Валентин Берестов

Неизбежно с неведомым дети роднятся:

Звёзды! Бури морские! Над бездной мосты!

Станет поступь другой. Сны другие приснятся.

Вдруг исчезнут игрушки. Нахлынут мечты.

И былое померкнет перед небывалым,

И покажется милый родительский дом

Неуютным в сравненье с походным привалом, –

Мы об этом ещё пожалеем потом.

Пролог

Он не хотел возвращаться, и все-таки, случайно встретив в кафе своего бывшего школьного приятеля, скрепя зубами, решил это сделать. В окне автобуса перед ним расплывалась зелень леса, в котором он когда-то играл в прятки с друзьями. Тогда он думал, что они будут вместе всю жизнь.

Уголок рта слегка приподнялся от этой мысли и превратился в тоскливый оскал. Застонав, автобус тяжело остановился на месте, выпуская на свежий воздух парочку людей, среди которых был и он сам. Никого из пассажиров он теперь не знал, хотя когда-то мог без труда назвать всех жителей поселка. Тогда все друг друга знали.

Засунув руки в карман, он неспешно отправился от остановки в сторону детской площадки, где когда-то мальчишкой резвился с другой детворой. От природы он был скромным малым, несговорчивым, но один мальчуган это исправил.

Его первый и, наверное, единственный лучший друг – Ваня. С ним он не чувствовал себя замкнутым, неуверенным и застенчивым. Они были в чем-то схожи, отчего дружбы было не избежать. Именно Ваня придумал ему прозвище, прочно засевшее на всю оставшуюся жизнь – Гавр. Таким образом, его полное имя, Илья Гаврилов, отныне существовало лишь для взрослых. В принципе, он не был против.

«Господи, как же все здесь изменилось» – подумал он, беспомощно вертя головой в разные стороны.

Мусорные баки, что стояли в самом дальнем конце поселка, теперь гордо поглядывали на всех рядом с главной остановкой. Новые магазины возвышались на том месте, где он когда-то гонял мяч. Слышался гогот – такой нехарактерный для спокойного поселка – то виднелся маленький базарчик, занимающий главную площадь. Высоченное здание протянулось к небу, а маленьких двухэтажных ветхих домишек, напоминающих проклюнувших маслят после дождя, больше не было видно.

Все изменилось с тех самых пор, как он покинул поселок. Внутри груди мягко забилось сердечко, предаваясь былым воспоминаниям. Впрочем, он никогда не жалел, что уехал отсюда. Так было надо.

Завидев свой дом, его сердце забилось еще быстрее. Подавив в себе сильное желание заглянуть в него, он отправился дальше. Ноги постепенно ускоряли шаг, и Гавр не успел заметить, как его тело унеслось от бетонного муравейника.

Подбежав к пятиэтажному дому, он замедлил бег, а затем остановился. Вглядываясь в списки квартир, что были прописаны над железными дверями, он нашел нужный подъезд и пошел к нему. Остановившись перед домофоном, он глубоко вздохнул.

«Просто узнать, что именно случилось в тот день. Я здесь только за этим» – крутились мысли, но он понимал, что обманывает сам себя. Он хотел вновь увидеть его, хотел убедиться, что с ним все хорошо, хотел обнять его и извиниться за то, что не заглянул к нему ни разу. Все-таки 6 месяцев в колонии для несовершеннолетних – тяжелое испытание, тем более для парня, подающего такие надежды.

Вытащив из кармана джинсов смятый клочок бумаги, он развернул его. Чернила слипались в бездонное синее море, но он все же смог разобрать адрес, переданный ему Андреем в кафе. Номер квартиры – 27.

«Не в этой ли квартире жил Стекляшка?» – только и успел подумать он, как пальцы предательски нажали на потрепанные кнопки домофона.

Послышался протяжный звонок. Внутри все сжалось, и Гавр еще раз глубоко вздохнул. Звонок. Еще один. С каждой секундой Гавр чувствовал горечь вперемешку с облегчением. С каждой секундой он отдалялся от встречи.

