Она хотела было спросить, смог ли Дафний полностью излечить Ленца от его зависимости, но быстро передумала. Если это было не так, он бы перед ней сейчас не сидел. Да и Анна не хотела говорить много. Она потеряла интерес ко всему и, если бы её вовремя не заставляли поесть, уже умерла бы от истощения. Но всё же… она оставалась живой. Только это осознание держало на плаву и не давало ей наконец-то покончить раз и навсегда со всем. Её ударило молнией, но она всё ещё в живых. Пускай и изуродованная теперь донельзя. Возможно, это было не зря.

К ней заглядывали и другие, но подолгу не задерживались. Не могли. А Анна всё ждала, что в дверном проёме появится рыжая макушка Кейт; подруга, как и всегда, бесцеремонно усядется на её койку и прикажет поменьше ныть. Выжившая всё одёргивала и одёргивала себя, но никак не могла свыкнуться с этой мыслью. И каждое воспоминание о ней ранило, впиваясь острыми шипами в сердце, разносясь эхом воспоминаний и сожалений. Кейт больше с ними не было.

Мелисса не забыла о своём обещании и на следующий день пришла за ней, чтобы отвести к душевой комнате. Она осторожно придерживала её всю дорогу, а Анна словно бы училась ходить заново — даже несмотря на то, что её организм принял протезы, для него это всё ещё было стрессом.

— Уверена, что тебе не нужна помощь? — спросила роботесса, когда они дошли к месту назначения. Анна замотала головой. — Ладно. Я зайду за тобой через двадцать минут. Постарайся не спустить всю воду.

Дождавшись, когда шаги Мелиссы затихнут в коридоре, Выжившая медленно приблизилась к поддону и бочке с водой над ним, а затем скинула больничную сорочку, что была на ней всё это время. Глубоко вдохнув, она опустила взгляд дабы проследить, насколько сильны последствия, и издала судорожный всхлип, прикрыв рот ладонью. Анна укусила себя за щёку изнутри, дабы проснуться, но треклятый мираж всё никак не исчезал, убеждая её в реальности происходящего.

Витиеватые цветы молнии, именуемые в науке фигурами Лихтенберга, начинались от основания шеи, тянулись вдоль лопаток, спины, всего её живота и заканчивались тонкими полосками на бёдрах. Несмотря на то, что от прикосновений ей всё ещё было больно, Анна провела подушечками пальцев здоровой руки вдоль выпуклых уродливых шрамов. Это не затянется уже никогда.

Затем Анна перевела взгляд на протезированную ногу. Она начиналась чуть выше середины бедра, была такой же, как и рука, но только заканчивалась, как и у всех роботов Содружества, двумя подвижными пальцами вместо пяти. Сгибалась в колене конечность легко и послушно, но всё же — как-то иначе, неестественно. Только потом, убедившись, что изучила её всю, Выжившая принялась ощупывать заменённую левую руку, будто опять видела её впервые. Она провела её подушечками пальцев вдоль стены и выдохнула — конечность была оснащена сенсорами. Не настолько хорошо заменяющими нервные окончания, однако о большем она и не просила. Анна медленно щупала шарниры пальцев, сгибала и разгибала их правой рукой, слабо пыталась выдернуть, дабы убедиться в прочности, и те совершенно не поддавались, крепко оставаясь в нужном положении. Она отметила, что новые конечности не были тяжёлыми — похоже, их создавали из какого-то интересного сплава. Затем наконец-то приступила к банным процедурам. Вода в ведре была ещё холоднее обычного, но при контакте с ней всё ещё не исцелившиеся полностью тело горело, однако Анна не была намерена сдаваться так быстро и заканчивать, так что, закусив нижнюю губу, продолжала выплёскивать на себя воду. Она хотела смыть из себя всё то, что произошло с ней за последние дни, последние месяцы, последний год… Но действительность не собиралась потакать её желаниям. Так что, закончив мытье, Анна не почувствовала привычного облегчения — лишь вселенскую усталость. Захотелось закрыть глаза и провалиться в пустой сон без каких-либо сновидений.

«Ты там уже?» — донёсся из коридора голос Мелиссы. Усилием воли Анна заставила себя ответить ей.

