― Когда ты успел продать этой Ксении Максимовне приворотный эликсир? ― шёпотом спросила Анна, когда Настя уже спустилась вниз. ― Ты же утверждал тому же Дмитрию Лазареву, что алхимией уже давно не занимаешься.
― Это было в самом конце моего общения с Дороховыми, ― в тон ей ответил Альфред. ― Наварил ящики зелий и частью до сих пор пользуюсь. А потом ко мне пришла эта Ксения и попросила флакон приворотного зелья. Фамилии я тогда ни у кого не спрашивал, на род занятий тоже не обращал внимания.
― И ты даже не видел её в «Тайге»? ― удивилась Анна.
― В «Тайге» я в основном пил, ― отрывисто произнёс Альфред. ― А после смерти Ирины и вовсе запечатал часть воспоминаний. Конечно, я видел близнецов Бутенко ― студентку Лешего Нюрку ― и Ксению. Я их даже тогда хорошо различал. Но особо не присматривался, кто к кому неровно дышит. Этическая сторона вопроса меня тогда мало интересовала. Были девяностые, я поссорился с богатыми друзьями, и мне нужны были деньги.
В студенчестве Анна редко заглядывала в естественно-научный корпус университета. Она с интересом разглядывала попугаев и рыб, живших во встроенных в стены переходов вольерах и аквариумах. Даже чучела и книжные стеллажи произвели на неё меньшее впечатление, а телевизоры и интерактивные экраны и вовсе не привлекли внимания.
Настя уверенно вела их к этажу кафедры зоологии позвоночных, и Анне показалось, что она уловила запахи знакомых людей, но не стала обращать на это внимания. Они пришли по делу, а не в гости. Многие сотрудники были на занятиях, поэтому в преподавательской никого не было. Настя быстро поставила чайник и от души налила в кружку терпкой заварки.
Альфред открыл хрустальный флакон и уронил несколько капель прозрачной, как слеза, жидкости в тёмный листовой чай. Как только он вынул пробку из пузырька, по кабинету разлился едва уловимый запах мяты и мелиссы. Смешиваясь с бергамотом и резким запахом цедры, он впитывался во всё кругом. Анне показалось, что даже Аврора у неё на руках засопела ровней.
Дверь преподавательской открылась, но на пороге возник не Малиновский. Среднего роста светло-русая Ксения Максимовна явно нервничала и, едва завидев Настю, поманила её к себе.
― Настенька, ― отрывисто произнесла она. ― Мне не твой Саша был нужен. Забери его назад, сил больше нет!
― Сами кашу заварили, Ксень Максимовна, сами и расхлёбывайте! ― воскликнула Настя. ― Объясните гражданам, ― она кивнула на Анну и Альфреда, ― что вы с ним сделали.
― Твой эликсир, Алек, тогда всё же подействовал на Вадима, ― с горечью произнесла Ксения Максимовна. ― Он был со мной всего несколько месяцев. ― Она усмехнулась, отчего уголки её губ дёрнулись, а круговые морщины обозначились чётче. ― Принцип у него был ― не спать со студентками. Как будто я не знаю, что он спал с Нюркой уже тогда…
― Давайте обсудим это позже, ― негромко произнесла Анна. ― А сейчас отдайте, пожалуйста, эликсир. ― Ксения Максимовна открыла рот, но не успела ничего ответить. В этот момент дверь снова открылась, и на пороге показался молодой парень.
― Мам, поехали, ― произнёс он. И, заметив Альфреда и Анну, добавил: ― Здравствуйте.
― Это Альфред Дрелих, Тёма, ― отрывисто бросила Ксения Максимовна. ― Друг твоего отца. Пойдём, сынок, а то место на парковке занимаем.
― Мама, пожалуйста, ― произнёс Тёма. Ксения Максимовна дёрнулась и посмотрела на сына. ― Отдай Альфреду остатки эликсира и обратись, наконец, к специалисту, а то у тебя беда совсем с головой.
― Не хами матери! ― воскликнула Ксения Максимовна. ― Эликсир я не отдам ― там осталась последняя доза! Всего одна и всё! Ты не понимаешь, Тёма. Ты тоже полюбишь так, что не сможешь отпустить.
― Вот ваш эликсир, ― Тёма вытащил из внутреннего кармана ветровки синюю бутылочку. Ксения Максимовна кинулась вперёд, но сын мягко, но крепко перехватил её. Она вцепилась в его руку и с отчаянием смотрела, как Альфред убирает эликсир.
― Быстро домой, ― выдохнула Ксения Максимовна. ― Дома мы поговорим!
