— Да, молодой человек, — сказал потрясённый Батыр Каримович, — мне даже показалось, что я сам нахожусь в пустыне и умираю от жажды. Вы просто талант. Я с удовольствием беру эту песню, сыграйте мне её ещё раз и я запишу ноты.

После того, как Батыр Каримович записал ноты, я передал ему слова, а он мне отдал пухлый конверт с деньгами.

— Вот мой телефон в Москве, — сказал, прощаясь, Закиров и протягивая свою визитку. — Если что-то подобное у вас ещё появится, сразу звоните мне. Я тут же приеду или на следующий день прилечу. Вы представляете, что будет творится в Учкудуке, когда я исполню там эту песню? Это будет настоящий национальный праздник для жителей города и для всех узбеков. Спасибо тебе за такую песню.

Вот так, казалось бы странная песня для Пугачевой оказалась дорогим подарком для узбекского города Учкудук.

Солнышко смотрела на меня влюблёнными глазами и такой же взгляд я заметил и у Сенчиной. Эй, только этого не надо. Мне с Романовым ссориться нельзя, мне с ним надо дружить. Людмила, конечно, женщина красивая и эффектная, но переходить дорогу Романову из-за неё я не собираюсь. Тут отмерла восхищенная Марина и стала с восторгом говорить, что я гений и за такую песню мне надо дать ещё одну Звезду Героя, но теперь уже соцтруда.

— Если мне дадут ещё одну Звезду, — попытался отшутиться я, — то мне тогда положено установить бюст на моей родине.

— Значит будем ставить бюст, — на полном серьезе заявила Марина.

Так, а что-то глазки у неё странные какие-то стали, как у Машки позавчера вечером в машине, а потом в лифте. Так, мне ещё и этой девицы до кучи не хватало. Поёт Марина, конечно, хорошо, но она, хоть и симпатичненькая, но не совсем в моём вкусе, да и грудь у неё маловата. И чего их всех так на любовь ко мне пробивает? Утром, когда я смотрелся в зеркало, из него на меня глядел обычный парень, не какой-то там Ален Делон или Бельмондо. Значит, это музыка со словами на них так действует. В одном романе я читал, как один попаданец попросил у некоего божества, чтобы в него все женщины влюблялись. Но я то ничего ни у кого не просил, а они всё равно влюбляются. Правда, сначала в мои песни, а потом в меня.

— Так, раз всем всё понравилось, — сказал я, чтобы разрядить эту атмосферу поголовной влюбленности в меня, — то поехали по домам.

Моя фраза всех трёх представительниц женского пола немного отрезвила, но при прощании с Сенчиной она на секунду дольше положенного задержала свой поцелуй на моей щеке, давая этим понять, что она не против дальнейшего продолжения наших отношений в неформальной обстановке. Я не остался в долгу и тихо шепнул ей на ухо:

— Я понял.

Когда она отстранилась от меня, то в её глазах прыгали знакомые мне бесенята. Ох, что-то я совсем заигрался. Да и ладно, один раз живем на этом свете, хотя у меня как-то получилось два. Надо поторопить Вольфсона с покупкой квартиры, а то на горизонте появилась ещё одна, готовая продолжить со мной дружбу в горизонтальной плоскости, подруга.

— Так, мы едем к Кремлю, там я оставил свою «Волгу», — сказал я и увидел, что Сенчина оценила наличие у меня машины. — Людмила, вы сами доберётесь или вы сейчас с нами?

— Я остановилась в гостинице «Россия», так что я поймаю такси и поеду сразу туда, — ответила мне Сенчина.

— И я тоже в «России» живу, правда завтра вечером уже уезжаю, — сказала Марина.

— Марина, завтра я вас с мамой провожу на вокзал и посажу на поезд, — поставил я Марину перед фактом. — И не спорь, я вас встретил, я вас и отправлю домой.

— Людмила, — обратился я к Сенчиной, — может вы Марину подбросите с собой до гостиницы?

— Конечно, подброшу, — ответила она, — мы с ней сдружились за эти три дня. Андрей, ты мне обещал сегодня и вторую песню сыграть.

— Я предлагаю завтра вам прослушать полностью все четыре. Марина, во сколько у тебя поезд?

— В шесть сорок пять вечера, — ответила Марина.