Она выкрутила волосы, обтёрлась первой попавшейся тряпкой, служившей здесь за полотенце, а затем зашагала к осколку зеркала, прикреплённому гвоздями над раковиной. В отражении на неё глядел кто-то страшный. Со впалыми щеками, резкими кругами под глазами, острым подбородком и болезненно-бледной кожей. В волосах закралось ещё больше седины. Но сразу же притягивало взгляд вовсе не это. Теперь Анне стало ясно, почему Айрис и Ленц словно сторонились её и не часто встречались с ней взглядом. Дар молнии, острые шрамы, словно нервно нарисованные, пересекали половину её лица, отчётливо контрастируя со светлой кожей. А заместо левого глаза красовался искусственный — с графитовой склерой и светлой бесцветной радужкой. Она светилась в полутёмном помещении.

Анна устало выдохнула и прислонилась лбом к поверхности зеркала. Ей хотелось почувствовать хоть что-то такое же яркое, томившее её душу год назад — когда леди Ребиндер навсегда оставила свои метки на ней. Но теперь что-то изменилось. Выжившая выпрямилась и вновь посмотрела на себя. В своём преобразившемся навсегда взгляде она увидела лишь одно. Безразличие.

И тут же отвернулась, дабы больше не встречаться глазами с той тенью, отражением которой являлась.

***

Вскоре «Галатея» опустела — не хватало мелькающей неподалёку Айрис, скромного Ленца, вечно измазанного машинным маслом, да даже шуточек Эдгара, которого ещё тогда высадили посреди нелюдимой пустыни, оставив ему только револьвер с одним патроном. А ещё не хватало язвительных комментариев Кейт. И, безусловно, капитана Ирвинга, одним только своим видом вселяющего им соответствующий настрой и оптимизм для будущих свершений. Мелисса была неплохой капитаншей, отнюдь, но пока что не решалась на какие-либо крупные авантюры и ограничивала их лишь небольшими грабежами на рейдерские угодья. Боевой дух команды понемногу падал. Маргарита ворчала про себя, что скоро они все совсем загнутся. Некоторые уже ей верили.

Команду воздушных пиратов пополнили несколько новобранцев — трое матросов, два парня и девушка, а ещё новый механик, и добиться какого-то сближения с пиратами «Галатеи» им удалось, но всё же… это было уже не то.

Сама же Анна изменилась тоже. Когда она достаточно окрепла и покинула медблок, переместившись в свою каюту, которую теперь делила с Америкой, то вновь пыталась вернуться к своим обязанностям помощницы медика, но очень быстро поняла, что не может. Теперь это было не её. Так что, попросив Дафния не обижаться и взяв себе в интенданта новую саблю с винтовкой, Выжившая при каждом налёте отчаянно врывалась на поле битвы, испытывая новые возможности своего тела. Они и правда были настолько хороши, какими их описывал Уолтерс. Теперь она целилась куда лучше благодаря протезированному глазу, а стальной рукой могла свободно поднимать различные тяжести. Анна жила от битвы к битве, ведь только тогда она могла чувствовать хоть что-то: адреналин, покалывающий в крови, слабость или же силу превосходящего противника, резкий запах пороха и озона после лазерного оружия. Это стало новой частью её мира. Вне налётов она вела себя тихо. Как напоминание носила на шее обгорелый платок, подаренный когда-то Кейт. Даже сдружилась с Америкой, к которой относилась как к младшей сестрёнке, коей у неё никогда не было. Америка тоже не любила болтовни, но чувствовала себя ужасно виноватой перед ней и поначалу много извинялась. Анна всегда прерывала её на полуслове и просила больше так не делать. И спустя время она всё же прекратила.

Однажды Мелисса вызвала Анну в свой кабинет. Выжившая пыталась предугадать по дороге, для чего она ней понадобилась, но уж никак не смогла предусмотреть того факта, что капитанша решила предложить ей звание помощницы. Её правой рукой стал Джастин, но Мелисса нуждалась в ещё одном боцмане. «Нужно же деть куда-то твою неуёмную энергию», — подшутила роботесса, аргументируя своё решение, но на губах у неё играла отнюдь не весёлая улыбка. Недолго думая, Анна согласилась.

Незаметно для неё прошёл год. Все дни слились в один и были скудны на впечатления. Но наконец-то настал тот, что повернул стрелку компаса её жизни в противоположном направлении.