– Нууу…, – прорвался недовольный голос Паши. В ответ Полина, что было мочи, начала хохотать. Мальчик выбежал за дверь, пристыженный и униженный.

Когда приехала Оля, Полина даже не сомневалась, что её первая подружка с таким же восторгом примет новую девочку. Но Оля встретила Дашу холодно и надменно. Она и к Полине переменила тон. Когда подружка привела Дашу Оля вышла к ним за калитку, оглядела Дашу, хмыкнула, сказала, что хочет спать и ушла обратно в дом. Полина всё поняла и сникла. Даша же не придала этому значения, и Оля перестала представлять для неё интерес. Она весело побежала по тропинке и думала, что и Полина разделит с ней радость. Но Полину теперь волновало иное чувство. Между ней и Олей выросла глухая стена. Их дружбе пришёл конец. С этого дня они виделись лишь случайно, только на ферме. Оле теперь не с кем было играть, и она везде ходила с бабушкой, чтобы хоть как-то себя развлечь. Туда же на ферму ходила и Полина с Дашей, они помогали бабе Люсе. Ряд, за который была ответственна Варвара Семёновна, находился напротив, где работала Дашина бабушка. Бывшие подружки специально избегали смотреть друг на друга, но всё равно, по старой привычке взгляды их пересекались. Только Полина смотрела умоляющими, просящими прощения глазами, Оля же смотрела испепеляющим, дерзким, холодным взглядом. У них случались негласные соревнования: чья сторона быстрее подоит и выгонит в поле коров. Они старались перегнать друг дружку, работали, подгоняя бабушек, ругались на ленивых коров, что не желали подниматься с пуза для дойки. И если выигрывали Полина с Дашей, Оля убегала с фермы вся в слезах. Прибегала в дом, валилась на диван и плакала. Она любила Полину, она бы ей всё простила, но маленькое, детское эгоистичное сердечко не позволяло ей смириться с предательством. Рядом с её любимой подружкой теперь новая девочка – соперница, с которой Полине было весело, интересно! Они гуляли вместе, держались за руку, с мальчишками дружили. Оля не могла этого простить. Она звонила домой, плакалась, просила маму увезти её обратно в город. Она рассказывала, как ей тут плохо, как она соскучилась по дому. И мама была уже готова поверить, но бабушка выдала тайну Олиного сердца. И Ирина Петровна сделала строгий выговор дочери, приказав не глупить, а подружиться с новенькой. И вот на радость девочке в следующие выходные привезли брата. Для него новая дружба Полины стала его личной победой, как будто это была только лишь его заслуга. Он торжествовал! Громко, язвительно и жадно не уставал заявлять, что она предательница, что он всегда был о ней такого мнения, и зря сестра его не слушала, когда он говорил: «Не возись с этой городской». В ответ на дерзости брата, Оля защищала Полину, потом, как ужаленная подпрыгивала, убегала куда-нибудь (на задний двор, в огород, в палисадник) и там уже сидела по несколько часов в знак протеста против своих же нечаянно сказанных слов в защиту.

К Валентине неожиданно нагрянула сестра. Никогда у них не было хороших, тёплых, сестринских отношений. Света была младшей в семье и как бы мать с отцом не старались, воспитывалась она дурно. Была ленива, по хозяйству помогала из-под палки, когда расцвела молодостью, то пропадала на гулянках в соседней деревне. И пошло о ней мнение, что Светка девица ветреная. Ветрена с кавалерами и легкомысленна к жизни. Липли к ней только непутёвые ребята. По началу, Света на гулянках пропадала на всю ночь, возвращаясь домой только под утро. Потом она терялась и на несколько дней. Родители обходили всё Билибово в поисках непутёвой дочери. В двадцать пять лет немного остепенилась. Припала к одному парню. И не попрощавшись с матерью и отцом, ушла к нему жить. С тех пор минуло четыре года. И вот на днях вернулась. За это время не стало отца. Мать одряхлела и плохо вставала с кровати, за ней ухаживала старшая дочь Валя.

– Светка? – как-то вечером подловила её сестра.

– Ну чаго тябе? – нетерпеливо и раздражённо остановилась она рядом с Валей.

– Как жить будем?

– Как раньше жили, так и будем.

– Так уже нельзя. У меня как видишь проблем хватает, мать в уходе. А ты на дармовщине собираешься. За три дня даже молока ей не поднесла.

– Слушай, ежели ты мне тут высказывать собралась, я пошла. А ежели по делу, то без учений.

