После смерти Филиппа Рауль стал главой семьи, и теперь он должен был управлять обширным наследством. А ведь он так мечтал о путешествиях!

Но всё изменилось, когда появилась она — мечта и цель его жизни — его Кристина. Все другие мечты и надежды отошли в сторону или растворились сами собой, поскольку были не важны. Главным в его жизни стала Кристина — Ангел с волшебным голосом.

Она подходит ближе со спины, обнимает его за шею, и он слышит легкое дыхание, когда её губы невесомо касаются его виска. Он моментально забывает о бумагах. Какие могут быть дела, когда она так близко! Он обнимает Кристину за талию и усаживает к себе на колени. Прижимает так крепко, словно боится, что она сейчас улетит или растает от жара его сердца. Рауль до сих пор ещё не верит, что она здесь, рядом. Это какое-то невозможное, невыносимое счастье — сидеть вот так и держать её в своих объятиях. Её голубые глаза смотрят пристально, словно пытаются разглядеть в нём что-то ещё, что-то неведомое, что он утаил от неё. Не стоит сомневаться, милая, нет никаких тайн. Он весь как открытая книга. Книга, в которой каждая страница, каждая строчка, да что там — каждая буква шепчет, поёт и молит о любви. И губы сами тянутся к губам.

Она выглядит немного смущённой и это ей очень к лицу. По губам её скользит слабая улыбка. Кончиком языка быстро и едва заметно облизывает их, от чего губы влажно поблёскивают и вызывают желание касаться их снова и снова. Она отстраняется.

Почему? Кристина устала? В его доме в её распоряжении всегда гостевая спальня, она может отдыхать сколько пожелает. Он? А что он. Он будет сидеть возле двери, как верный паж, и охранять сон своей обожаемой королевы. Она протягивает ему свои руки так, словно это подарок. Это правда? Кристина на самом деле дарит ему свою руку? О, милая, как это чудесно!

Рауль целует её тонкие нежные руки, обнимая, лаская губами каждый пальчик. Милый сердцу бессвязный диалог прерывается поцелуями.

Он осторожно зарывается пальцами в её волосы, гладит и расчесывает мягкие светлые пряди. С недавних пор это одно из бесчисленных удовольствий, которые он испытывает, находясь рядом со своей возлюбленной. Не раз и не два виконт мысленно произносит слова: «Моя Кристина». Он произносит их про себя снова и снова, каждый раз с новой силой и иными интонациями, словно пытается впитать звук этого имени, сделать и его частью себя, а не только её совершенное тело, скрытое тонкой материей платья. Если бы он осмелился — платья бы давно на ней уже не было. Но Рауль боялся оскорбить её, отпугнуть слишком явным порывом — не этого ли она испугалась тогда? Тот, другой, слишком яростно заявил на неё свои права, и она испугалась, убежала и пришла к нему, к Раулю, ища защиты и нежности. Он не допустит такой ошибки. Правда, терпения у него всё меньше и меньше…

— Ты что-то хотела, Кристина? — Спрашивает он, осторожно прижимая к губам тонкое запястье её руки и на секунду задерживает внимание на тоненьком жемчужном браслетике — своём подарке. Этот браслет особенно полюбился ей, она почти никогда его не снимала. Часто, тайком наблюдая за ней, когда она думала, что никто не видит, Рауль замечал, как Кристина прижимает этот браслет к своей щеке, и на лице её появляется необъяснимо печальное выражение. И чем дольше длилась помолвка, тем чаще она бывала задумчива. Он этого боялся и старался придумывать всё новые и новые развлечения, чтобы она не грустила и не сожалела ни о чём.

— Я хотела тебя увидеть, — просто ответила она.

Рауль старался проводить с ней как можно больше времени. Любя больше жизни, он страшился потерять то немногое, что приобрёл, приходил в ужас от мысли, что не сможет удержать в руках ту, что, казалось, сама прибежала к нему, сама просила его о приюте и любви, но была неуловима, как ветер, тревожна, как тьма подступающая исподволь. В те минуты, когда такие мысли появлялись в голове, Рауля знобило, и он спешил спрятаться от своих страхов в объятиях любимой. Он надеялся, что она ничего не замечает, так явно поглощённая своим счастьем и чувствами, которые уже не нужно было таить ни от кого.

