– Ты прекрасно выглядишь, Клэр. Честно.

Мы подходим к двери кабинета Фаррана, но прежде чем она стучит, шепчет мне:

– Осторожно! Шакал фондового рынка тоже там.

Кто?

Она подозрительно ухмыляется и открывает дверь в ответ на слова Фаррана.

Каллахан. Мой восторг от его нового прозвища тут же гаснет от кислого взгляда, который он устремляет на меня, когда я вхожу.

– Ты оказался не прав, мой дорогой, – говорит ему Фион. Он рассматривает меня с интересом. Ноги дрожат, когда я останавливаюсь перед письменным столом.

– Пожалуйста, извините за беспокойство, – я достаю мобильный телефон из кармана, – но вы должны послушать.

Прежде чем я открываю почту, Фарран подмигивает:

– Необязательно, Эмма.

Я смотрю на него.

Господин Фарран уже ожидает тебя, Эмма.

Только сейчас слова Клэр достигают разума. Откуда он знал, что…

Осознание поражает меня, как удар, и пальцы впиваются в мягкую кожу спинки кресла передо мной. Директор поднимает брови.

– Ты действительно думала, что я просто так отдал тебе телефон? Хорошо! Это еще раз доказывает, на чьей ты стороне.

– Это доказывает, прежде всего, насколько она невероятно наивна, – добавляет Каллахан рядом со мной.

У меня такое чувство, будто я падаю с пика американских горок.

– Пожалуйста, садись! – голос Фаррана пробивает шум в моей голове.

Машинально следую его просьбе и поворачиваюсь к отцу Эйдана. Требуются все усилия, чтобы сохранять спокойствие. 1 января он провел обыск в доме отца и осмотрел все мои личные вещи.

– Вы пользовались моим телефоном?

– У нас не оставалось другого выбора, – отвечает Фарран, – для твоей же безопасности в телефоне была установлена карта памяти с прослушкой. Вполне ожидаемо, что соколы снова свяжутся с тобой.

Моей безопасности? Ну конечно. Фарран наклоняется к клавиатуре компьютера и что-то печатает. Через несколько секунд слышу сообщения Монтгомери и Лиц.

– Что думаешь об этом?

Я проглатываю свой гнев и спрашиваю в ответ:

– О том, что он называет вас Сатаной? Ожидаемо, не правда ли?

Фарран опирается локтями на стол и кладет голову на сплетенные пальцы. Эта его задумчивость. Я помню с многочисленных уроков. Знакомый жест пронзает мое сердце, словно иголкой.

– Узнаешь цитату?

– Из Библии?

– Второе послание Коринфянам, глава 11. Монтгомери изобретательнее. Его просьба интереснее. Что он подразумевает под следующими словами?

Я ожидала этого вопроса. Но ответа я не знаю. Серо-голубые глаза Фаррана смотрят на меня, горящие, как жидкое пламя свечи в канун Нового года. Он контролирует эмоции на лице даже лучше моего отца.

Ты сможешь лучше распознать чувства людей, в которых ты проникала, даже не заглядывая вновь.

Мамины слова поражают меня, словно молния. И действительно. Я чувствую это. Его мастерски подавленное желание прочесть мои мысли. Как легко было бы получить ответы так, а не вытаскивать их изо рта.

Но Фарран все же боится потерять мое доверие. Знал ли он, что делал, когда позволил мне погрузиться? Что он потерял часть своей маски навсегда? Воздух в комнате внезапно становится настолько душным, что я едва могу дышать.

– Эмма? – голос моего наставника звучит взволнованно. Эмпат, наверное, только что прощупал мою ауру. Я не училась прятать ее. Не перед ним. Не после этой мысли, которая только выстрелила мне в голову.

– Нужно найти Эйдана, – шепчу я. Каллахан вздрагивает и смотрит на меня. – Когда Монтгомери похитил Эйдана перед Рождеством, он прислал мне монету, и, как известно, у нее две стороны.

– Ты считаешь, Эйдан у Монтгомери?

Я читаю в его глазах больше беспокойства за Эйдана, чем ожидала. В начале января он все еще думал, что тот вернется сам. Тридцать один день неопределенности не пройдет и мимо такого айсберга, как Каллахан, не затронув его.

– Нет, – я откашливаюсь, – тогда бы он прямо попросил меня прийти к нему. Монтгомери не может понять, что все изменилось. Он думает, что я все еще… – я замолкаю.

