Не пойми откуда взялся мелкий Рыжиков, влез в самую кучу шестиклассников и стал клянчить у Сыроежкина рисунок, грозился себе на стену повесить. Макар аж скривился — Чиж собрался дрочить на эту мымру! Вот извращенец. Нормальные пацаны на такое не дрочат. Потом Макар вспомнил свой заныканный «Старт», с тоской взглянул на Сыроегу, который всё ещё был на себя не похож, и побрёл на следующий урок. Даже не услышал, как Марина Николаевна похвалила работу самого Макара за свежий и небанальный взгляд на натюрморт. Удивлялась только странному названию картины — никаких деревьев в своей работе Гусев не изобразил. Наверное, Макар совсем замечтался, пока рисовал, и чисто машинально всё-таки подписал рисунок.

***

В отличие от Макара, Серёжа провёл день хорошо, просто замечательно, можно сказать. Сначала, не без помощи робота взгромоздясь на берёзу, наблюдал в театральный бинокль за триумфом Эла на математике, потом, уверившись, что есть таки от Электроника польза, и можно на счёт учебы вообще не париться, пошёл гулять. Раз уж у него незапланированный выходной образовался, надо провести его с пользой. И Серёжа отправился в Луна-парк, где благополучно слил все имеющиеся карманные деньги на карусели и мороженое. А потом просто пошёл шататься по району — делать-то всё равно нечего. У спортивного клуба его выцепила вчерашняя девчонка, которую Эл с Серёжиной подачи так удачно защитил от местной гопоты. Слово за слово, и они с Майкой договорились встретиться как-нибудь после уроков. Сказать, что Сыроежкин был горд собой, ничего не сказать — ещё бы, такая девка на него запала! Значит, не одной только Кукушкиной он нравится. Хотя, Зойка-колбаса покрасивее этой Майки будет, но уж больно она дура. А эта вроде ничего, нормальная.

«Ухаживать за девчонкой дело, конечно, весёлое, но хлопотное», — думал Серёжа, с грустью вспоминая последнюю трёху, потраченную в парке. На какие шиши теперь Майку мороженым угощать? Родители в этом месяце больше не дадут. Остаётся только на собственное обаяние полагаться и умение заговаривать зубы. Упускать Светлову уж очень не хотелось — это ведь такой козырь! В классе ни у кого из парней девчонки нет, а у него будет! Все обзавидуются Сыроежкину и сразу зауважают. Особенно Гусь. За ним-то девки не бегают, хотя он и крутого из себя строит. И старше их всех на два года. Этот факт заставил Сыроежкина глубоко задуматься. Ведь правда, Гусь — высокий, сильный, прикольный… Одевается модно и вообще… красивый. А эти дуры почему-то не ведутся. Тут Серёжа вспомнил лицо Макара, его горячее дыхание, сильные руки, то как близко они были друг к другу тогда, на лестнице, как хотелось стать ещё ближе… Тяжело сглотнул, посмотрел на часы и двинулся к гаражу — скоро должен был вернуться Эл из школы.

Электроник, конечно, полный наивняк, Серёжа в этом очередной раз убедился, когда робот (или всё-таки киборг?) рассказывал ему, как умудрился получить четыре по рисованию за вполне профессиональную картину. И это у училки, которая принципиально даже троек никому не ставит! Впрочем, в остальном у Серёжи к Элу претензий не было. И какой чёрт его за язык дёрнул, Сыроежкин сам не понял. Взял и ляпнул:

— Слушай, а иди-ка ты домой вместо меня! А то будят каждое утро без дела, про школу спрашивают. В общем, заменяй меня полностью! Хочешь?

Киборг, видать, совсем дураком не был и за шанс пожить как человек, в человеческих же условиях ухватился руками и ногами, что называется. Чуть ли не бегом к Серёже на квартиру побежал, Сыроежкин ему еле про кормёжку себя любимого напомнить успел. А то Эл бы и не догадался — сам-то он, по его же собственным словам, что без еды, что без сна долго обходиться может, за счёт аккумуляторов и запасов белка живёт. Но Серёжа-то — обычный человек, ему регулярное питание необходимо.

