Лиам был таким с самого детства, уже в началке Лиам ругался матом, порой дело доходило до того, что он даже кусал нас, толкал и смеялся над нами, поэтому его всегда игнорировали. А ещё он очень сильно любил бить людей головой до синяков, оттуда и его кличка. Чуть позже Бык обзавелся Карлом Аткинсоном, грузным брюнетом, которого другие (разумеется, когда его не было) называли Фуней, который был их «боссом» и заводилой всего. А называли его так, потому что он часто «фунял» от удовольствия, которое захватывало его от головы до ног, когда их компашка колотила какого-нибудь дохляка. Чуть позже к ним добавился худощавый, но богатый Марти. Марти считал, что у него есть настоящие друзья, которые дружат с ним из-за его личных качеств (хотя он был тем ещё моральным уродом), но на самом деле, Марти был им нужен только из-за денег, на которые он покупал своим «друзьям» все что угодно. А где они сейчас? Карла признали психом и теперь он в психиатрии доживает свои дни… а Марти сидит в местах не столь отдаленных за многочисленные преступления, родители же его отвернулись от сына… Впрочем, это не меняет того, что эти трое были теми ещё ублюдками. Эти трое были «ровными пацанами» и любой атрибут твоей одежды, такой, как, к примеру, розовый цвет у парня, узкие штаны и то, что «не должно быть у любого нормального человека», пирсинг, перекрашенные волосы и вообще все что угодно, чтобы было «не таким, как у всех», бросало их в ярость. Ребята буквально кипели от подобного «говна» – как говорили они.

Как пример, однажды в четвертом классе к нам пришел новенький, по-моему, его звали Джон. И в среду первой недели сентября, когда весь класс покидал школу после уроков и Джон выходил из школы, бурно разговаривая на какую-то тему, шутя и играясь с Мэри – прекрасной голубоглазой блондинкой, которая нравилась абсолютно всем в нашем классе, исключением не был и Бык, который следовал в компании своих двух друзей-придурков. Будь бы Джон и Мэри быстрее, может, они бы успели, но в тот день судьба решила распорядиться другим образом. Бык разбежался и ударил головой в спину Джона, тот, потеряв равновесие, рухнул на мокрый асфальт после дождя, рухнул он под ужасающие крики Мэри.

– Ч-что… с-случилось, дружи… – не понимая, что происходит, и пытаясь встать, хотел спросить Джон.

Но его уже и так поднимали. Фуня и Марти взяли за под мышки, а Лиам ударил мальчика кулаком в лицо, попутно спрашивая: «Как оно!? Как оно, а, урррод!? Тебе нравится, кусок говна?!» – очевидно, что этот чел был не в себе.

Мэри убежала в слезах домой, а весь класс стоял замерев, никто не мог шелохнуться или как-то помочь бедному Джону, который словно боксерская груша заваливался то в одну, то в другую сторону, от Марти до Фуни и Лиама, которые посыпали его ругательствами и били то по ногам, то по туловищу, то по голове. Когда он уже без сил упал, его оставили. «Валим, он же сейчас сдохнет!» – скомандовал Карл, и они убежали от бедного мальчика. Белая рубашка Джона окрасилась в кровавый цвет, нос был полностью разбит, и выдран комок волос, а на лице был огромный плевок с соплями, который на прощание оставил Марти. Всем классом мы отвели его в медпункт, откуда он и отправился в больницу.

– Говнюку ещё повезло, – потом сказал Бык. – надо было вообще его налысо постричь. Лиловый цвет для конченых говнюков.

– А ты хорош! Успехи делаешь, друг! – сказал Фуня.

Бык покраснел от восхищения, ещё бы, его похвалил эталон!

Да! Все дело было в долбаном цвете волос! Неужели это бесило их так?.. или все же все дело было в Мэри? Кто знает? Кто знает?..

Лиаму и компании все сошло с рук, их отправили на «каникулы» на недельку, потому что в школе никто не хотел иметь дела с отцом Быка, Марти был богат, а у Фуни была пьющая мать и такой же отчим, а исключать их боялись тем более, ведь это же может испортить статус школы (кому вообще нужен мальчик, избитый из-за длины и цвета волос?) Через пару дней в школу пришли родители Джона и забрали документы, после этого их в нашем городе не видели…

По слухам, его мать (Лиама) сильно болела, как только он родился, грубо говоря, пошли осложнения, умерла она, когда ему было чуть больше года, а отец после этого стал избивать и ругать Лиама что есть мочи за любой, абсолютно любой проступок. Мистер Бойл обвинял в смерти жены сына, впал в депрессию и стал наркоманом.

