— Не знаю, — глухо сказал Макар.

— Ты правда хочешь, чтобы я произнёс это вслух? — пригрозил отец.

— Валяй! Если не блефуешь, — Макара начало трясти от злости, а на место страха пришёл азарт битвы. Своё счастье он готов отстаивать, даже если покушаются на него его же родные.

— Не держи меня за идиота, сынок, — отец тоже начинал злиться. — Я застал вас врасплох. Ты бы видел себя тогда в зеркало! Штаны на голое тело, на груди засос, да у тебя вид был, как будто тебя полк солдат драл!

— Стёпа! Прекрати! — воскликнула мать.

— Нет уж, Валя! Пусть слушает, раз так захотел! — припечатал отец. — Они и спят на одном диване, ты не замечала что ли? Кресло всё книгами и барахлом завалено, его и не разбирали-то ни разу! А Сыроежкин его, — отец кивнул в сторону Макара, — даже не встал, когда я в комнату вошёл. Думаешь почему? Потому что голый был, под одеялом прятался! И трусы их в куче рядом валялись. Аккурат под тюбиком детского крема!

На какое-то время в комнате воцарилось гробовое молчание. Макар с отцом, сжав челюсти так, что желваки ходили, сверлили друг друга глазами, женщины, наоборот, неловко отводили взгляд в сторону.

Наконец Макар не выдержал.

— Да, папа, ты всё правильно понял — я сплю с СыроеХой! И я не просто с ним сплю — я люблю его! — выкрикнул Макар.

С души словно камень свалился. Да, сейчас на него обрушится шквал обвинений, может даже, родители больше его знать не захотят, или будут уговаривать лечиться, или пугать уголовным кодексом… Но главное, Макару никогда больше не придётся им врать. Не будет нужды скрываться, изворачиваться, придумывать себе каких-то девушек или не дай боже жениться, как в своё время сделал Денис Евгеньевич. Теперь они знают не только о том, что он голубой, теперь они знают, что на свете есть человек, который дороже Макару всего на свете, и ради кого он, не задумываясь, оставит дом, семью, перекроит, если надо, всю свою жизнь. Да и саму эту жизнь не пожалеет.

— Не говори ерунды, Макар! — хлопнул ладонью по столу отец. Макар на это только улыбнулся — несмотря на всю свою напускную суровость папа выглядел растерянным. — Этот мальчишка просто задурил тебе голову! Воспользовался тем, что у тебя нет девушки. Он совратил тебя! Но это можно исправить!..

— Да-да, сынок, — взяла слово мать. — Мы познакомим тебя с хорошей девушкой, даже с несколькими! Ну, раз уж у тебя самого не получается… И ты забудешь про такие… вещи, как про страшный сон!

— Пойми, Макар, такое бывает, — подхватил уже сильно смягчившийся отец. — Бывает, в однополых коллективах, когда женщин рядом нет, или как в твоём случае — не складывается с девушками. Но это не конец света! Мы тебе поможем. Когда ты вернёшься к нам… Сыроежкин, я знаю, ты считаешь его своим другом, но он никакой тебе не друг! Так вот, когда ты вернёшься и не будешь под его влиянием, ты посмотришь на это другими глазами. Сходишь к психологу. Успеху у женщин, поверь, можно научиться! То, что у тебя до сих пор не было девчонок, это не страшно, не надо ставить на себе крест…

— Папа! — перебил его Макар, внезапно ему стало чуть ли не весело. — Серёжа здесь не причём! Да, у меня никогда не было девушек. Но не потому, что я не умею их кадрить — они мне просто не интересны. Зато знаешь, сколько у меня было мужиков, знаешь?!

— Макар! — при этих словах Степан Тимофеевич, весь красный от гнева, встал из-за стола, подошёл к нему и отвесил звонкую пощёчину.

— Не знаешь, — прохрипел Макар, потирая горящую щёку, и с вызовом посмотрел на отца. — Я тоже не знаю. Не считал никогда. Но, думаю, немало, почти за пять-то лет!..

— Так. Всё. Базар окончен. Сегодня ты остаёшься здесь, это не обсуждается, за твоими вещами я заеду сам, — вынес свой приговор отец.

— Нет, папа, — уже без намёка на сарказм сказал Макар. — Я здесь не останусь. Мы с Серёжей и дальше будем жить вместе. Если только он сам меня не выгонит. Мой дом там, где он!