В общем, робот на радостях усвистал обживаться в Серёжиной квартире, а Сыроежкин вспомнил, что ему кроме питания ещё туалет и ванна необходимы. Но было уже поздно, назад не отыграешь. Придётся как-то самому выкручиваться.

***

Макар понял, что боится идти в школу. Нет, самой школы он, естественно не пугался, ещё чего?! Он уже давно не зашуганный первоклассник. Макар боялся прийти в класс и опять увидеть там вместо Серёги отмороженного на всю голову умника. Всё утро Гусев не находил себе места, психовал, ходил из угла в угол, наконец вышел за пять минут до звонка. Схлопотал у исторички замечание в дневник, но даже внимания на это не обратил — весь урок пялился на Серёжину спину. Тот с ним не разговаривал, на тычок ручкой в бок лишь холодно поинтересовался: «В чём дело?» Даже не хихикнул ни разу. Гусев извёлся весь, получил от исторички второе замечание дневник за плохое поведение на уроке, заявил ей, что у него проблемы в личной жизни и депрессия и, проигнорировав неуверенный призыв преподавательницы, личной жизнью заниматься после уроков, отпросился в медкабинет. Там выпросил у медсестры валерианку, отобрал у женщины весь пузырёк и под её негодующие вопли относительно своих умственных способностей выжрал половину. Потому что его реально трясло. Медсестра в итоге прониклась, даже предложила Макару идти домой отлежаться, а ещё лучше обратиться к врачу, раз такое дело. Но Гусев совет пропустил мимо ушей, сказал, что никуда он из школы не уйдёт, посидел минут пять на кушетке и вернулся в класс — кажется, немного попустило.

На музыке Макар уже более менее оклемался и решил, что надо что-то делать. Так Сыроегу оставлять нельзя, хотя бы его как-то расшевелить попробовать — авось в себя придёт? Музычка согнала всех в актовый зал — там большой рояль имелся. А их класс к последнему звонку песню репетировал, чтоб выпускников, значит, во взрослую жизнь достойно и с почестями проводить. И песня была как раз подходящая — о бренности всего сущего, скоротечности жизни, о разлуках и расставаниях. С такой только в последний путь, то есть в светлое будущее, отправляться.

Роза Ивановна подошла к делу ответственно и уже второй урок пыталась разбить «хор» по голосам, для чего каждого ученика заставляла петь что-нибудь соло. Макар подумал, что такой балаган как нельзя кстати подойдёт для его плана — «развеселить царевну Несмеяну», то бишь Сыроегу. Для чего тупо начал обстёбывать всех выходящих к роялю одноклассников. Ну, Гусь никогда, в принципе, тихо не сидел и за словом в карман не лез, но тут расстарался, ибо смотреть на Серёгину постную физиономию сил никаких не было.

— Кукушкина, — скомандовала учительница. Зойка встала ровно и заголосила тоненько.

— Алла Пугачёва, — объявил Макар. Зойка тут же дала петуха, класс захихикал, на Серёгином лице не дрогнул ни один мускул.

— Смирнов, — вызвала следующего музычка.

— А-а-а, — печально простонал Витёк.

— Лев Лещенко, — не выдержал и сам хихикнул над потугами приятеля Макар. Остальные уже веселились, не стесняясь. Сыроежкин даже не улыбнулся.

— Корольков.

— А-а! — закричал Вовка, точно его в живот ударили, ещё и за пузо для убедительности схватился.

— Муслим Магомаев, — пафосно объявил друга Макар. Класс ржал. Кроме Сыроеги, разумеется.

— Гусев! — строго сказала Роза Ивановна и тряхнула обесцвеченным каре. Сам Макар как-то не был морально готов «выйти на сцену». — Гусев! — повторила учительница. — Подойди к инструменту.

Макар встал со стула, на котором скромно сидел, скрытый рядами стоящих одноклассников, по дороге на нервной почве зацепил стул рядом и чуть не пропахал носом пол под одобрительный гогот товарищей.

— Сейчас. Держите меня, — доковылял он наконец до рояля.

— Прошу.

— А-а-а-а! — фальцетом запел Макар, закатив глаза к потолку и представляя себя Фаринелли на сцене римской оперы. Потом вспомнил, чем ещё был знаменит выдающийся итальянский певец, про которого он когда-то слушал передачу по радио, и осёкся.