– Это что у тебя? – Стекляшка взглянул на книжку в черной кожаной обложке. На лицевой стороне пестрели белые буквы: М.А. Булгаков. 3 том.

– Никогда не читал «Мастер и Маргарита»? – улыбнувшись, спросил Болтун. Стекляшка отрицательно покачал головой. По правде говоря, он был плохо знаком с литературой, ограничившись лишь легкими рассказами, которые ему задавали прочитать еще в школе. На лице Болтуна отразилось изумление. – Ну, тогда ты просто обязан прочитать эту книгу! Это классика! – победоносно заключил он, и Стекляшка озадаченно посмотрел на своего будущего собрата по несчастью. Такую большую книгу ему в жизни не осилить (уже не осилить).

– Ну не знаю, – протянул он, – может, как-нибудь потом…

– Ну, если хочешь, можешь начать знакомство с великой литературой этим вечером, а пока что, могу тебя угостить кое-чем, – Болтун расстегнул куртку и достал из внутреннего кармана полную бутылку водки. У Стекляшки загорелись глаза, он неосознанно прижал книгу к себе, будто бы держал в руках чемодан с деньгами, а не стопку пожелтевших листов.

– А что там, в твоей книге-то? – Стекляшка чувствовал легкое волнение, раздирающее его изнутри. К горлу подкатывал трепет, и он готов был закричать на всю улицу от счастья – он будет пить не один.

– Дьявол, прибывший в Москву и показывающий фокусы, а еще история из Библии, – Болтун загадочно посмотрел на Стекляшку.

– Ну, Библия – это хорошо, это полезно для человека, – ответил тот.

– Не для каждого, – усмехнулся Болтун, и они зачарованно посмотрели друг на друга, – там еще есть говорящий здоровенный кот, – добавил Болтун, и Стекляшка громко рассмеялся. Ядовитая жидкость уже давно червяком выела его больные мозги, поэтому он не всегда мог контролировать свое поведение. Осознав, что очень громко смеется, он смущенно затих.

За спинами послышалось тонкое пиканье, и дверь в подъезд открылась. Оттуда вышла пожилая дама с черным зонтиком.

– Ой, здравствуй, Болтуша, – нежно протянула она своим старческим голосом, – а ты чего здесь делаешь с этим пьяницей? – она хмуро глянула на Стекляшку, и тот стыдливо отвел глаза в сторону.

– Приучаю к высокому искусству, – ответил Болтун, показывая на книгу, которую прижимал к себе Стекляшка, – «Мастер и Маргарита», – гордо произнес он.

– А-а-а-а, – протянула бабка, – это хорошая вещь, интересная. Ни черта, правда, не понятно, но вещь великая, – она раскрыла зонтик и скользнула под разгневанное небо.

– Ну, видишь, великая вещь, говорит, – произнес Болтун и взглянул на Стекляшку. Тот, дрожа от подкрадывающейся осенней прохлады, испуганно смотрел на него, – ты чего боишься? – непонимающе спросил Болтун.

– Почему ты решил ко мне прийти? Мало, что происходит просто так, всегда есть причина. Ты хочешь сделать мне плохо? – губы его задрожали, и Болтун рассмеялся от одной только мысли, что он может причинить кому-то вред.

– Ты чего такое несешь? – сквозь смех спросил он Стекляшку. – Ты ведь меня знаешь, я и мухи не обижу, – Болтун задумчиво посмотрел на небесный водопад, – хотя ты прав, пришел я к тебе не просто так. Меня уволили, вот и хочу напиться с кем-нибудь. Жене еще не говорил, да и боюсь на самом деле сказать об этом. Завод вообще закрывается, а такое происходит только тогда, когда за окном кризис. А все вроде живут как живут, ни о чем не беспокоясь, спрашивается тогда, чего его закрывают? – он обращался больше к самому себе, стараясь понять образовавшеюся дилемму. – По телевизору ничего не говорят о кризисе, вроде как у всех все хорошо, – тихо закончил он.

– Какой там телевизор, – усмехнулся Стекляшка, – ты же вроде умный малый. Да по ящику ни за что не скажут, что страна разваливается, даже если в прямом эфире ведущий с голоду подохнет. Раз было сокращение – надо ждать беды, – угрюмо произнес Стекляшка.