— Ты. С ним. Жить. Не будешь! Повторяю, это — не обсуждается!

— Ты не можешь мне приказывать! — вспылил Макар.

— Могу! Потому что я твой отец и я кормлю тебя! — Степан Тимофеевич тоже потерял терпение.

— Значит, работать, пойду! — Макар встал, отодвинул с грохотом стул и направился в прихожую одеваться.

— И вылетишь из института!

— Да и похер!

— И пойдешь в армию!

— И пойду! Ты же служил, и я послужу. Так что нечего меня армией пуХать!

— Двадцать лет назад не было «Афганистана»! — отец больно ухватил уже начавшего одеваться Макара за плечо, с силой развернул к себе и толкнул к стенке. — Ты башкой-то своей думай, балда! Я не Серёжин отец, у меня ни денег, ни связей — ни отмазать тебя, ни определить в хорошую часть я не смогу!

— Ты мне выбора не оставляешь! — огрызнулся Макар и стал застёгивать куртку.

Макар трясущимися руками пытался застегнуть молнию на куртке и смаргивал выступившие на глазах слёзы — всё-таки как бы он ни любил Серёжу, а терять семью всегда больно. Его жизнь теперь уже никогда не будет прежней…

— Хватит дурить, идите за стол, оба! — раздался над ухом не терпящий возражений голос. Никак до сего момента не принимавшая участие в семейной разборке Серафима Марковна стояла рядом и строго глядела на них с отцом поверх очков. — Я сейчас курицу принесу.

— Мама! У нас серьёзный разговор, а вы — курицу! — несколько смутившись, проворчал отец и с надеждой посмотрел на Макара: мол, мы, конечно ещё не закончили, и с твоим любовником, и с армией ещё будем разбираться, но… курица же!

— Стёпа, а ты уже всем налил? — не обращая внимания на его последнюю реплику, сурово спросила зятя Серафима Марковна.

Отец пошёл доставать из холодильника запотевший пузырь Московской, Макар шмыгнул носом, почесал затылок, махнул рукой и повесил куртку на место. И тоже вернулся к столу.

— Значит, что я хочу сказать, — когда по первой и по второй уже было выпито, и половина курицы съедена, начала свою речь Серафима Марковна. — Во-первых, мне тоже не нравится, что ты, Макар, — обратилась она к внуку, — с Серёжей любовь крутишь.

— Ба-а, ну не надо опять-то, ну… — проныл немного отошедший от стресса Макар.

— Не перебивай, — грозно сдвинула брови бабушка. — Не нравится, но не потому что он парень.

— Мама! — всплеснула руками Валентина Ивановна. — И ты туда же!

— А ты, Валя, помолчи, — осадила дочку Серафима Марковна. — Вы со Стёпой, и это второе, что я хотела вам сказать, в прошлом году чуть единственного сына не лишились и даже не поняли этого.

— Да когда ж это было-то?.. — испугалась задним числом мать.

— А вот тогда. Когда Макарка-дурак из дома ночью уходил. А всё почему? Потому что Сыроежкин этот его прогнал. Бросил его! А сынок ваш, даром что лось здоровый, ума так и не набрался — чуть руки на себя не наложил.

Макар от этих слов дёрнулся, как от электротока, и молча уставился в свою тарелку, стараясь завесить отросшей чёлкой пылающее лицо. Вспоминать об этом эпизоде было больно, а сознавать, что бабка, оказывается, всё знает, — стыдно.

— Макар, это правда? — тихо спросил отец.

— Какая сейчас-то разница?.. — тихо буркнул в ответ Макар и отвернулся. Теперь ещё и родители в курсе — вот позорище-то!

— Правда, правда, — ответила за него бабка. — Вот поэтому-то я Сыроежкина вашего и не люблю.

— Макар, что же, получается, вы с ним тогда ещё?!. — охнула поражённая мать, а потом вдруг спросила бабку: — Мама, а ты-то как об этом узнала?

— Застала их как-то, — пожала плечами Серафима Марковна. — Целовались они здесь. У вас на кухне. А что Макар мальчиками интересуется — то я не первый год знаю. Мне Розочка, Царствие ей небесное, когда ещё глаза раскрыла! — бабка горестно вздохнула, вспомнив свою почившую недавно подружку-библиотекаршу.