Домофон замолк, безмолвно уставившись на испуганного парня. Он постоял в нерешительности несколько секунд, смял клочок бумажки и бросил его в урну. Больше тот ему не понадобится. Он знал, где искать Ваню. Круто повернувшись, он устремился к западной части поселка. Устремился, пробегая место, где когда-то все началось, к месту, где окончательно все и закончилось.

Семеня ногами, Гавр изумленно осматривал новые дома, что магическим образом образовались после его отъезда. Заброшенная дорога, по которой они с друзьями часто прогуливались, превратилась в элегантную асфальтовую ковровую дорожку. По обе стороны от нее виднелись аккуратные четырехэтажные свежепостроенные дома. Красный кирпич прятался под зеленью леса, а с неба казалось, будто бы лесной массив показывает звездам язык.

Асфальт продолжался, и Гавр с удивлением отметил, что здесь появилась дорога. Появилась там, где ее не смог бы и представить сам Клиффорд Саймак. Чуть дальше (по мальчишеской памяти) его должны были встретить заброшенные гаражи, но вместо них ему навстречу выглянула баскетбольная площадка с уличными тренажерами.

Не веря своим глазам, он сбавил темп. Когда-то здесь все и началось. Именно в этот миг он ощутил всю скоротечность жизни. Зачарованно осматривая сделанную площадку, он все же заставил себя пуститься дальше. Сюда он приехал совершенно с другой целью.

На этом месте закончились все изменения, и началась старая добрая заброшенная дорога, что вела к огромному полю. К его удивлению, с полем так до сих пор ничего и не сделали. Пробираясь через высокие кустарники, Гавр быстро оказался у края обрыва.

Перед ним раскинулся овраг, увидев склон которого, его передернуло, а под лопаткой засосало. В память начали настойчиво стучаться ужасные картинки. То утро, когда они спустились сюда с друзьями, комом встало в горле. Стиснув зубы, он хмуро уставился вдаль.

«Ты там, я знаю это».

Схватившись за ветку, он начал осторожно спускаться вниз.

***

Утренняя газета (хотя за окном был полдень) лениво шуршала в руках отца – главы семейства. Его отпустили с работы пораньше. Тени, проступающие сквозь задернутую шторку, также неспешно сливались с текстом очередной эпатажной статьи про разрастающийся экономический пузырь – погубившая миллионы людей недвижимость. Заголовки были выделены жирным шрифтом, как бы подгоняя неизбежный крах людских судеб.

Отец, увидев незамысловатые графики – уровень жизни – кривую, которая под напором вездесущего капитализма неуклонно шла вверх, слегка улыбнулся. «Да мы просто купаемся в лучах золотистого счастья», – подумал он про себя, кидая взгляд на депрессивные осенние пейзажи, что растекались за окном.

Устав от наваливающихся друг на друга строк, он отложил газету себе на колени и взял чашку горячего чая. Подув на нее, он осторожно прикоснулся к ней губами, привыкая к горячей зеленоватой жидкости. Тени за окном, выброшенные под холодный ветер, привлекли его внимание.

Среди грязи и серой безысходности шатались несколько силуэтов, напоминающих зомби. Хлипкие путающиеся шаги свидетельствовали, что безликие тени успели накатить уже ранним утром. Ядовитая жидкость, наркотиком заполняющая больное сознание, расплескивалась в прозрачной стеклянной бутылке. Неудачный шаг, и бутылка глухо ударилась о землю. Старик, возрастная планка которого не доставала даже до сорока лет, пал вслед за своей стеклянной спутницей. Его друг, выглядевший намного моложе, но весь в ссадинах и синяках, благородно плюхнулся рядом. Забавно. Однако смеха слышно не было. На их лицах замерли серьезные маски, затуманенные глаза крутанулись по орбите и впились в извечную сокровищницу. Увидев, что бутылка не разбилась, оба облегченно выдохнули и принялись неуверенно вставать на ноги. Предпринимая неудачные попытки, они, хватаясь друг за друга, стремились к серому небу. Совсем скоро они попадут на него, но никому до этого не будет никакого дела. Одни потупят взор и съедят из уважения предложенную конфету, другие усмехнутся и закроют дверь перед дружками покойников. Но большинство облегченно вздохнет, в уме простив пьяницам их бесконечные долги.