— Тогда я могу заехать с готовыми песнями после того, как посажу Марину с мамой на поезд. Это будет часов в семь. Просто утро у нас будет занято съездом, а потом нам надо заехать в нашу родную школу, чтобы меня на торжественной линейке поздравили с моими заслуженными наградами.

— Хорошо, — сказала Сенчина и посмотрела на меня внимательным и оценивающим взглядом. — Тогда к семи я приглашу своего постоянного аккомпаниатора. У меня в номере есть рояль и я сразу смогу их спеть. Не забудь, ты обещал четыре песни.

— Ну одна вам уже понравилась, а вторая почти готова, так что осталось только две. Раз у вас есть свой аккомпаниатор, тогда мы специально песни записывать на плёнку не будем.

— Согласна. В таком случае всем до свидания, Марину я забираю.

— Марина, — сказал я напоследок девушке, — завтра в пять я подъеду к вам в гостиницу. До этого вы должны сдать пропуска и оформить все документы. Передай это маме, не забудь.

После этого они вдвоём вышли из студии. Мы трое двинулись за ними через пять минут, так как я попросил Серегу записать мне ноты «Учкудука», пусть у меня тоже будут, на всякий случай.

Затем мы поехали в ВААП, где должны были встретиться с англичанами по поводу покупки ими моей испанской «Песни музыкантов». Ребят я оставил в машине, так как долго у Ситникова в этот раз задерживаться не собирался, потому, что уже очень хотел есть. Уже отработанная не раз процедура подписания договора со знакомыми представителями EMI заняла буквально пять минут и я, получив в бухгалтерии причитающиеся мне с продажи моей песни двенадцать с половиной тысяч чеков, прямиком отправился домой. В машине я выдал Серёге пятьсот чеков за две песни и за его участие в репетициях, и предупредил, что мы с Солнышком зайдём вечером к нему, чтобы записать новую песню для пятничного банкета.

Дома мы с Солнышком сразу пообедали и поужинали, так как обед мы пропустили, после чего решили немного отдохнуть. Но как это всегда у нас происходит, валяние на кровати перешло в бурный секс, так как мы друг по другу сильно соскучились. Эти репетиции и съезды очень мешают регулярной половой супружеской жизни. Утром у нас не было времени этим заняться, зато сейчас мы имели возможность полностью расслабиться и не оглядываться на время. После продолжительной игры в «постельный футбол», где я применял запрещённые приемы, такие, как хватание соперника за различные мягкие места, опрокидывания его на спину и, о ужас, проникновение своими частями тела глубоко внутрь тела противника, мы отправились в ванную комнату, залезли в наполненную ванну и там просто немного полежали в тёплой воде, расслабляясь и отдыхая.

Так как в одной из двух пустующих комнат стоял мой синтезатор, который я купил у Сереги, я направился туда, чтобы заняться написанием обещанных всем песен, о чем сообщил своей, сушившей волосы после душа, подруге. Солнышко тоже пошла за мной и я решил сначала написать песню на английском языке для Брежнева, а потом добить заказ Сенчиной, чтобы завтра было уже всё готово для визита к ней.

— Солнышко, — обратился я к ней, — Брежнев просил придумать зажигательную песню, как моя испанская. Я написал похожую тоже для исполнения под гитару и тоже с испанским гитарным боем. Я сейчас напишу слова, а ты сходи, пожалуйста, в спальню за гитарой и принеси мой Biphonic.

Пока Солнышко ходила за тем, что я её попросил принести, я быстро набросал слова песни «Nah neh nah» группы «Vaya Con Dios». Название группы переводилось с испанского, как «Ступай с богом», а само название песни звучало на русском как «На-на-на». Я показал Солнышку слова и сначала наиграл мелодию на гитаре, а потом спел. Солнышку песня очень понравилась и мы её минут тридцать прорепетировали, добиваясь идеального звучания, а потом пошли к Серёге, где записали её сразу в чистовую на его студийный магнитофон. Забрав ноты, катушку и кассеты, мы попрощались и пошли в сторону дома.

Вернувшись домой, я опять пошёл в, ставшую нашей импровизированной домашней репетиционной, комнату и написал слова ещё трёх песен, а затем проиграл их на синтезаторе. Это были песни «Ягода-малина» из репертуара Валентины Легкоступовой, «Школьный роман» Натальи Штурм и «Ясный мой свет» Татьяны Булановой. Солнышко была просто в восторге от всего услышанного за день и моей сумасшедшей работоспособности.