– Я с тобой по делу, как видишь. По-хорошему толкую. Куда твой прошлый мужик делся? – продолжила Валя свой разговор.

– Куды делся тама уже нет, – с дерзкой ухмылкой ответила Света. – Не знаю его теперь и знать не хочу. Егорка у меня. С ним буду.

– А замуж собираешься?

– А что тябе?

– Нам свадьба сейчас не ко двору.

– А мы по-тихому. Дело то кому?

– Вам дом свой нужен. Тут жить не разрешу.

– Я тябя чё, спрашиваю? – недовольно отозвалась Света.

– Гадина ты.

– Ууу… всю жизнь твоё мнение волновало.

– Буду с твоим Егором толковать.

Света в ответ дерзко улыбнулась, мотнула растрёпанными волосами и ушла в дом.

На ферме с цепи сорвался бык. Валет сначала ходил вокруг фермы, глухим рёвом подзывая своих коров. Потом вышел на край деревни. Тут его увидели мальчишки. Бросив сломанный велосипед, с которым они ковырялись последний час, побежали к дому цыгана. Долго мялись, перетаптываясь у ворот дома, пихая друг друга в бока. Им было очень стеснительно и страшно постучать в дом пастуха.

– Серёг, иди ты доложи, – Пашка толкнул друга вперед.

– Сам иди.

– Дело то серьезное. Вдруг забодает кого.

– Мальцы, что надо? – выглянуло из маленького окошка худое, черноглазое, нахмуренное до глубоких морщин на лбу, лицо жены цыгана.

– Там Валет по деревне ходит, с цепи сорвался, – хором крикнули ребята и со всех ног побежали прочь.

Серьёзным, решительным шагом вышла цыганка за калитку захватив по дороге хлыст. Она так плотно сжимала тонкие губы, что их линию продолжали прорезь двух морщин.

Не первый раз уже Валет срывался с цепи, когда его не гнали в поле. Почувствовав свободу, он широко раздувал ноздри, краснел в белках глаз и опьяненный воздухом полей зверел на воле. Усмирить его было тяжело. Кнута он не боялся. Разгоряченный, со стеклянными глазами всякий раз он давать отпор всякому, кто пытался заточить его обратно в цепь. Завидев Валета, цыганка ударила хлыстом о воздух. Не первый раз ей приходилось гнать этого мощного, высоченного в холке, с широким курчавым лбом быка. Потревоженный хлыстом, Валет вытянул шею, громко потянул воздух и на выходе послышался низкий, протяжный рёв.

– Домой! Пошёл домой! Хоп, хоп, хоп!

Валет отозвался еще одним звериным, глухим рёвом. Маленькая, на фоне зверя цыганка, издалека похожая на подросточка, бесстрашно приближалась к быку. Она обошла его и со всей мощи хлестанула Валета по тощему заду. Бык тронулся с места. Он рысцой пробежал пару метров, изогнув дугой хвост. Цыганка следовала за ним, продолжая покрикивать и хлестать то по воздуху, то нанося удары по быку. Валет то замедлял шаг, то вновь грузно подпрыгивал, пускаясь рысью по направлению к ферме. Цыганка гнала его к загону. Зверь, одурев от бега и боли, снёс часть ограды и ударился задним копытом о поваленную им же балку. Этот удар остановил его, и Валет, не найдя в себе силы перешагнуть поломанное ограждения, почувствовал себя в западне. Он резко развернулся и пошёл лбом на обидчицу. Цыганка успела вскочить на ограду, чтобы увернуться от разъярённого быка, но вдруг поскользнулась и упала. Её сапоги ушли по щиколотку в навоз и в перемолотую коровьими копытами грязь. Валет попёр на женщину, низко опустив лоб. Не поднимая головы, он стал катать её по земле.

Тем временем, цыган гнал стадо на ферму, они уже перешли речку вброд, когда его пёс всегда далеко опережавший стадо, залился остервенелым лаем на быка. Не разбирая дороги, пастух поскакал к ферме и одним прыжком спешившись с лошади, не переводя дух перескочил ограду загона. С размаху, со всей дури, он ударил быка широкой плетью по высокому хребту. Зверь попятился. Цыган стал стегать его без продуха. Удар за ударом ложился на шкуру животного. Валет, сначала пятился назад, потом остановился и в ту же минуту рухнул на подкошенных ногах. Цыган бросил хлыст только тогда, когда рассечённая в некоторых местах шкура сочилась кровью, а сам Валет загнанный и смиренный лежал на земле, жадно и часто хватая ноздрями воздух.