Ростик, видя такое, до смерти перепугался, прикинул в уме, сколько ему накинут за разбившегося на уроке ученика, стал бегать под турником, пытаясь предугадать с какой стороны ловить этого придурка, и уговаривал его слезть.

Васильев неожиданно для себя подумал, что жаль, что он хоккеистов тренирует, а не гимнастов. Тогда бы за этого Сыроежкина он Валерьянычу целых две поллитры бы не пожалел.

Макар от таких Сыроегиных выкрутасов тоже струхнул, но невольно залюбовался стройной белокурой фигуркой под потолком: «Да какой ему нафиг хоккей, ему бы в этот, как его? О, в стриптиз! Во будет!» — перед глазами Гусева всплыли кадры из какого-то американского фильма, где танцовщица крутилась вокруг шеста, висела на нём в разных позах и при этом успевала снимать с себя одежду.

Серёжина настойчивость, однако, даром не прошла — до физрука он всё-таки «достучался» — оседлал его плечи верхом и начал рассказывать про свои «болячки». Только Ростик его не слушал — раз уж ребёнок в безопасности, его больше волновало как сохранить лицо перед Борькой. И он сам с не менее глупым, чем у Серёжи видом начал втирать Васильеву, что на Сыроежкина просто временное затмение нашло, а сейчас уже всё в порядке с ним. Но Боря почему-то не верил и вытирал слезящиеся от смеха глаза — Валерианыч вещал всё это с сидящим у него на шее пацаном, который сам в это время что-то бубнил на ухо физруку.

Поняв, что словами делу не поможешь, физрук решил действовать. Для чего так же, в режиме лошадки, отнёс Серёжу на брусья. Водрузил его на снаряд и стал перечислять упражнения, которые Сыроежкин должен был выполнить. Но Серёжа, не переставая бормотать, что он не может, застыл на брусьях в раскоряку, а потом просто рухнул вниз на маты как мешок с картошкой.

А в следующую секунду Макар ощутил острый приступ ревности и едва не сорвался к Сыроеге — закрывать этого чокнутого собой. Потому что Серёжа, словно падшая женщина, лёжа в непристойной позе, одной рукой задрал себе майку по шею, другой зачем-то приспустил трусы.

— Ну я же говорю, у меня — вот! — с искренним возмущением продемонстрировал физруку свой голый живот Серёжа. Потом глянул на него сам, ойкнул и поспешил прикрыться.

— Это ещё что за хулиганство?! — строго спросил Ростик, пытаясь не обращать внимания на истерику класса и беспардонный ржач Борисыча. Потому что весь живот у Серёжи был в сине-зелёных разводах.

Расчёт у Макара был простой. В полумраке Серёгиного гаража он, пользуясь тем, что Вовка с Витьком были заняты больше лапаньем Сыроежкина, чем контролем за тем, что делает сам Гусев, Майка просто стеснялась смотреть на эту порнографию, а Серёжа откровенно пялился на его, Макара, физиономию, наставил поверх «нормальной», розово-бордовой сыпи сколько мог много синих и зелёных точек. Гусев был искренне уверен, что Серёжа, переодеваясь перед сном, обнаружит это безобразие, смоет краску и на следующий день будет просто вынужден добросовестно демонстрировать перед тренером свои способности. Макар был морально готов выслушать потоки обвинений в свой адрес за плохой грим, но отступать Серёге было бы уже некуда. Кто ж знал, что Сыроежкин переоденет футболку перед сном в темноте и, соответственно, своей сыпи не увидит ни дома, ни в школе до физкультуры? План Макара с треском провалился.

— Ты чем его расписал? — недоумевал подошедший к Гусеву Корольков.

— Откуда я знал?! В темноте красным казалось, — нагло соврал Макар. Правда, расстроен он был при этом совершенно искренне, и ребята ему поверили.

Серёжа встал, с таким же непонимающим видом снова задрал свою футболку, вызвав у Макара очередной приступ жгучего стыда и за него, и за себя, покрутился вокруг своей оси, тщетно пытаясь разглядеть собственную спину, получил от физрука указание идти в душ и напутственный шлепок по мягкому месту («Чего они все свои руки к Сыроегиной жопе тянут?!» — скрипнул зубами Гусь) и побежал в раздевалку.