Тот, другой, был и ушёл. Он остался в прошлом, он должен был остаться там, в своём подземелье или где-нибудь ещё, но только дальше, как можно дальше от него, от них с Кристиной, от их такого недавнего и пока ещё непрочного счастья. О, в последнее время Рауль слишком часто испытывал необъяснимую тревогу и потому хотел как можно скорее назвать её своей женой. Но она медлила и иногда так явно, что тревога поселилась в его сердце и не хотела уходить, несмотря на все его усилия. Он старался верить своей невесте.

— Кристина, тебя что-то волнует?

Она покачала головой и встала с его колен.

— Я же вижу, — настойчиво продолжил он. — В последнее время мне мало чем удаётся тебя порадовать. Ты боишься…

Имя из прошлого трепетало на его губах, но он медлил произнести его. То ли от страха, что мог напомнить словом о том, ушедшем, то ли потому, что чувствовал, что ушедшее ещё не ушло. И ощущение того, что она ускользает, как вода, стало ещё сильнее. Она глубоко вздохнула и попыталась изобразить уверенность. Она была актрисой, но сейчас у неё это плохо получилось. Кристина почувствовала это и виновато оглянулась — он так беспокоился, так старался сделать для неё всё, что только мог, а она…

— Нет, я не боюсь, Рауль, но… понимаешь, я привыкла к Опере, ко всей этой театральной суете, к звукам из зрительного зала, которые раздаются из-за пока ещё закрытого занавеса.

Кристина робко взглянула в глаза его и страшно покраснела — уши, щёки, лоб — всё стало багрового цвета, а шея покрылась красными безобразными пятнами. Нет, не так она рисовала себе этот разговор. В её воображении Рауль ласково смотрел на неё и понимающе кивал. Она была не глупа — просто устала и много пережила, а потому уверенно гнала от себя иной исход разговора. Кристина не хотела думать о том, что Рауль, такой милый, любящий, всегда приветливый и спокойный, услышав то, что она собиралась сказать, может разгневаться. Но сейчас ей казалось, что именно так он и поступит.

Рауль стоял напротив, всё ещё сжимая её ладони, словно собираясь поцеловать их обе, смотрел на неё пристально и, как ей казалось, изучающе. Взгляд его отражал удивление и был немного сердитым. Она смешалась, и ровная подготовленная речь оказалась скомканной. Кристина хотела поделиться своей болью, желаниями, опасениями. Хотела рассказать о своих страхах. А с кем ещё она могла говорить о том, что её мучило последний месяц? Рауль наверняка был умнее и вместе они придумали бы выход. Кристина продумывала разговор целую неделю, придумывала слова и фразы, чтобы они понятнее отражали её метания, но когда дошло до дела, выглядело всё так, словно она просто хочет сбежать. И от этого становилось гадко на душе.

Кристина любила Рауля. В этом она не лгала ни себе, ни ему — она действительно его любила глубоко и нежно, трепетала в его объятиях, таяла от его поцелуев. Да вот только во время нежности рядом с ней незримо присутствовал некто третий. И Кристина никак не могла забыть о нём, как ни старалась. Она хотела рассказать об этом. Ведь он, Рауль, её будущий муж. Не может же она, в самом деле, обманывать его. Нельзя всё и всегда объяснять своим недомоганием. Рауль не глуп и рано или поздно поймёт, что его молодая жена что-то утаивает. Тайна вызовет недоверие, за недоверием последует ревность. Какая любовь сможет это вынести? И смогут ли они тогда найти путь друг к другу?

— Временами я очень скучаю по опере, по сцене, по всей этой суматохе, которая сопровождает каждый спектакль. Нет, подожди, выслушай меня. Я очень люблю тебя, правда, я вижу все твои усилия, которые ты прикладываешь к тому, чтобы я была довольна и радостна. Я очень ценю их и, думаю, что никогда не смогу отплатить тебе за всё то счастье, которое ты мне даришь. Нет, подожди, — она подняла руку, снова прерывая его возражение, — дай, я скажу…

Рауль похолодел. Он вдруг почувствовал, как что-то темное и вязкое копится вокруг, грозя затопить его и его хрупкие надежды. Единственное, что мог он делать это стоять и ждать, когда это произойдёт, будучи не в силах пошевелиться, поскольку пока ещё не понимал, откуда идёт буря.