Из-за столба слепящего света вышел могучий воин, его кольчуга переливалась золотом, отражая языки пламени. В руках провернулись мечи, давая понять непрошеным гостям, что пропускать их к крепости он не намерен. Командир отряда обнажил саблю, знаком приказал подчинённым окружить витязя. Османы, словно стая волков медленно приближались к тархтарину, заключая его в кольцо. Воин оставался неподвижен, его дымчатые глаза совершенно спокойно следили за мимикой предводителя. Тот бросил беглый взгляд на соратника, стоящего за спиной витязя. Волот едва уловимо ухмыльнулся, поняв намерения тюрков.

Командир сделал выпад, для отражения которого дружинник должен был отойти назад, но Бер в последний миг подался в сторону, блокировал саблю мечом и резко выбросил второй клинок в заступающего со спины османа. Острое лезвие рассекло шею соперника, обрывая земной путь. Витязь, ногой оттолкнув главу отряда, опустил на него меч, но тот ловко уклонился и отскочил назад.

Двое воинов с криками кинулись на Волота, мечи остановили османские клинки, пронзив воздух металлическим звоном. Почувствовав движение за спиной, Волот оттолкнул рычащих соперников, пригнулся, пропустив над собой певучее лезвие, и молниеносно во вращении распорол живот атакующего. Османец выронил меч, обняв себя, повалился на землю.

Тюрки вновь ринулись на Волота, срывая с поясов цепи. Тяжёлые грузы понеслись к цели, увлекая за собой позвякивающих змей. Широкий клинок встретил одну из них, вторая пролетела мимо отстранившегося витязя. Бер резко рванул на себя обмотанный цепью меч, второй – выбросил в тело потерявшего равновесие соперника. Остриё с хрустом прошло между рёбер, достав до сердца, и вернулось обратно. Стальные звенья соскользнули с блестящего клинка, кольцами свернулись у бездыханного тела. Страх вспыхнул в глазах захватчиков, но отступать они не собирались. Один из них, взяв над собой верх, бросился в бой. Волот увёл вражеский клинок в сторону, вторым атаковал противника снизу-вверх. Тюрок согнулся, отскочил, уйдя от вражеского меча, но тяжёлая сталь второго клинка с дикой силой ударила по его сабле, выбивая из рук. Тархтарский меч, отразив красные всполохи пламени, мгновенно настиг отступающего противника, обдав холодом шею.

Османцы медленно расходились, окружая славянина. Один за другим ринулись на соперника, рассчитывая на то, что он не успеет отразить их атаки. Стальные жала, бесшумно поднявшись в воздух, поочерёдно вонзились в мечников. Командир видел, как двое, хватаясь за стрелы, впившиеся в шеи, хрипя, бились в агонии, третий – лежал неподвижно, сражённый в глаз, мгновенно отдавший душу. Тюрок до боли сжал рукоять меча, злость захлестнула его, налитые кровью глаза пристально следили за вышедшим из леса жеребцом, на спине которого грациозно восседала златовласая лучница.

Командир поднял с земли окровавленный меч товарища и, провернув клинки в руках, с криком бросился на Волота, желая отправить ненавистного тархтарина в след за павшими османами. Бер отвёл первый клинок, резко повернулся ко второму спиной. Лезвие тут же вонзилось в щит, из-за кромки которого вынырнуло остриё меча, впиваясь в бок атакующего. Скривившись, командир попятился, но тут же, невзирая на жгучую боль, ринулся в бой. Тархтарин казался ему вихрем, свист клинков бил в уши, рваные ленты влажного воздуха касались лица. Звон стали – последнее что слышал тюрок; он даже не почувствовал, как острое лезвие рассекло его шею, лишь тепло собственной крови и ледяное дыхание Смерти.

Размеренный цокот заставил Бера обернуться. Посмотрев на нежный лик сестры, улыбнулся, ликуя в душе от того, что она была жива и невредима. Умила мысленно восславила Перуна, как вдруг чья-то незримая холодная рука легла на плечо, предупреждая об опасности. Переведя взор от брата к рваной кромке леса, омуженка оторопела – два десятка пеших османских воинов выходили из-за стройных рядов деревьев, лучники уже вынимали из тулов стрелы, некоторые ратники садились на коней павших соратников и ждали команды.

– Запрыгивай, – пролепетала Умила, – бежим.

– Мы не должны их к Кырыму подпустить, – возмутился Волот.

– Запрыгивай, сказала, – прошипела сестра, вынимая стрелу и приподнимаясь на стремени. – Поводья держи, на ходу придумаем как быть.

