– Вре-ди-те-ли! – чётко и с расстановками. – Вы даже окна первых этажей не зарешётили, не обварили. Что мне теперь, каждое окно задницей загораживать?..

И однажды двух проволочников сняли прямо с окна. Как раз так совпало: он делал обход территории, а с поста милицейского мильтоны шли к нему на завод с проверкой. Они не занимались охраной объектов, они сидели на КПП на дороге и время от времени совершали обходы, для моральной поддержки сторожам, что, в принципе, столь же было необходимо, как всей этой недвижимости сторож Аристархович. Однако, если бы не они, то этих злоумышленников он, конечно же, не поймал бы. Спугнул бы (если бы они ещё испугались?), может быть, поматюгал бы. А чтоб он мог с ними ещё поделать, без рации и без нагана? Шёл с палочкой, с тросточкой, которая давно уже приросла к руке после перелома ноги, да и по возрастной необходимости. Больно бы таким оружием напугал?

Милиция, оказывается, раньше него воришек засекла. Ждали в кустах, когда те из окна наружу вывалятся. Тут их и повязали с поличным, с мотками проводов. Пользуясь случаем, – били, пинали и фамилии не спрашивали. Даже жалко стало. А когда в его сторожку тех злоумышленников привели избитых и измятых, и вовсе слеза прошибла. Бомжи в чистом виде. Тот, что постарше, как помнится, у них когда-то работал слесарем по сантехническому оборудованию. Теперь безработный, разведённый, из дому изгнанный. Не бреется, бороду отпустил, говорит, так удобно, амортизирует: усмехнулся сквозь редкие зубы. Когда по морде бьют, не так больно. И молодой, племяш его. Инвалид третий группы, по психоневрологии как будто. Мильтонам даже неловко сделалось – больного отоварили. Ну, в таких случаях на лбу пиши, что ты псих или хронический дистрофик от постоянного недоедания.

И вот это-то как раз Аристарховича и доконало совсем. С одной стороны, был зол на всех, кто причастен явно или косвенно к разграблению его завода, а с другой – увидев этих уродов, пожалел их и уже без злости. Ах, ты ж, Боже мой! Не знаешь, что лучше: то ли завод спасать от полнейшего его разграбления, то ли, наоборот, отдать его этим бомжам? Хоть пожрут один раз вволю.

Да и с милицией что-то не совсем ладное происходит. Два часа из отделения не могли за задержанными приехать. То ли бензина нет, то ли совести. Потом всё-таки приехали. А через полчаса выпустили. На кой хрен им лишние рты? Кормить нечем. И этих же самых, только уже в другую смену, опять на заводе поймали. И опять били. Видимо, пока завод в полные развалины не превратиться, до тех пор для них и им подобным он будет тем магнитом, который манит и притягивает к себе, как волков к отаре.

И всё. Понял Аристархович, что ни с какой стороны никому ничего не надо. Ни хозяевам, – хотя какие это хозяева? – дебилы! – как любит арбитражный (кстати, молодой) директор всех называть, кроме, конечно, себя любимого; ни правоохранительным органам; ни вообще, государству в целом. Ни-ко-му! И от навалившейся тоски, обиды и злости, от безвыходности, Аристархович совсем скатился со стапелей. Да ладно бы только это, он ведь ещё и лается. Рычит, как старый пёс на родном пепелище.

Последнюю смену проверяющий (которые отродясь по ночам на заводе не заглядывали!) написал на него рапорт. И хоть зарплата на столь ответственной работе маленькая, а порядок всё равно быть должóн!

– Ты ж не где-нибудь, – усовещал его проверяющий. – Ты ж на производстве.

– Я? Ха! – рассмеялся Аристархович. – Ты это называешь производством? Да ты различие-то хоть какое-нибудь имеешь между производством и недвижимостью? Между тем, что было, и что вы натворили? – жучок ты красномедный! Разуй глаза, очки протри! У меня уже нет сил смотреть на такое производство. Нет, ты меня слышишь, о чём я говорю?.. Я на это производство уже смотреть не могу трезвыми глазами.

Проверяющий уже был не рад своей миссии. Смотрел на сторожа, подслеповато моргая и протирая очки.

