– Ну вот, мы и пришли, – сообщила Люся и тоже вздохнула, словно, также как и я, находилась в состоянии единоборства со своим недугом.

…И теперь, уже этой ночью, я спросил:

– Люся, а ты почему так быстро ушла тогда?

Она ответила:

– Я очень сильно волновалась и боялась чего-то…

– Я тоже… – признался я. – А если бы я тебя тогда обнял, чтобы согреть?..

– Не знаю, – пожала она плечиком. – Я бы, наверное, не позволила.

– А сейчас?..

Люся лишь улыбнулась, и голубой свет глаз, искринки в них, меня обожгли. Я слегка потянул её за руку на себе, и она, засмеявшись, наклонилась. Поцеловала!

Я уронил её себе на грудь.

И нам стала жаркой эта лунная ночь. Согретая мной моя милая Людмила-Люся, моя Фея, моя Мечта. Девушка, которую я до сих пор не забыл. Даже в мыслях уже не надеясь когда-либо с ней встретиться. И вот… Она сама меня нашла, в далёком пригородном посёлке, на четвёртом этаже!

И какой же блаженной и радостной была эта ночь… Тот самый мой Май, только жаркий и нескончаемый…

Потом я рассказал ей, что я приходил к ней ещё раз на свидание.

– Правда?.. – удивилась она.

– Да. Но свидания не состоялось.

…В отличие от первой ночи, вторая оказалась прохладнее и такой же светлой. На небе стояла полная Луна. Но мне было одиноко и охватывало сильное волнение. Донимала дрожь откуда-то изнутри, из-под солнечного сплетения. И я никак не мог её унять. Хоть и был я на этот раз одет тепло, в пуловер, в ветровку, однако, как будто бы мёрз.

Ближе к полуночи к дому подъехал её отец на служебной ветеринарной машине УАЗ. Заметив приближение фар, мне пришлось отбежать через улочку и стать за соседним палисадником. Машина была с открытым кузовом, но с небольшой будкой в нём, стоящей у водительской кабины. Отец, местный ветеринар, поставил авто так неудачно, что закрыл окно, через которое я следил за девочкой.

И тогда я решил забраться в кузов, притаится в той будочке, в надежде увидеть Люсю в окно, может быть, помахать ей, или даже свистнуть. Это был последний вечер, и я твёрдо решил покончить со своим недугом. Хватит, натерпелись, то есть натомились!

Но проходили минуты, которые, казалось, растянулись на часы, а девочка в окно не выглянула. Лежала в пастели и читала книгу

В кузове было сено. Пышное, духмяное, мягкое. Я решил прилечь на него. И лёг специально так, чтобы козырёк будочки загораживал меня от лунного света. Луна стояла как раз над домом и слепила.

И, неожиданно, заснул. Словно провалился в какую-то яму. То ли в сене много было дурман-травы, то ли устал от томления.

Очнулся уже под утро. Вставал робкий рассвет. Но я, быть может, долго бы ещё спал, поскольку находился в глубоком безмятежном сне.

Но кому-то снятся сладкие сны, кому-то тревожные будни.

Разбудил меня хлопок водительской дверцы и вой стартера автомашины. Она завелась и стронулась с места.

О-ё… Я хотел сигануть через задний борт, но сельские дороги не избалованы асфальтом, и потому машину затрясло, как на огромном вибраторе, загремели борта. И сено оказалось самым безопасным местом в этом четырёхугольнике. И к тому же она ехала в том направлении, где находился домик моей тётушки.

И в самом деле – повезло. В это время на колхозной ферме шёл отёл, как мне позже пояснила тётушка. Она сама работала там дояркой. И отец Люси, подъехав к дому заведующего фермой, вышел из кабины и скрылся в воротах нашего соседа. Чем я и воспользовался…

– Ты бы знала, как я потом себя ругал!.. – воскликнул я.

Люся улыбнулась своей загадочной улыбкой и сказала:

– Не надо было прятаться от лунного света. Луна бы тебе не дала спать, – и призналась: – А я бы к тебе всё равно не вышла.

– Почему?..

– Я тоже тогда боялась лунного света.

– А сейчас?

– Нет. Я в нём живу.

– Я тоже хочу в нём жить!

– Нет. Только не сейчас. Сейчас мы можем лишь встречаться. Это всё, что нам может позволить Луна. Только ты не прячься от неё.

