Внезапно взгляд Макса упал на светящееся окно, и Ваня невольно пригнулся. Он понимал, что они его не увидят, но инстинктивно стал отползать от окошка. Спустя некоторое время, он аккуратно высунулся из укрытия и увидел, как троица направилась к подъезду, где живет Толик.

Они получат по заслугам, – пронеслось в голове Вани, и он с яростью упал на кровать. Бессильная ненависть охватила его. Он, сморщив лицо, будто проглотил дольку лимона, безучастно смотрел в стену.

– Ты в порядке? – в дверях возник отец. Мелкие глаза смотрели на сына из-за привычных очков. Мама говорила, что в молодости у папы было отличное зрение, падать оно начало после того, как у них появился замечательный сын. Ваня всегда помнил отца исключительно в очках. Ярко карие глаза моргали, смотря на сына.

– Да, – ответил Ваня. Отец продолжал топтаться на месте, и мальчик улыбнулся. Он прекрасно знал папу и понимал, что тот не верит его словам. Но спросить напрямую не хочет. Может, боится. Ваня стал замечать, что родители все реже и реже спрашивали его про успехи в школе, о его мечтах и так далее. Ваня все равно бы ничего им не сказал. Он любил молчание.

– Если что-то случилось, можешь поделиться со мной этим, – нашел в себе силы продолжить отец. Нелегко каждый раз задавать один и тот же вопрос, наперед зная ответ – все хорошо. Родители поначалу боялись отчужденности сына, а мама вообще стала думать о том, что ее ребенок психически болен. Но затем они смирились с этим. Ваня был замкнутым подростком, но ведь это – не новость. Он спрашивал отца и мать о том, что у них творится на работе, интересовался их планами на лето и так далее, но о себе говорил крайне мало. И никто кроме него самого не знал, почему. Ответ был прост – он презирал сам себя. Неуверенный в себе он уже с детских лет стал понимать, что миллиарды детей лучше, чем он. Ничем не отличаясь от других, он боялся рассказать маме про очередную пятерку в школе, думая, что это никому не интересно. В конце концов, он твердо уверовал, что за него лучше всего будут говорить его дела и поступки. Такой была его главная философия жизни. И надо сказать, она его устраивала.

Появившийся животик, смущенно выпирал сквозь рубашку и свисал над джинсами. Папа стал полнеть, может быть, кризис среднего возраста, может быть, стресс. Толком даже сам отец не понимал, отчего начал стремительно набирать вес. Он сам был из числа молчаливых, поэтому никогда не злился на сына, в отличие от его матери. Она, привыкшая делиться со всеми своими секретами и планами, сгорала от злости, когда Ваня молча проходил мимо нее, неся в руках грамоту за отличную учебу.

– Он не доверяет мне, – кипятилась мать, а отец ее успокаивал.

– То, что он не любит говорить о себе, не означает сокрытие тайны, – говорил отец, – возможно, молчание и есть главный признак доверия.

Так или иначе, Ваня был единственным сыном в семье, поэтому родители смирились с его нежеланием делиться своими проблемами, отчего в семье редко вспыхивали ссоры. Папа, кивнув, вышел из комнаты, а Ваня, отложив книжку, стал готовиться ко сну.

Завтра будет ясно, – он быстро впал в спячку. И там встретил сон, где над ним стояли великаны, а сам он превратился в жалкого муравья. Они что-то говорили ему, но Ваня их не понимал. Он бежал в свой муравейник. Оставалось совсем немного, спиной он чувствовал, как его пытается что-то ухватить сзади. Раздался сигнал будильника, и Ваня открыл глаза. На улице выстроились тучи, намекая на то, что предстоящий день будет несладким.

В школе, к их счастью, троицы не было. Уроки прошли как всегда – лениво и бесполезно. Дождавшись звонка, который ознаменовал собой конец учебного дня, школьники завопили и бросились в коридор. Учителя брезгливо смотрели им вслед, но в густо накрашенных глазах читалась улыбка. Закончилась пятница, а значит, впереди всех ждали спасительные выходные.