– Плесни, – поставил он кружку перед проверяющим, – иначе помру! Будешь за свой счёт хоронить.

Проверяющий растерянный, с оглядкой, ушёл с завода.

И, действительно, стали побаиваться. Вдруг и вправду человек умрёт однажды на заводе. За чей счёт хоронить? Подальше от таких хлопот.

Уволили.

1995г.

Провокатор.

После ужина Николай Выборов расположился в кресле и расслабился. Отходил душой и телом. Хотелось тишины и покоя. Он даже отказался пойти с женой к его сводной сестре, зачем-то та приглашала. Жена с детьми ушла, и Выборов предался отдохновению.

Прошло с полчаса. Звонок в дверь потревожил Колю. Он дёрнулся в кресле, открыл глаза и в замешательстве уставился на телевизор, словно тот был причиной беспокойства – что-то пёстрое мелькало на его экране, и он издавал тихую музыку.

Звонок повторился.

– Кого-то чёрт несёт, – сообразил Николай, нехотя вставая с кресла. – Не дадут отдохнуть по-человечески.

Выборов, войдя в прихожую, включил свет, открыл дверь и едва не воскликнул в раздражении: "Кого надо?.." – и был готов послать к чёрту кого бы то ни было.

На пороге стояла пожилая женщина, даже старушка, при виде которой в раз отлетело желание, принятое секундой раньше, – даже почувствовал некоторую неловкость перед ней.

Женщина была повязана тёплым шерстяным платком, в старом демисезонным пальтишке и обута в резиновые сапожки с короткими голенищами. Руки, скрещённые на груди, держали какой-то свёрток. Лицо маленькое, ломающее в заискивающей улыбке, с которой обычно просят о помощи или милостыню. В глазах влажный блеск.

Николай несколько растерянный от такого явления, не успел даже спросить – к кому? что надо?..

Однако старушка не растерялась.

– О, мил человек, – запела она. – Не дай пропасть раньше сроку, помогите…

Выборов так и обмер: не иначе покойника выносить!

Недавно довелось гроб с покойником с пятого этажа выносить, чуть было сам коньки не отбросил. Площадки лестничные узкие, гроб кроме как торчком никак не протащить. То ноги покойнику задирали выше головы, то голову выше ног. Да ладно бы старичок был худеньким, а то сам под два метра ростом, да ещё "бушлат" из сырых досок. Тут целой артелью выносить надо. А как? – если на лестничных площадках не развернуться. Вот и уродовались вдвоём с товарищем. Неудобно о покойниках что-либо худого говорить, но тут Коля отвёл душу. Прости Господи, если ты слышал. Да хоть бы родственником кому-то из них доводился, а то случайный знакомый. Даже совсем не знакомый. Он по делу к товарищу зашёл, и к тому вот так же вот позвонила убитая горем старушка, и пришлось пособлять. Оказывается, приезжими старички были, не успели знакомыми обзавестись, и родственники не смогли вовремя подъехать. Жалко старушку стало, вот и впряглись…

И сейчас, увидев свою гостью за порогом, у Выборова всё похолодело внутри. Едва не закричал: чур, не я! – и чуть было не захлопнул дверь.

– Мил человек, вы меня только выслушайте, – запела женщина и юркнула в квартиру.

Ну, раз вошла, значит не так все страшно, мелькнуло в голове Выборова. Что-то у неё положительное случилось, то есть не смертельное.

– Жалобу мне помогите написать на нашего директора.

"Ах, вот оно что! – вздохнул облегчёно Николай. – Ну, это нам по силам. Это мы могём. Это не гробы таскать".

Старушка, войдя, ловко скинула резиновые сапожки с ног, поочерёдно наступая пятками на их носки, и хозяин проводил её в залу, в одну из комнат двухкомнатной квартиры.

– Присаживайтесь, – предложил Коля, показав рукой на кресло, стоящее по другую сторону журнального столика.

Гостья лицом посветлела и, присаживаясь на краешек кресла, стала на столике развязывать платочек. Хозяин выключил телевизор и тоже сел напротив, на прежнее место.

– Ну, так что у вас там случилось? – спросил он участливо.

– Беда, – сказала гостья, – как в какой сказке живём: поди туда, куда сам не знаешь, и поищи то, чего не разумеешь.