Майка была всем довольна, весело щебетала о всякой ерунде в Серёжином присутствии, вела умные беседы с его матерью, с чувством глубокого превосходства взирала на Кукушкину, если в их компании оказывался Серёжин брат со своей подругой, и кокетничала с Корольковым и Смирновым, когда они тусовались все вместе. Оба парня откровенно пускали на Светлову слюни и втихаря завидовали Сыроеге — вот же повезло чуваку такую тёлку отхватить!

А вот Серёже с трудом удавалось создавать видимость хорошего настроения и поддерживать общение с друзьями — Макара теперь он видел только в школе. Гусев ни с кем не общался, на уроках стабильно хватал двойки, а некоторые и вовсе прогуливал. Мать его регулярно ходила в школу общаться с Таратаром, завучем, а иногда и директрисой, отец по старой памяти попытался было взяться за ремень, да только хуже сделал — Макар просто ушёл из дома и появился только через сутки, где был и что делал всё это время так и не сказал. Сыроежкин знал это всё от самой Валентины Ивановны — та периодически приходила к ним домой плакаться его матери. Сережа стоял тогда под дверью и подслушивал, а потом тоже плакал — бывший лучший друг не просто знать его больше не хотел, он явно катился по наклонной и ничего хорошего при такой перспективе его не ждало.

Как-то, придя в класс в середине февраля, Серёжа даже глазам своим не поверил — настолько увиденная сцена была за пределами его понимания. Всегда спокойный и выдержанный, его брат орал на Гуся и тряс его за плечи:

— Что значит: «Не вернусь?!» Ты совсем охренел, Макар? Это твой единственный шанс! Объяснись с Васильевым, попроси прощения! У тебя горе, можно сказать, он поймёт. Но надо что-то сделать, нельзя сидеть и ждать — на твоё место возьмут другого!

— Эл, ты меня плохо понял? — достаточно спокойно сказал молчавший на протяжении всей громовской тирады Макар. — Так я тебе повторю: иди на хуй.

— Ты идиот, Макар, — обречённо вздохнул Элек. — Если ты разрушишь свою жизнь, ты его этим не вернёшь.

— У него вчера был День рождения, — тихо ответил Гусев. — Был бы. Понимаешь? Шестнадцать лет.

А потом вдруг встал, сгрёб в сумку тетрадки и книжки, которые уже успел выложить на парту, и вышел из класса. Чуть Сыроежкина, который как вошёл, так и стоял в дверях, открывши рот, с ног не сбил.

— Что с ним опять, Эл? — едва отойдя от шока спросил Серёжа, заранее боясь услышать ответ.

— Макар бросил хоккей, — задумчиво сказал Элек. — Вчера на тренировке, прямо посреди игры, когда Борисыч ему выговор делал за то, что он не играет, а только на площадке мешается, Гусев бросил на лёд клюшку, шлем, перчатки, послал Васильева вместе с его хоккеем на хуй, примерно как меня сейчас, и ушёл. Всё.

— Бля-а! — схватился за голову Сыроежкин. — Что ж он творит-то?! И сейчас свалил куда-то… Ему помочь надо, Эл, только как?

— Не знаю, правда, — честно ответил Громов.

Элек рассказал брату о вчерашнем инциденте не всё. После эпичного гусевского демарша, сопровождавшегося со стороны тренера обвинениями Макара в глупости и безответственности и обещаниями взять на его место кого-нибудь получше, в конце тренировки Эла выловил Денис Евгеньевич. Он опять прогуливался возле раздевалок, когда на него наткнулся собравшийся уже домой Громов.

— Элек, подожди минуточку, — остановил его спортивный врач. — Я поговорить с тобой хочу, — сказал Денис, а Элек подумал, что вдруг хотя бы он сможет поставить Гусеву мозги на место. Как взрослый человек.

— О Макаре? — уточнил Элек.

— Д-да, — удивился проницательности Громова доктор. — Мы с ним приятельствуем, в общем. Иногда он ко мне заходит после тренировки. Поболтать…

— И вы хотите знать, куда он пропал в последнее время, и не случилось ли что у него? — не дал договорить гусевскому любовнику Элек.

— Ты прав. Да, я беспокоюсь за него.

