И тут Зуев вспомнил, как несколько раз выезжал с Шараповым на природу, причем тот был с девушкой и вел себя вполне адекватно. Вспомнил, как Шарапов рассказывал ему о своих любовных приключениях. Причем, делал это интересно и убедительно.
– Наконец, Шарапов частенько заигрывает с девчонками из рекламного, да и со своими ди-джейками… Нет. Шарапов нормальный мужик. Жаль, общий язык не удалось найти с ним.
Непосредственно о работе Зуев сейчас думать не мог. Проблема нетрадиционной ориентации на радио захватила его целиком. Он напряженно думал, вспоминал, перебирал в памяти различные эпизоды.
– Стоит ли посвящать в последние новости Кукушкина, как он отреагирует? Тем более, в последнее время предвидеть его реакцию невозможно. Теперь он такой правильный во всем. Что он думает о подобных вещах? Отвергает как мерзкое извращение, принимает как данность или поощряет как свободный выбор? Или…
Перед Зуевым вдруг возникла отчетливая картинка летнего пикника по поводу чьего-то дня рождения. И пьяный Кукушкин, обнимающий и целующий всех ди-джеев. Целующий не куда-нибудь, а в губы!
– Куда-нибудь! Фу! Вот ведь русский язык! – усмехнулся пришедшему на ум каламбуру Зуев. – Ну, пьяный. И что с того? Говорят же, – что у трезвого на уме… Так вот значит что у него на уме! Черт возьми! А рыба-то наша, похоже, гниет с головы! Шарапову просто наплевать, он и не хочет ничего видеть вокруг, сидит со своими песнями и сидит… А Кукушкин! Гомик! Нет, ГО-МИК!!! Вот так. Он же договоры подписывает, а не Шарапов. Наверняка этих мальчишек к себе домой завлекает и шурует там. Жену с ребенком спровадит куда-нибудь и понеслась!..
Зуев с содроганием представил себе отвратительные сценки с Кукушкиным во главе.
– А что теперь? Что делать дальше?.. Что-что? – уличить, разоблачить, сделать такую супер-анти-рекламу, чтобы выгнать к чертовой матери, стать генеральным, уволить всю эту нечисть и построить новое достойное радио! Вот что надо сделать!
За столь короткое время с вчерашнего вечера Виталий, разумеется, не успел пообщаться с Васей Кузиным по поводу слежки за Кукушкиным, но обо всех своих подозрениях он просто обязан был доложить Марии Петровне Волосянской. Тем более, сегодня вечером в ФИГУ ее лекция. Зуев невесело улыбнулся наконец появившейся определенности и поймал себя на мысли, что улыбается он опять фотографии. На этот раз фотографии группы На-На.
Институт ФИГУ, как и большинство подобных новых учебных заведений не имел собственного здания и арендовал первый этаж Заморского экономического института. В самом ФИГУ функционировало три факультета: «Факультет мировой макроэкономики» (в просторечии «макрофак»), «Факультет стратегических фаз» (в просторечии «фазафак») и «Факультет глобального потепления» (в просторечии «глобалфак»). Параллельно велись всевозможные курсы, над названиями которых, похоже, трудились едва ли не больше, чем над учебными программами. Были здесь курсы по «Эклектике инвестиционных моделей», «Бюджетированию прикладного реинжиниринга» и даже «Коучингу в дисконтировании оборотных средств». Мысль подучиться на ниве управления время от времени приходила Зуеву, но всё было как-то не досуг. И вот однажды люди из ФИГУ обратились на «Радио Точка» по поводу рекламы. Тут Зуев и схватил быка за рога. Разузнал всё, что можно было узнать хорошего о заведении, лично приехал в ФИГУ, встретился с проректором по учебной части, искренне поразил того своим обаянием, в самых ярких красках живописал необъятные перспективы сотрудничества, выставил на стол бутылку Hennessy и… предложил любое количество радиорекламы за собственное обучение на курсе «Менеджмента и коммерции». Вскоре проректор был очарован, польщен и пьян. Сделка совершилась.
Выйдя из здания института как раз во время перемены, Зуев вдруг остановился и минуты три стоял как вкопанный, – у входа тут и там десятки очаровательных девушек, красивее которых Зуев в жизни не видел, мило разговаривали, смеялись, курили… Это были студентки. Стояла поздняя весна, улыбки были волнующими, а юбки короткими. Зуев, расхмелевший от коньяка и стройных ножек, закрыл глаза и сделал глубокий вдох.
– Какое хорошее заведение! – подумал он.