Серые тучи, будто бы следя за разговором двух несчастных песчинок на планете, нахмурились еще больше. По небу вновь пробежал пугающий перезвон грома, завершая мелодию на самых низких нотах. Где-то вдали вспыхнула молния, озаряя на секунду все вокруг синевой, и дождь усилился еще больше, заставляя разрываться барабанные перепонки. Стекляшка обнял Болтуна за плечи, и оба вошли в подъезд.

Квартира Стекляшки была грязной и неубранной, но это никак не смущало Болтуна. На столе одиноко стояли две рюмки водки. Молча чокнувшись, они брызнули себе в горло прозрачную жидкость. Скривив лица, они поспешно проткнули грязными вилками маринованные огурцы и мигом закусили ими, затмевая отвратительный привкус спирта.

– Интересно, что же с ними стало?.. – потухший взгляд Стекляшки уставился в окно.

– С кем?

– С Петькой и Машенькой.

– А это кто?

– Что-то вроде моих детей, – усмехнулся Стекляшка.

– У тебя же нет детей, – Болтун непонимающе уставился на хозяина квартиры.

– Ты прав. Но когда-то у меня были десятки ребятишек. Радостных, хохочущих, пока еще чистых ребятишек. Но потом их забрали, – послышался тяжелый вздох, и Стекляшка вновь наполнил рюмки.

Вновь молчание. Вновь брызги в горле.

Неожиданно Болтун раскрыл книгу на первой странице и ни с того ни с сего принялся читать ее вслух. Стекляшка зачарованно его слушал, посмеиваясь в некоторых местах. Так зародилась, наверное, самая крепкая дружба, основанная на водке. И с тех пор, последующие несколько месяцев, их видели всегда только вместе друг с другом.

7

Все, что происходило дальше, мучительно выжигало нервы друзьям. Каждый сидел у себя дома, занимаясь самыми различными делами, но все как один думали об одном и том же – они действительно вляпались.

Андрей старался расслабиться в теплой ванне, шептавшей под затылком о чем-то приятном. Его длинные ноги выпячивались за пределы белоснежной эмали. Гавр пребывал в творческом процессе, создавая никому ненужную (даже ему самому) программу. В это время он отключался, и сейчас ему как никогда нужно было испытать состояние транса. Леша заглушал свои переживания горячими пирожками с капустой, что заботливо оставила мама на кухонном столе. А Ваня улегся на кровати и перелистывал повести Стейнбека, наполненные засушливой депрессией.

Только он смутно помнил о том, как они разбрелись по домам, а точнее – разбежались. Остальные пребывали в состоянии шока, и пришли в себя только тогда, когда за ними захлопнулась входная дверь, почувствовав себя тем самым в полной (пусть и временной) безопасности. Они бросили Толика.

– Ты внезапно повалился на землю и упал прямо лицом вниз, – голос Вани на удивление звучал уверенно, и если бы он повторил эту фразу несколько тысяч раз, то и сам бы в нее поверил. Но нет, Толик зачарованно наблюдал за бандой. Под глазом начал разливаться фиолетовыми красками фингал. Засохшая кровь застыла на подбородке. Он не понимал, что происходит, а Ваня тем временем твердо продолжал, – тебе надо пойти домой, умойся, поспи. Не пойму, как ты так умудрился упасть…

И друзья ушли. Развернулись и пошли прочь, оставляя за собой непонимающие налитые кровью голубые глаза. Не говоря друг другу ни слова, они молча шагали прочь от изумленного долговязого скелета.

На пожелтевших страницах стали развертываться основные события повести, но Ваня думал совершенно о другом. Слова, рьяно скачущие друг за другом, открывали картину погони, как ревущая толпа старается поймать громадного ребенка, случайно убившего женщину. Вот Ленни притаился возле реки, дожидаясь своего друга. Но в голове Вани засела картина избитого Толика. Что теперь они будут делать?

Заслышав знакомые голоса за окном, он мигом спрыгнул с кровати и осторожно подошел к окну, так, чтобы его не было видно. Голоса принадлежали Максу и Тиме. Они оживленно о чем-то переговаривались, размахивая руками. За ними плелся Толик. На его лице уже не было видно следов засохшей крови, отчего страшная картина избиения несколько сгладилась. Под глазом, по-прежнему, пестрел фингал, но теперь он смотрелся не так ярко, как после избиения. Тем не менее, все лицо его было опухшим, а сам Толик пребывал в сонном состоянии, бросая мутный взгляд себе под ноги. Прохожие могли подумать, что он напился (что было логично, учитывая его не самых культурных родителей), но Ваня знал правду. И как же он надеялся, чтобы эта правда принадлежала только ему с друзьями.