– Что ты? – раздраженно спрашивает Каллахан.

Его костюм весь в складках, как лицо – в морщинах. Волосы длиннее обычного. Страх проедает дырки даже в идеальном внешнем виде.

– Что я все еще готова пожертвовать всем ради Эйдана. Моими собственными желаниями, будущим, жизнью.

Каллахан напряженно дышит. Наконец он говорит:

– Послушай, девочка, если ты можешь вернуть моего сына…

– НЕТ! – я никогда не повышала на него голос. – Я понятия не имею, где искать Эйдана, даже если бы и хотела этого. Мне определенно не хочется этим заниматься. Не после всего того, что случилось. Монтгомери просто ждет, когда я покину стены Sensus Corvi, чтобы схватить меня.

Лицо Каллахана немного искажается, затем он снова берет эмоции под контроль.

– Ты должен был показать мне такую Эмму раньше. В ней появился стержень. До сих пор я видел в тебе только твоих родителей. Мать, которая не могла смириться с ошибками. Отца, который всю жизнь оплакивал притворную любовь. Уязвимый. Слабый. Все это недостатки, – с волчьей улыбкой он поворачивается к Фаррану, – твое знание человеческой природы не имеет равных, Фион. Из нее вышла бы идеальная невестка. Ну, еще не поздно для этого.

Что бы я ответила на подобное утверждение месяц назад?

– Спросите Лин, возможно, она захочет найти Эйдана!

По крайней мере, ей ничего не мешает калякать латинские афоризмы на чужом зеркале в ванной.

– Она уже предложила мне это.

Я сглатываю.

Прекрати, Эмц. Ты же не ревнивая. Больше нет.

Каллахан наклоняется вперед, его дыхание касается моих щек. «Кого ты здесь пытаешься обмануть, Эмма Макэнгус? Ты всегда будешь любить моего сына. Прикипела к нему, как мотылек, летящий на свет».

Я прижимаюсь к спинке стула, резкое изменение в его поведении поставило меня в неловкое положение, я не могу произнести ни слова.

– Оставь ее в покое! – вмешивается Фарран. – Не забывай, что ты хотел положить конец их отношениям.

– Мы найдем Эйдана без ее помощи.

– А если нет? – говорит Фион, и Каллахан поворачивается к нему и скалится, как собака. – Мы могли бы изменить это. Она полюбила бы его снова, верно? Ты не считал их идеальной парой с самого начала. Он не убежит от нее.

Он потерял рассудок. Как можно заставить меня полюбить Эйдана, как раньше?

– Нет, Джеймс, – силуэт Фаррана начинает мутнеть перед моими глазами, – она бы испортила… Ты…

Его слова проносятся мимо, и во мне неожиданно возникает странное чувство. Так быстро, что я даже не замечаю, как Фарран вскакивает и бежит ко мне. Только когда он уже стоит рядом и тянется к моей руке, я замечаю его и цепенею от испуга.

Беги!

Что-то давит на меня, сжимает крепче и крепче. Слезы падают из глаз, и я знаю, что нужно выбраться отсюда, добраться до безопасного места. Как бы то ни было. Скорее.

– Эмма, успокойся! Я тебя не отпущу. Никогда.

Слова Фаррана раздаются пронзительно и тревожно в моей голове. До ужаса громко, из-за чего волосы на затылке и руках встают дыбом. Яркие огоньки пляшут перед глазами. Но потом в голове я слышу голос мамы, и мое дыхание медленно успокаивается. Кислород наполняет легкие.

Никогда не забывай, что я тебя люблю. Поэтому береги себя.

Слишком много людей.

И выход расположен в шестистах метрах от нужной могилы. Он хотел сказать Монтгомери об этом. Что, испугался насмешек, Макэнгус? – было написано заглавными буквами на лице Патрика Намары, и Якоб промолчал.

Да. Он боится за свою жизнь. Кто позаботится об Эмме, если вороны поймают его? Монтгомери, что ли?

Он сглатывает горький привкус во рту, когда они едут вдоль стены кладбища. Здесь назначена встреча с Миллером, сыном человека, который угрожал сломать шею Рине восемнадцать лет назад. Обеспокоенность Филлис тем, что частный дом Миллера находится под наблюдением, не беспочвенна. В любом случае его компания кишит шпионами, поэтому вся информация поступает из первых рук.