смог прийти на очередную тренировку. В Интеграле о роботе ничего не слышали, к подмене Сыроежкина на пресловутом матче его близнецом отнеслись без интереса, точнее тренер сделал вид (а может, и правда так думал), что ничего не произошло, а другим игрокам было пофиг — главное выиграли. Вообще, товарищи по команде приняли обоих новичков неплохо, и Сергей вполне мог бы продолжить тренироваться. Но видеть Макара, чувствовать на себе его полное равнодушие было для Сыроежкина невыносимо. Да и не настолько он любил спорт.
Сказать, что Серёже было тяжело — ничего не сказать. Он с ума сходил от одиночества и от груза ответственности, который на него взвалил Громов. Но отступить и подставить под удар Электроника тоже не мог. Мысли о предстоящей учёбе, до которой оставалось ещё больше двух месяцев, о том положении изгоя, в котором он неизбежно окажется в классе (и не только в классе, он стал местной знаменитостью в своей школе), всё чаще приводили его к размышлениям о принудительном прекращении своего существования.
Серёжа просто не выдержал.
— Май! Май! Постой! Давай поговорим, пожалуйста! — Серёжа дождался выходящую с тренировки девушку и попытался начать разговор. Но Светлова на приветствие только кивнула и направилась в противоположную от Сыроежкина сторону. На окрики его не реагировала. — Да Майка же! — Сергей обогнал девушку, преградил ей путь и бухнулся перед ней на колени, прямо на грязный после дождя асфальт. Надо сказать, манёвр удался — на них стали оборачиваться люди, Светлова засмущалась и решила прекратить этот цирк.
— Что тебе надо, Сергей? — строго и с плохо скрываемой обидой в голосе сказала Майя.
— Поговорить, Май, пожалуйста, только поговорить, — умолял Серёжа.
— Вот как? Ты даже снизошёл до разговоров со мной? — съязвила Майка. — Ну говори, я слушаю. Только с земли поднимись — люди смотрят.