Бер не стал спорить, спрятал мечи в ножны, одним прыжком взлетел на спину скакуна и, схватив поводья, погнал его прочь. Умила, опираясь на плечо брата, стреляла в лучников, увеличивая шансы на спасение.

***

Робкой лучиной вспыхнула утренняя зорька, бросив скудный свет на чёрные головы деревьев, скользнув золотисто-красной дымкой по холодной коже скал, защекотав тонкими пальчиками морскую пучину. Не было слышно щебета пташек и жужжания шмелей, природа ещё дремала, лениво потягиваясь под тёплым взором восходящего Ярилы. На небольшой поляне, вблизи густого леса расположился лагерь осман. Они ждали подкрепления в составе двух отрядов – пехоты и конницы – чтобы, поднявшись по горному склону, присоединиться к основным силам, осаждающим крепость. Серые шатры грязными шапками лежали на покрытой травяным бархатом земле, давно остывший котелок нависал над прогоревшими углями.

Плотная ткань, заслонявшая вход в шатёр, повинуясь прерывистому движению, отлетела в сторону, явив смоляную голову. Воин, зевнув, провёл рукой по лицу, отгоняя сон. Гонимый нуждой, пошатываясь, он побрёл в сторону леса, отдаляясь от лагеря. Решив не уходить далеко, османец остановился, развязал пояс, спустил штаны. Расслабившись, посмотрел на сизые кроны деревьев. Игривые лучи солнца, соскользнув с острых пиков сосен на купала дубов, разбились об укрытую тенью почву. От этой тьмы отделились силуэты – наверное, утреннее наваждение, шутка не до конца пробудившегося разума. Но силуэты проступали всё отчётливей, тёплые искры небесного светила, отразившись от стальных шлемов, рассыпались мелким бисером по кольцам кольчуг.

Воин, набрав воздуха, закричал соратникам, что надвигается беда и кинулся к шатрам, попутно завязывая штаны. С тихим свистом стрела вонзилась в его шею, заставив голос навсегда остаться глубоко в груди. Османы, выскакивая из шатров, обнажали оружие, всматривались в приближающийся к лагерю отряд тархтар. Леденящий страх навис над поляной, ярость безумием ударила в виски; тюрки, сорвавшись с мест, приближались к недругам, чувствуя, как Смерть раскрывает свои объятия. Её чёрные локоны воплощались стрелами, что летели отовсюду, вонзаясь в тела и забирая жизни, её смех вибрировал звоном мечей, заглушая стоны раненых, её слёзы щедро поили землю густым багрянцем пролитой крови.

Османская сталь глухо ударилась о щит, Баровит, провернув в руке меч, опустил его на соперника. Черноглазый, выставив саблю перед собой, остановил вражеский клинок. Баровит ногой поразил его живот, атаковал вновь. Противник увернулся, захрипел и бросился на Зорьку. Оттолкнув его щитом, провернув меч, витязь выбил саблю из рук османца. Соперник, рухнув на землю, выхватил из-за голенища нож, но тяжёлый клинок с хрустом вошёл в его плоть.

Османский воин, видя смерть соратника, с криком понёсся на Баровита, размахивая цепью. Груз ударился о вовремя выставленный щит, отозвавшись в плотном барьере мелкой дрожью. Зорька припал к земле, выставив щит над головой, и во вращении рассёк тело противника. Дрожащие пальцы судорожно ловили горячую кровь, угасающий взгляд впивался в глаза витязя. Зорька, не пожелав созерцать поцелуй Мары, последовал дальше.

Радмила мелькала за широкими спинами дружинников, укрывавших её от османских стрельцов щитами. Тонкие пальцы скользили по оперению, сильные руки натягивали тугую тетиву, и свирепая Смерть жадно впивалась в цель. Пятеро осман с криками бросились на дружинников, заставив расступиться и позволить подойти к их «ястребу» ближе. Тюрок хищно оскалился, окинув взглядом Радмилу. Оценив её вооружение в виде одного только лука, он провернул в руке меч, и, предвкушая лёгкую победу, ринулся на девушку. Радмила, ловко уклонившись от атаки, с размаха выбила противнику концом плеча лука челюсть. Выхватив из тула стрелу, выпустила её в очередного соперника. Хрипящий османец, сжимая рукой челюсть, вновь выбросил в лучницу клинок, но девушка припала к земле, ощутив дыхание стали над головой, и вонзила сжатую в ладони стрелу в ногу мечника. Воин закричал, машинально хватаясь за рану. Радмила вскочила, накинула на его шею лук, натянула тетиву и отпустила её. Прочная струна впилась в мягкие ткани человеческой плоти, рассекая их, высвобождая поток алой крови. Девушка отправила лук в налучье, выхватила из ножен сакс и ринулась в кипящий бой.