— Макар ушёл из Интеграла.

— Как? Когда? Почему? — всерьёз занервничал Денис Евгеньевич. — Что у него случилось?

— Сегодня ушёл. Бросил клюшку на лёд, нахамил тренеру и ушёл. В середине тренировки.

— А ты не знаешь, почему он так поступил? — от волнения Денис даже схватил Элека за руку.

— У Макара друг погиб. Он относительно недавно узнал об этом.

— Друг?.. Какой друг? — совсем всполошился Денис Евгеньевич.

— Близкий. И Макар винит в его смерти себя.

— Вот оно что… — мрачно протянул доктор. — Но неужели он и вправду виноват? Не поверю…

— Как сказать!.. — Элек внимательно посмотрел на Дениса Евгениевича. — Парень выбросился из окна после телефонного разговора с Гусевым, — сказал Эл, полюбовался пару секунд на вытаращенные глаза доктора и пошёл дальше. Если Макар что-то значит для своего любовника, тот сложа руки сидеть не станет.

И, в общем-то, Эл оказался прав. Пока Серёжа ломал голову над тем, как бы вернуть Гуся на путь истинный, а родители Макара попусту трепали себе нервы, выслушивая жалобы на сына за двойки и систематические прогулы, Денис Евгеньевич перво-наперво пошёл просить за приятеля Бориса Борисовича Васильева. Заглянул к нему домой на ближайших выходных, чтоб, так сказать, в неформальной обстановке упросить принять бунтовщика обратно в Интеграл. Когда тот извинится, конечно (последнее Денис собирался проконтролировать лично).

Только Боря, удачно сплавив своё семейство за город кататься на лыжах и приобщаться к физкультуре и спорту, собрался тихо предаться греху пьянства в компании своего приятеля Ростика, как в дверь позвонили.

— О, Дениска! Проходи! Третьим будешь? — искренне удивился незваному гостю Васильев, но тем не менее решил проявить гостеприимство.

— Чисто символически, дядь Борь, здравствуйте! — сказал непьющий Денис и проследовал за хозяином на кухню, где сидел незнакомый ему мужик.

— Знакомься, Ростик, кореш мой, в институте вместе учились, — представил своего собутыльника Васильев.

— Ростислав Валерианович, — важно откашлялся тот и протянул Денису руку.

— Денис, — просто представился парень и, подумав пару секунд, добавил. — Евгеньевич, — ответил на рукопожатие, и сел на свободную табуретку.

— Дениска — Женьки Скворцова сын, одноклассника моего, ну, я тебе рассказывал, — пояснил Васильев. — Сейчас он у нас спортивный врач, не абы кто! Ну, Ростик, наливай! За знакомство, так сказать!..

Допив в два приёма несчастную стопку, которую вопреки его просьбам Васильев успел обновить, зажевав это дело солёным огурцом и куском вяленой воблы, Денис решил, что все приличия соблюдены и можно переходить к главному.

— Дядь Борь, мне поговорить с тобой надо, — начал Денис. — Дело одного моего друга касается.

— Да? — заинтересовался Борисыч. — А я его знаю?

— Да. Это ваш воспитанник. Бывший. Макар Гусев.

— Ох уж этот твой Гусев! — воскликнул Васильев, обращаясь почему-то к Ростику. — Хорош гусь, ничего не скажешь! Такую свинью мне перед матчем с Тиграми подложить…

— Что? Он и у тебя чудит? — хмыкнул Ростик, нацеливаясь вилкой на ржавого вида кусок селёдки.

— Не то слово! — возмутился Васильев. — Представляешь, обложил меня намедни хуями, прямо при всех, и ушёл в середине тренировки. Каково, а? А что, он и в школе безобразничает?

— Ну, не то чтоб хулиганил, нет, — пожал плечами Ростик. — Он просто на уроки забивает, прогуливает днями, контрольные не пишет, у доски не отвечает. Табаком от него теперь всё время несёт за версту. А раньше ведь не курил вообще. Да и не только табаком, если уж начистоту говорить. Сенька его через день на ковёр к директору таскает, на беседы, а потом в учительской корвалолом отпивается. Только бесполезно всё. И родители его ничего сделать не могут.