— Давай не здесь, пойдём куда-нибудь, — сказал Серёжа, отряхиваясь.

Рассказав всем новую версию событий, связанных с Электроником, Сыроежкин сознательно избегал объяснений с Майкой. Она вроде как была его девушкой, он чувствовал, что по-настоящему нравится ей, и поэтому не знал как подступиться к разговору. Сомнений не было — она тоже отвернётся от него, но ранить её чувства Серёже очень не хотелось (тут Макар был совершенно неправ относительно его чёрствости). Ничего лучше, чем тянуть время и избегать личных встреч со Светловой, Сергей не придумал. Чем по незнанию очень её обидел.

— Май, это касается Электроника, — начал Серёжа. Майка, которую Сергей привёл к себе в «гараж», устроилась в гамаке и с недовольным видом поглядывала на Сыроежкина. Он присел на маленький столик напротив девушки и приготовился открыть ей правду.

— Ну, я догадываюсь, что ты не как у меня дела узнать хочешь. Но, если речь об… этом твоём близнеце, можешь не утруждаться — ребята мне всё уже рассказали, — ехидничала Светлова. На Серёжу она была откровенно зла. И гораздо больше за двухнедельное молчание, чем за обман.

— Я наврал им.

— Наврал? Когда именно наврал? — растерялась от такого поворота Майка. — Сейчас или раньше, с Элом?

— Сейчас. Только пообещай мне, что никому ничего не скажешь, это вопрос жизни и смерти! — отчаянно выпалил Сыроежкин. — Эл может погибнуть, если кто-то ещё узнает правду.

— А как я пойму, что ты меня сейчас не обманываешь? — серьезно спросила Майка и даже спрыгнула с гамака. От былого ехидства не осталось и следа.

— У меня нет доказательств, но где-нибудь через полгода или чуть позже они будут — я приведу тебя к Элу, и ты увидишь, что он не растёт, не изменяется. Только, пожалуйста, не говори никому, пусть все считают, что мы с Элом всех одурачили.

И Сергей во всех подробностях посвятил подругу в историю жизни и создания Электроника, как это ему поведал сам профессор Громов. И для чего нужна была выдумка с якобы дальним родственником-вундеркиндом, тоже рассказал.

— Ничего себе, подумать только! — поразилась девушка. — Получается ты его себе в ущерб защищаешь. Ведь они ж нескоро забудут. Несладко тебе в школе придётся.

— Май, а у вас в школе свободные места в седьмых классах есть? — мысль перевестись к Майке пришла Серёже неожиданно.

— Не знаю. Пойдём завтра к директору сходим, выясним. Только ты со своими родителями поговори, вдруг они против будут. Сорок четвертая — крутая математическая школа, а наша, сорок вторая — самая обычная.

— Я их в любом случае уговорю, — почесал макушку Сергей. — Я ведь не тяну программу, и после восьмого и так, и так бы ушёл. Какая мне математика, мне одна дорога — в путягу, — вздохнул Сыроежкин и присел на лесенку.

— Не говори так, ты умный, Серёж, — Майка подсела к приятелю и обняла его за плечи. — Будем с тобой вместе учиться и за одной партой сидеть, — и в подтверждение своих слов поцеловала Серёжу в щёку.

Светлова не то чтобы поверила в Серёжин рассказ, ей на самом деле было не так уж важно, кем там в действительности является двойник её парня. Майю сильно задело то, что Серёжа избегал её, перессорился по каким-то причинам со всеми своими друзьями, наговорил им очередных небылиц, а про саму Майку как будто забыл. Хотя она готова была принять любую его сказку и уж точно, в отличие от этих дураков, от Сыроежкина бы не отвернулась. И теперь, когда Серёжа мало того, что «исправился», но и рассказал ей единственной правду (а пусть даже и вымысел — всё равно особенный), Майка растаяла. А что такого? Она влюблена и скрывать этого не собирается.

Серёжа был очень благодарен подруге за поддержку. К тому же она действительно помогла перейти ему в новую школу, где он наконец-то вздохнул свободно. Новые одноклассники оказались людьми дружелюбными и быстро приняли Сыроежкина в свою компанию. Девочки пытались строить глазки и кокетничать со смазливым новичком, Майка на них шипела, но быстро перестала — Сергей даже попыток не делал отвечать на их заигрывания. За последнее время слишком хорошо узнал он цену настоящей дружбы, а Майка для него была прежде всего другом, и только потом девушкой. Предавать её доверие и платить неблагодарностью за оказанную помощь и поддержку Серёжа не собирался.