― Как скажешь, мам, только не здесь. ― Тёма обнял мать за плечи и повёл по коридору.
― Несчастная женщина, ― покачал головой Альфред. ― Ты сможешь помочь ей, Аня?
― Зависит от того, хочет ли она себе помочь, ― отозвалась Анна. Она почти не чувствовала плечи и кисти: дочка хорошо росла и набирала вес. Секунду спустя Малиновский ― высокий и широкоплечий с серебром в чёрных волосах и безумным огнём в агатовых глазах ― вошёл в кабинет. Увидел Настю и чуть поморщился.
― Я тебе всё сказал, Анастасия, ― грубо произнёс он. ― Добавить больше нечего.
― Выпей чайку напоследок, ― тихо произнесла Настя. ― Мы с тобой всегда пили чай.
― Только из уважения к традициям, ― бросил Малиновский и почти вырвал из рук Насти кружку. Анна видел, как та старалась коснуться его ладони, но Малиновский был неумолим. Он сделал несколько глубоких глотков. И, пока он пил, с него словно снимали слой за слоем маску. А когда чая в кружке не осталось, его широкая, но изящная ладонь дрогнула.
― Что я тебе только что наговорил? ― Он, не отрываясь, смотрел на Настю. ― Анастасия, не молчи.
― Я хотела сделать тебе сюрприз! ― воскликнула Настя, глядя снизу вверх на Малиновского. По сравнению с ним она казалась крохотной птичкой. ― Купила открытку и речь приготовила. Но ты решил всё испортить даже сейчас. Я беременна, Саша! Вот так-то.
― Узнавать новости из скандалов скоро войдёт у меня в привычку, ― поморщившись, ответил Малиновский. ― Ну, иди сюда и не начинай плакать!
Анна отвернулась и поспешила удалиться, утягивая за собой Альфреда: Настя прижалась к Малиновскому и начала что-то сбивчиво объяснять, то и дело повышая голос. А тот только гладил её по голове и смотрел на успевший измяться снимок ультразвукового исследования. Здесь они сделали всё, что могли.
Когда Анна и Альфред вышли в фойе университетского корпуса, то увидели Тёму, явно дожидавшегося их и шагнувшего вперёд, когда Дрелихи подошли ближе.
― Альфред, ― произнёс Тёма. ― У мамы своя правда, а мне важно знать: мой отец и правда Вадим Ильин?
― Нет, Артём, ― спокойно ответил Альфред. ― Ваша мама и Вадим Сергеевич расстались за несколько лет до вашего рождения. Вот, возьмите это, ― он протянул Тёме хрустальный пузырёк. ― Моё изобретение ― капли умиротворения. Несколько капель на чашку чая, дать выпить, кому надо, и человек умиротворённый, добрый. Даже Малиновский как ангел сейчас.
― Спасибо, ― поблагодарил Артём, пряча пузырёк. Анна смотрела на него и не могла найти ни малейшего сходства с Лешим. Глаза у Артёма были карие, квадратный подбородок, светлые, явно унаследованные от матери, волосы непослушно торчали во все стороны. Да и молчание ему шло. ― Я пойду, а то мама волнуется.
Тёма поравнялся с Анной, и в этот момент Аврора открыла глаза. Тёма остановился и улыбнулся малышке. Анна почувствовала, как что-то мягко толкнуло её в грудь. Словно сейчас произошло нечто важное, а она этого не понимает. Ощущение исчезло так же быстро, как и возникло. Тёма помахал Авроре и скрылся за стеклянными дверями выхода.
― Лешие не могут иметь детей, ― пробормотал Альфред, вырывая из раздумий смотревшую Тёме вслед Анну. ― А я всё удивлялся, как у Лешего хватило ума связаться с Ксенией.
― Зато она записалась на приём, ― заметила Анна, устроив в машине дочку и проверив почту. ― Дочка так посмотрела на Артёма: ты бы видел её глаза. Как будто оценивала.
― Она ― Алконост, ― отозвался с улыбкой Альфред, поправляя одежду проснувшейся дочки. ― И видит дальше и больше, чем разум взрослого человека может представить. Райские птицы живут вне привычного пространства и времени. На меня она тоже так пристально смотрела, когда я в Доме Тайги взял её на руки. А я с понедельника выйду на работу. Сейчас все увидят, что госпожа Лебедева приходила, и ломанутся.
Анна кивнула и пристегнула ремень безопасности. Глядя в зеркало заднего вида на уснувшую дочку, она думала, что поездка удалась. Из головы всё никак не шёл взгляд Авроры на Тёму Бутенко. Интересно, что бы это значило.