Сегодня лекция Марии Петровны Волосянской была посвящена ролям в производственной группе. О том, что в каждом коллективе должен быть заводила, рабочая лошадка, интриган, креативщик и то ли критикан, то ли кретин, – Зуев не расслышал. Он всё время проецировал слова лектора на коллег, мысли цеплялись одна за другую, воспоминания рождали другие воспоминания. В результате изо всей лекции Виталий уловил всего несколько слов, большей частью вводных и не имеющих особого смысла, а в тетради вместо конспекта Зуев всю лекцию почему-то рисовал танк. Причем очень детально.
– Мария Петровна, я вас жду в машине!
Отвозить домой Волосянскую для Зуева стало уже традицией и вопреки формальным «мне так неловко», «я вам очень обязана» и даже «чем я могу вам отплатить», Зуеву доставляло удовольствие это недолгое ощущение рыцарства по отношению к эффектной даме.
– Да-да, Виталий, я сейчас спущусь, – откликнулась Волосянская, отмечая в журнале присутствующих.
Она давно заметила, что симпатичный атлетически сложенный мужчина Виталий Зуев как-то по-особенному смотрит на нее. Как-то таинственно, иногда украдкой а, может быть, даже с восхищением. И мысли эти придавали ей бодрости, необъяснимой радости жизни, в которой после развода с мужем, казалось, и нет уже места романтике. Работа в диспансере, прием больных, лекции в институте, курсовые, дипломы… И вот теперь, так неожиданно – Виталий Зуев.
– Мария Петровна, я хотел вам сказать, – очень тихо и неуверенно начал Зуев, когда они выехали со стоянки возле института, – я должен… я… не знаю вот даже как начать.
У Марии Петровны участилось сердцебиение, – неужели? Неужели он скажет ЭТИ слова? Как давно не слышала она любовных признаний и как жаждала, как мечтала об этом…
– Виталик, мы с вами уже давно знакомы. Вы не волнуйтесь. Скажите мне самое главное, а все детали потом. Ну! Не бойтесь!
– Понимаете, Мария Петровна, у нас на радио такая специфика работы, что… Ну, ведь это своего рода шоу-бизнес. А в шоу-бизнесе иногда работают не совсем обычные люди. Ну, в смысле… сексуальной ориентации, понимаете? – с трудом выговаривал Зуев.
– Что?!!! – вдруг вспыхнула Волосянская, – вы гей??? И… и вы мне решили в этом признаться?!!! Так, стоп! Нет, не стоп! Быстрее, езжайте быстрее! Жмите на педаль! Вы даже не представляете, как это мерзко. Вы мне, своему преподавателю, женщине, в конце концов, говорите о своем гомосексуализме! Молчали бы! Нет, надо, чтобы весь мир узнал! Какая пошлость! Куда катится эта страна? Повсюду одни педерасты?! Педераст на педерасте!
Мария Петровна была уже вне себя, она как-то неожиданно изменила интеллигентному образу и не давала Зуеву рта раскрыть.
– Жаль, что я не депутат. Я бы вам дала! Всех! Всех поголовно деятелей шоу-бизнеса кастрировать! И начиная с тех, кто на радио, вот таких как вы, Виталий. Всех бы лично кастрировала!
И своей мощной рукой Мария Петровна сделала в воздухе выразительный жест, от которого у Зуева перехватило дыхание, и руль выскользнул из рук.
– Ради бога, Мария Петровна, я не гей! – заорал Зуев и нажал на тормоз. Машина резко остановилась. В накаленном до предела воздухе салона повисла нервная пауза.
– У меня есть друг, Олег Стрекун и он… – попытался объяснить Зуев.
– Ну и кто из вас пассивный? – с отвращением процедила Волосянская.
– Тьфу, черт! Да послушайте же, Марья Петровна! У меня никогда не было и не будет этих наклонностей! Я вообще женат, между прочим. Просто товарищ мне сказал, что по городу ходят слухи, будто у нас ди-джеи все, так сказать, голубые. И я пришел к выводу, что он прав. А с вами я как раз хотел посоветоваться, что делать, как повлиять на ситуацию. Понимаете? В глазах Зуева появились слезы. Мария Петровна начала медленно приходить в себя. Хорошо это или плохо, что Зуев женат? А кто, интересно, его жена? И вообще, что это она так разгорячилась и наговорила глупостей? Волосянской стало стыдно, и она покраснела еще больше. Машина медленно поехала вперед, и на этот раз пауза была долгой, до самого дома Марии Петровны.