Что про Серёжу говорили и говорили ли вообще его прошлые друзья-одноклассники, он не знал и узнать не пытался. Если раньше Сыроежкин просто горевал от того, что они отвернулись от него и фактически обрекли на одиночество, то по прошествии времени его отношение изменилось. Теперь Сергей чувствовал обиду. Так называемые друзья бросили его из-за того, что Эл оказался для них не чудо-роботом, редкой диковинкой, а обыкновенным парнем. Они не смогли простить Серёже «ложь», несмотря на его добровольное «признание» и то, что единственным пострадавшим от этого обмана стал он сам.

Больше всего Сергей был обижен, даже зол, на человека, чьей дружбой он некогда особенно дорожил. На Макара Гусева. Изредка пересекаясь с ним во дворе, Гусь демонстративно отворачивался в другую сторону, даже «Привет!» ему буркнуть было западло. Каждый раз после этих случайных встреч у Серёжи что-то кололо в груди, хотелось догнать Макара и со всей дури врезать ему по морде за такое отношение. Естественно, Сыроежкин этого не делал, и не только потому что силы были заведомо неравны и в зубы в такой ситуации получил бы он сам. Сергей боялся, что если всё-таки остановит Гусева, то вместо того, чтобы съездить ему по физиономии, или хотя бы попытаться это сделать, он станет умолять простить его, говорить что скучает, что очень хочет дружить как раньше, что… в общем, будет жалок и сам себе противен.

Потому что факт остаётся фактом — как бы ни было хорошо ему с новыми товарищами, привязан он был к своей прежней тусовке. Сыроежкин сам удивлялся этому обстоятельству — с Корольковым, Смирновым, Чижом и, негласным лидером этой тёплой компашки, Гусём он был близок только несколько недель, пока с ним был Электроник. Как Серёжа успел так быстро прикипеть к ним? Почему ему так дорого вдруг стало внимание Макара? Не иначе за предыдущие шесть лет учёбы он неосознанно тянулся к этим ребятам и, пусть и на расстоянии, смог неплохо их изучить. Так по крайней мере объяснял себе свои чувства сам Сыроежкин. Оказавшись в изоляции, он вдруг обнаружил в себе доселе дремавшую склонность к самоанализу, а может, неприятные переживания и свалившаяся на него внезапно ответственность за жизнь Электроника просто изменили его, заставив резко повзрослеть.

Электроника, кстати, Сыроежкин не забывал и регулярно приходил в гости к профессору Громову, где его встречали как родного. Элек рассказывал, как со скуки самостоятельно сделал Маше по случайно найденным Виктором Ивановичем в научной библиотеке чертежам весьма изящный «антикварный» туалетный столик. Серёжа и сам видел результат его труда и не мог не восхититься. Роботу было жизненно важно чувствовать себя полезным — и это желание не было прописано в его программе, как заверил Сыроежкина Виктор Иванович. Элек — система искусственного интеллекта, способная не только к самообучению, но и собственному развитию. Всех возможностей «разума» андроида не представлял себе даже сам его создатель.

— Знаешь, Серёжа, — сказал ему как-то профессор, — Элек сейчас нас не слышит, и ты ему не говори — я боюсь вселить в него напрасную надежду. Но у меня иногда создаётся впечатление, что он — живой.

— Живой? — не понял Серёжа, который и так всегда считал Электроника живым и не мог даже допустить мысли, что он — машина.

— Ну да. Посмотри сам, его мышление ничем не отличается от мышления обычного мальчишки. Электроник такой же как ты. Если бы я, к примеру, был религиозным человеком, то я бы поверил, что к его электронным процессорам, модулям памяти и другим элементам системы привязалось некое сознание. По каким-то причинам, чтобы зацепиться в этом мире, оно выбрало не биологическое тело на основе углеродной органики и воды, а полностью синтетическое, созданное из полимеров, сплавов и кремния, — закончил свою философскую мысль Громов, задумчиво глядя в окно.