– Не буду.

И во мне вновь вспыхнули новые волны чувств. Я задыхался в них, стонал, возможно, плакал. А может, смеялся навзрыд. Но я в этот момент был неземным, обуян неземной страстью.

"Ты ещё придёшь ко мне?" – просил я мысленно.

Она так же мысленно ответила:

"Жди…"

…Я проснулся в полном блаженстве. В таком, в котором, наверное, никогда не был и буду ли впредь. Со мной была моя молодость, моя тайная, сокровенная мечта, которая всё-таки нашла меня на излёте лет, осчастливила меня. И я говорю ей: спасибо тебе, моё славное лунное создание!

И мне на ум пришли строчки, из которых я сплёл стихотворение:

А утром, как всегда. Хоть глаз не открывай.

Как будто в ад меня столкнули. Милый Рай! –

Ты был со мной всю ночь. Я молод был, красив…

Как быстро жизнь прошла. Спасибо ночь за Май!

А что, по-моему, неплохо получилось? Глядишь, так и поэтом стану.

Приходи почаще, Люся!..

Дубровские.

Прошло уже больше года, точнее один год три месяца и тринадцать дней. Кому как, а мне эти месяцы до сегодняшнего дня как наваждение или боль душевнобольного. Иногда я порывался обратиться к психиатру, или невропатологу, – кто там занимается настройкой нервов, души? Но останавливался. Тормозил на выходе из квартиры, из подъезда. А однажды, – в дверях поликлиники.

Я раньше не курил. Даже призирал курящих, особенно женщин. Я и Галку отучил от этой дряни. Начала баловаться; мол, все курят, жизнь тяжёлая, модно. Мол, мужчинам можно, а нам нельзя?.. Какая тут мода?!. Ну, какая в том польза? Какой смысл? Здоровья для?.. Так вряд ли. И что за самоубийцами гнаться? Хотят укоротить свой век – пусть курят.

У меня отчим, фронтовик, умер в пятьдесят от рака лёгких. Чадил всё, что под руку попадёт. Правда, последние лет пять придерживался только сигарет и семечками заедал. Все оправдывался, мол, с помощью семечек легче бросить курить. Так и не бросил. Отравил себя и отправил свои останки на съедение червям. Поди, они там, от его прокопчённого тлена, тоже поотравились. Но ему простительно, на фронте такого пережил, что другой и без курева мог бы давно крякнуть.

Мама моя не курит, и никогда не курила. И, слава Богу, живёт и на здоровье не жалуется. А поглядеть на тётю Клавдию, соседку нашу, подругу мамину… Лицо выцветшее, пошло преждевременными мелкими морщинами, хотя и зашпаклёвывает на день. Кашляет, а из пасти, то есть изо рта воняет, как из переполненной пепельницы. На моём дне рождении как-то полезла целоваться… Думал, угорю от такого аромата.

Так, к чему это я?.. А, да, что не курил я раньше. Да и выпивал тоже изредка. Теперь и курю, и выпиваю, тоску глушу видно. А тоска эта заела меня с того самого дня, как похоронили мы Галку…

За эти год и три месяца и тринадцать дней я кое-что узнал о её гибели. По крупицам, то там, то там собирал… Вначале всё выпытал у напарницы её, Вальки. Потом у хозяина ларька, где они работали на него. Позже через Димку, моего школьного товарища. Мы с ним почти в одно время с армии пришли. Он в милицию устроился работать, вначале в отделении, потом на участок по местожительства перевели. Так вот он кое-что тоже насобирал по этому делу. Ну и на тусовках выспрашивал – кто чего видел, или слышал? В общем, картинка складывалась, оставалось кое-какие мелочи ещё подсобрать, – и я этого фраерка найду. И без милиции. Следствие это дело уже в "глухари" перевели, – или как там у них нераскрытые дела называется? Так я сам его доведу до логического завершения. Объект уже прорисовывается. В деталях ещё кое-что уточню, и пойдёт этот жлобяра по той же траурной дорожке, вернее, поедет, как Галка. И я тоже всё сделаю также как он, по-тихому, и комар носа не подточит. Да и кому он будет нужен? Сейчас ментам не до него, в своих делах не разберутся. Мне нужно ещё день-два, от силы – неделю, чтобы убедиться, что это именно тот, кого следует мочить, а допрос я ему обязательно устрою, и ему жить останется с куний волосок.