А ещё я запомнил момент из детства, точно не помню, в каком же классе это случилось, но Лиам избил Фредди за то, что тот назвал Лиама придурком, в ответ на что Бойл отобрал у него телефон и начал громко кричать и смеяться, читая его переписки. Личные переписки. Повторюсь, я точно не помню, что там было, но помню то, что Бык избил его очень сильно, на лице бедного мальчика не было живого места, и как потом сказал врач: «Ещё бы пару сантиметров, и Фредди мог бы остаться без глаза». Тогда родителя Лиама вызвали в школу, и когда же мистер Бойл появился в конце учебного дня у ворот школы, он принялся незамедлительно избивать Лиама на глазах у всех.

– Мелкий ублюдок! Позорище! Да я из тебя все кишки выпущу, мразь! – орал папаша, лупя своего сынка. Он ещё даже не вошел в кабинет директора и не видел пострадавшего, но бил папаша своего сына с такой силой и ругательствами, что это было ужасно слышать, а когда они вошли в кабинет, то все только ухудшилось. Помню, как маленький я слышал отчаянные крики и вопли Быка через дверь кабинета. В тот момент я подумал, что так ему и надо, и ушел как ни в чем не бывало. И через какое-то время после разборок между родителями пострадавшего и отцом Лиама, первые решили не судиться с Бойлами, в конце года Фредди перешел на домашнее обучение, так как родителей «не удовлетворяли условия обучения и учителя».

Прошло с тех событий немало лет, но Бык стал ещё хуже, этот позор и та боль, что он испытал перед всеми нами, явно сильно повлияли на его психику и в целом на него. Как я думаю сейчас, он хотел подружиться с людьми, а не иметь тех, кто был с ним. Лиам был умнее, чем нам казалось, и знал, что «дружат» с ним исключительно из-за пользы, и это тоже обижало его. Парню просто нужен был толчок для того, чтобы он стал полноценным членом нашей школы, но никто не спешил давать ему этот самый толчок, а сам он никак не мог завести каких-либо приятельских отношений с кем-то из нас. Все просто боялись.

«Ну, тут ничего не поделаешь», – подумал я, отдав свой обед, желая не увеличивать разборки и получать ещё и по лицу. После уроков я вышел из школы и тихим шагом, потирая свое плечо, на котором, видимо, появился синяк, направился к берегу Кристаллвотер. Обычно там, под звуки воды, двигающейся по своему течению, я приходил в себя, спокойствие реки успокаивало меня. Сев на берег, я задумался: «Как же круто было бы поменять что-то в моей жизни, попутешествовать, что ли, или хотя бы хоть как-то выйти из зоны комфорта. Эх, да ещё и этим летом никуда не ездили, ведь папа был слишком занят и обещал, что следующим летом мы обязательно куда-нибудь, да поедем, а мне бы пока поискать варианты, куда бы мне хотелось и поговорить с ними, уверен, что они прислушаются ко мне». Пахло свежей травой, небо темнело, завыл ветерок – начало осени давало о себе знать. Мне нравилась такая обстановка, хмурая, невзрачная, когда солнце прячется за облаками и наступает такое ощущение, будто вот-вот пойдет дождь, но его нет. Гулять при такой погоде – нечто прекрасное и особенное.

Я захотел моего любимого чернично-молочного коктейля, который делался исключительно в кафе-закусочной «У Барри». Эти черно-белые плиты, красные стены тех же оттенков, сразу же у входа тебя встречает музыкальный аппарат тех времен, доставшийся Барри от отца, который раз за разом проигрывает музыку той эпохи: Битлз, Фрэнк Синатра, Чак Бэрри, Роллинг Стоунз и так далее, делает он так лихо, что некоторые посетители невольно пускаются в пляс, высвобождая все, что накопилось за день, а Барри-то и не против, из кухни всегда доносятся приятные носу запахи, чаще всего ненавязчивый корицы и горячего шоколада, постеры и плакаты тех времен, черт возьми, как же это круто! Знаете то чувство, когда можно определить, любит ли человек свое заведение по его действиям, убранству в кафе и той атмосфере, что там царит? Так вот, Барри Пэндер обожал свое творение от всей души. Как же я любил это кафе… возле кафе-закусочной всегда в рабочие дни стоял черный «Форд Мустанг» 1965-го года выпуска – машина, являющаяся объектом огромной гордости Барри – владельца и по совместительству работника заведения. Я открыл деревянную скрипящую дверь и вошел внутрь, в этом месте даже у такой вещи, как скрипящая дверь, был свой исключительный шарм. Я нередко заходил узнать, как у Барри дела и полюбоваться на это изобилие вещей прошлого.