Девочка в первую неделю редко выходила на улицу, а если любопытство и перевешивало страх, то только когда рядом папа, буквально на расстоянии вытянутой руки. На вторую неделю страх попятился, уступив место любознательности. Всё ей было интересно, всё впервые, только и успевала крутить головой. Пугалась коров, даже курей, но больше всего местных жителей, их говора и жёсткого, деревенского взгляда.
– Ай, Юрка, девка-то у тебя трусиха, ей-богу. Да можно ж так? – удивлялась всё Балабанова Варвара Михайловна, проходя по несколько раз в день мимо дома Юрия Степановича по узкой тропинке к ферме доить и выгонять в поле коров. – Так же и не познакомлюсь все с малой твоей, приводи хоть за молочком, творожком, блинов напеку.
Чтобы подружиться с местными жителями, москвичи в каждый свой приезд привозили гостинцев: конфеты, мармелад, сгущёнку, в конце лета – арбузы, поначалу так сильно удивившие деревенских. Принимали сердечное участие во всех делах Излучины, помогали, чем могли и таким образом заслужили доверие, дружбу. Местный народ почти весь был охоч на словцо, бабы то и дело цеплялись языками у забора, на выгоне коров в поле, просто пробегая мимо по делам. Мужики как полагается молчаливее. Но никто не был так крепок на словцо, как Балабанова Варя. На вид лет пятидесяти, низкая, широкая, натруженная и громогласная. Никто из местных не ругался с бабой Варей, все знают, эта женщина может и кулаком стукнуть, и словом ранить. Балабанову Варю нельзя было ни с кем перепутать. Походка у неё всегда стремительная, руки в кулаках, лоб низкий, взгляд исподлобья, суровый, часто хмурится бровями и громко смеётся. Муж Варвары Михайловны, на удивление, не был молчаливым и забитым женой. Василий Иванович работал бригадиром на ферме. С каждым мог колко пошутить, но не обидеть, а жену свою легко на место ставил, если баба разойдётся. За то и любила его, уважала. Василия вообще любили за чувство юмора, за весёлый нрав и за то, что мужик он был справедливый и честный. Часто даже к нему ходили, чтобы бригадир рассудил, если спор возник или конфликт между соседями, а бывало и даже между супругами. Жили Балабановы на два дома дальше от Юрия Степановича. Жили вдвоем. У них был единственный скотный двор, где держали двух коров. Дети Балабановых, два сына, в своё время, переехали в Западную Двину. Старший лет шесть назад женился, и в тот же год у Балабановых появился первый внук Серёжа. В это же лето, когда охотники с семьёй пожаловали в деревню, шестилетнего Серёжу привезли погостить к бабушке с дедом. Это был круглолицый мальчик, белокурый, с пухленькими ножками и ручками, до надоедливости улыбчивый и добрый.
Имя Варвара было самым распространённым. Всего было пять Варей. Две из них жили на том берегу, где поселились охотники. Варя Балабанова и Иванова Варвара Семёновна, которая была самой близкой соседкой к Юрию Степановичу. У неё-то он и купил дом, в котором раньше жила её мать, скончавшаяся ещё в середине восьмидесятых. Двор Варвары Семёновны был через дорогу от избы охотника. Жила она с мужем Петром Иннокентьевичем. Обоим на тот момент было по пятьдесят два года. Дети их также жили в Западной. Две дочки – Тамара и Ирка. У обоих сложились семьи, детей родили. Ира двоих девочек – старшая Вера десяти лет и младшая Оля пяти лет. У Тамарки был один ребёночек и тяжело он ей дался. Зато на радость всем мальчишка. Назвали Стасом. Ровесник Оле.
Юрию Степановичу достался двор восемь соток, без бани, но с ветхим сараем, грозившимся покоситься в один из дней, и отличная бревенчатая изба с печью. И печь эта была такая огромная, что занимала чуть ли не всю правую часть избы. В новых домах, построенных колхозом для работников труда, таких печей уже не выкладывали. Убранство внутри дома – никакого. Как входишь сначала сени с одним окном, совершенно пустые и тёмные. Дальше сама изба, пространство которой ничем не было перегорожено. По левую сторону стояла огромная, старинная кровать с кованым изголовьем. В доме этом давно никто не жил. Перед продажей Варвара Семёновна прибрала в избе, но после зимы, охотника встретил бардак. Где-то на полу, по углам был разбросан мышиный помёт, в некоторых местах жук короед сточил в пыль дерево, которое мельчайшими опилками было насыпано где попало. На подоконниках валялись засохшие насекомые, тонкие нити паутины блестели в пространстве. А запах в помещении был влажный и затхлый. Но всё поменялось, когда растопилась печь. Жар и треск дров принесли уют и духоту. Убранный и помытый дом наполнился запахом нагретого дерева и влажными полами. В течения лета охотник немного разграничил пространство. Справа от печки прибил полки для кухонной утвари, слева установил спальное место для себя, в другой стороне избы поставил дочкину кровать и обеденный стол у окна, которое выходило на дорогу. Постепенно в избе стала появляться другая мебель. Она была старая и привезена из разных мест. Кресла, с потёртой и поблёкшей от времени обивкой, коричневый комод для белья с поцарапанным лаковым покрытием, деревянная лавка орехового цвета, старинный шкаф для посуды с резным декором по углам, журнальный столик. Полина навезла много разных игрушек, которые потом выцвели, поломались и были выброшены гнить где-то в почве, в канаве.