***

После своих пяти минут позора на физкультуре Серёжа был в таком шоке, что пулей вылетел из зала. И даже не сообразил рассердиться на Гуся, устроившего ему такую подлянку с «сыпью». Какое там! Он не удивился, встретив в коридоре поджидавшую его Майку… с Электроником! Про своего двойника за всеми этими событиями Серёжа уж и забыл, но Электроник сам выразил горячее желание помочь Серёже исправить его щекотливое положение, переоделся в спортивную форму Сыроежкина, всучил ему лохматую псину, с которой не пойми как прошёл на территорию школы, и пошёл в зал поражать Борис Борисыча своими незаурядными физическими данными.

«Всё-таки не совсем бессовестный этот «робот», раз вернулся. Даже пообещал не уходить больше, — думал Серёжа, шагая по школьному коридору с эрделем на поводке. — Майка куда-то пропала, ну и ладно. Потом её поблагодарю за то, что Эла нашла. А куда ж мне псину-то девать? Через вахту идти стрёмно», — озадачился Серёжа, потом увидел открытое окно на первом этаже и, молясь про себя, чтобы пёс не вздумал гавкнуть, вылез вместе со своим четвероногим спутником на улицу.

Немного придя в себя и успокоившись, Серёжа стал думать, чем же ему грозит новая встреча с двойником. Эл — парень странный, но всем нравится. И в принципе, они могут втроём дружить — он, Гусь и Электроник. Ну, и Вовка с Витьком — эти кадры за Макаром, как цыплята за курицей ходят. «Точнее, как гусята за гусыней!» — хихикнул Сыроежкин, представляя себе Макара, вальяжно вышагивающего по улице, и семенящих за ним гавриков — Королькова, Смирнова… и Чижикова. «Хотя этот теперь от Эла не отлипнет — к гадалке не ходи!» — подытожил довольный Серёжа. А потом немного приуныл — Майка всё ж таки запала на Элека, а не на него, Серёжу. Обидно. «Зато за мной, вон, Кукушкина бегает. Она даже покрасивее Светловой будет. Но лучше б всё-таки Светлова — от Колбасы хер знаешь чего ожидать. Стрёмная девка», — Сыроежкин вспомнил как она Гусю чуть все патлы его рыжие не повыдергала, и вздрогнул — нафиг, нафиг таких поклонниц.

***

Не зря Серёжа опасался Зои — она действительно была на него обижена и при случае желала отыграться. Не столько даже за дурацкий рисунок, который иначе как форменным издевательством назвать было нельзя, сколько за полное равнодушие и пренебрежение к её, Зои, чувствам. Плевать хотел Сыроежкин на Кукушкину и даже не пытался это скрыть.

Зоя чувствовала себя препаршиво — сколько ни крутилась она перед зеркалом — никаких изъянов в своей внешности не находила. И училась хорошо, и в кружке «Золотое шитьё» в Доме пионеров занималась. Но всю её такую распрекрасную Серёжа Сыроежкин и знать не хотел. А она, сколько ни старалась обратить на себя его внимание, сколько ни пыталась его потом с горя забыть — ни то, ни другое у неё не получалось абсолютно. Немного легче ей было только несколько дней назад — с Серёжей тогда явно что-то произошло, и он сам на себя не походил. Зоя подумала даже, может, и прошла вся её влюблённость? Такой весь из себя правильный Сергей не внушал ей абсолютно никаких чувств, даже несмотря на то, что внезапно начал проявлять к Кукушкиной дружелюбие и некое подобие романтического интереса. Но всё хорошее быстро кончается, Сыроежкин стал опять прежним милым раздолбаем, Зоя вспомнила про свою любовь и принялась страдать по-новой. И даже с большей силой — потому что Сыроежкин не отходил ни на шаг от Гусева, который только и делал, что демонстрировал всем какие они теперь с Сыроегой дружбаны, да ещё какая-то белобрысая всё время рядом с Серёжей крутилась.

«Всё время из-за этого Сыроежкина мучаюсь! — вздыхала Зоя, бродя по опустевшим школьным коридорам. — Вот бы и ему тоже досталось», — не успела она как следует обдумать, какую небесную кару призвать на голову равнодушного возлюбленного, как в дальней части коридора послышались чьи-то шаги и специфический цокот.