Среди беснующихся школьников только четверо угрюмо шагали к остановке. Друзья не спешили домой, чуя подступающую опасность. Вчерашнее происшествие не могло сойти им с рук, они это знали. Через неделю первая четверть торжественно закончится, но ощущение того, что на улице их будет поджидать троица, не вселяло радости.

Автобус, пыхтя, остановился в поселке, выпуская наружу орущих детей. Все предвкушали выходные, наперед уже мысленно валяясь в теплой кровати ранним утром. Проснувшись и осознав, что наступил выходной, и не нужно никуда идти – человек получает неизмеримое удовольствие, которое даже может посоперничать с низменными утехами.

По старой традиции друзья отправились в продуктовый магазин, что стоял возле остановки. Всю неделю они заботливо откладывали карманные деньги, что давали им их родители, а в конце недели забегали во дворец запретных сладостей – запастись долгожданными чипсами вместе со сладкой газировкой. Только наличие этих ингредиентов давало гарантию того, что выходные пройдут как надо. А если у кого родители уезжали на ночь, то покупки обязательно должны были оказаться в ничего не подозревающих юношеских желудках при жуткой тьме под фильмы ужасов.

Осматривая различные сладости на витрине, Лешино лицо все больше и больше багровело от возмущения. Молочные плитки шоколада, продающиеся по тридцать рублей, теперь смущенно держали на себе ценник: 40:00 р. Цепкий взгляд фиксировал нахальное повышение цен, и вскоре Леша убедился в том, что практически все товары подорожали. В его голове уже созрел план, как потратить свои двести пятьдесят рублей, но теперь план нуждался в корректировке.

Однако только Леша заметил такой сумасшедший скачок цен, остальные парни грустно поглядывали на улицу. Каждый высматривал троицу, боясь, что она нагрянет к ним за расплатой. Но ее, к счастью, не было видно. Очередь тянулась медленно, и наконец, Леша подошел к кассе.

– Две большие пачки чипсов, попкорн и два литра спрайта, – отчеканил он. В его руках виднелись смятые две купюры по сто рублей. Обычно он не задумывался, сколько дать, эти покупки он совершал еженедельно и обычно, давая двести рублей, он забирал себе еще и сдачу.

– Двести одиннадцать рублей, – гнусавым голосом проговорила продавщица.

– Как двести одиннадцать? – прошептал Леша, – всегда укладывался в двести рублей, – его голос начинал набирать громкость. Покупатели смешливо оглядывались на маленького возмущенного толстячка.

– Послушай мальчик, что-то подорожало, так что давай еще одиннадцать рублей и гуляй, – не глядя на него, пробурчала продавщица.

– Мэм, я знаю три закона Ньютона, поэтому мальчиком меня называть не следует, – он выронил на кассу мелочь, взял в охапку покупки и гордо вышел из магазина.

Друзья, купив себе газировку и попкорн, вышли из магазина вслед за негодующим толстячком. Тот, открыв одну из пачек чипсов, свирепо их стал закидывать себе в рот. К ним вернулось настроение, и они засмеялись, видя Лешу в таком расположении духа.

– Господи, ну переплатил немножко, ничего страшного, – смеялся Андрей, большими глотками осушая газировку.

– Идиот, цены поднялись не на один раз, а навсегда, – Леша качал головой, удивляясь, откуда у него такие глупые друзья.

– Может, потом снова снизят, – предположил Гавр, и Леша, засмеявшись, выплюнул газировку на землю. Какая-то часть попала ему в нос, и теперь он согнулся пополам и хрипло кашлял. Ваня нежно побил ему по спине.

– Ты вообще в курсе, в какой стране ты живешь? – откашлявшись, серьезно спросил Леша.

Они снова засмеялись. Каждый выбросил из головы жуткий вчерашний день. Все образуется, – именно этот слоган негласно летал над их головами, и Ваня, позволив себе улыбнуться, внезапно подумал, каким был дураком, предрекая себе и друзьям плохую развязку непростой недели.

И все же смеху, что возвышался над ними, суждено было сникнуть. На плечо Вани упала мягкая рука, и он мгновенно замер. До дома оставалось несколько десятков метров, но Ваня подумал в этот момент, что сегодня домой он попадет только вечером. И то, если повезет.