Основная жизнь деревни шла на втором берегу, как раз там, где поселился Юрий Степанович. Тут и ферма на пригорке стояла и местный деревянный клуб. Тут делала стоянку автолавка, и дворы были шумнее, веселее.
Лето тысяча девятьсот девяностого года дополнилось новой историей деревни, и кто знает, что ждёт её впереди.
Глава 2
Раннее утро в деревне по ощущениям всегда чистое, прозрачное. Воздух прохладный до мурашек. Ничего кроме оголённого неба, с которого после ночи не успела стереться луна, не предвещает июльского зноя. Лениво поднималось солнце, облокачиваясь о горизонт поля. Совсем скоро оно высоко зависнет в небе, потеряет свои чёткие контуры, когда раскочегарит в полную силу, и иссушит всю росу, что собрала трава за ночь. По этой росе, несмотря на раннюю зябкость, на коленках в садовой траве ползала Полина. По привычке отца она вставала рано и из скучной избы бежала в сад играть, воображая себя тем или иным животным, что запомнились ей в деревне. В корову, пасущуюся на лугу, в кур, расхаживающих по двору и скребущих лапой землю. Играет, пока отец завтракать не позовёт.
– Полька! Иди уже, давно сырники пожарил. Давай, давай, моя дорогая. Позавтракаем и в лес пойдём, мы ещё с тобой за цыганские поля не ходили землянику смотреть.
Цыганские поля носили такое название неспроста. Местные жители рассказывали, что ещё до войны к ним в деревню забрёл цыганский табор. Пришли мирно, спокойно, не воровали, денег не просили, словно бы просто решили пожить. Но в самой деревне не остановились, а разместились за лесом на ближнем поле, как его называли раньше. Жили около месяца там тихо-тихо. Потом ушли и больше их не видели. А поля так и стали называть – «цыганские».
После завтрака Юрий Степанович вышел на крыльцо, держа в руках сапоги и портянки. Присел на край, поднял штанину и стал закручивать вокруг стопы жёлто-серую извалявшуюся материю. В сени вышла Полина, брякнув здоровенным дверным крючком. Дёргаясь от нетерпения, пытаясь застегнуть последнею пуговицу на камуфляжной куртке, которая была на несколько размеров больше неё.
– Камуфляжку надела? – не поворачиваясь к девочке, спросил отец, засовывая ногу в длинный, запыленный сапог.
– Ага.
– Шапку?
– Мигом, – справившись с пуговицей, шмыгнула обратно в дверь избы.
Наконец собрались в лес. Юрий Степанович вышел за калитку, грузно шагая по сухой дороге кирзовыми сапогами, за спиной неся брезентовый рюкзак и ружьё. Девочка вышла следом, немного задержалась, закрывая калитку на крючок. В этот момент на дороге вдалеке показался КамАЗ, столбом поднимая дорожную пыль. Тяжело затормозил у соседского дома напротив, где жила семья Ивановых – Варвара Семёновна со своим мужем Петром Иннокентьевичем. Из машины вышел, громко хлопнув дверью, высокий светловолосый мужчина лет тридцати с небольшим. К нему навстречу из калитки показалась Варвара Семёновна, подбирая выбившиеся из-под платка, русые, местами уже с широкой сединой, волосы. Босая, сонная. Мужчина приветственно махнул рукой, обогнул машину и открыл противоположную дверь. Оттуда поддерживая за под мышки, помог спуститься на землю мальчику лет пяти, такому же светловолосому, как и его отец. Следом спрыгнула мать, красивая, стройная женщина, с высоко заколотыми волосами и улыбающимся лицом. Варвара Семёновна радостно расцеловала внука, обменялась поцелуями с дочкой, обняла зятя.