Драко пожал плечам, молча принимая её благодарность за тапочки и особо не раздумывая над идеальной композицией украшения елки, стал вешать на самый центр шар в стиле своего факультета.
— Эй!
Гермиона ударила Малфоя по предплечью, и его возмущенный взгляд тут же обратился к ней.
— Ты что делаешь?
— Нет, это ты что делаешь! Не правильно же вешаешь.
— Ой, ну извините, не знал, что у нас есть ещё и график расположения игрушек на елке. — съязвил Драко.
Он все равно попытался сделать так, как хочет, за что опять получил по рукам.
— Грейнджер, не выводи меня из себя!
— А то что?!
Гермиона скрестила руки на груди и насмешливо уставилась на слизеринца. Она очень сомневалась, что Драко может сделать что-то такое, чему она несказанно удивится. Нет, он всегда ведёт себя так, что у Гермионы ум за разум заходит, но… Ей почему-то казалось, что в этот раз Малфой не сможет её шокировать.
Драко же был совершенно другого мнения о сложившейся ситуации. Выводить из себя Грейнджер — было его самым любимым занятием. Смотреть, как алые пятна появляются у неё на щеках от закипающей злости, как она мило сжимает кулачки, пытаясь удержать себя на месте и не броситься выбивать из слизеринца его самодовольство, как она грозно наступает на него, думая что это должно напугать парня.
В такие моменты она была по-особому красива. А потому…
Малфой выхватил палочку из зачарованного кармана брюк и взмахнул ей, невербально произнося «Вингардиум Левиоса».
— Только посмей… — захлебнулась в собственном раздражении Гермиона, наблюдая за тем, как ёлочные игрушки взлетели все разом.
А Драко и не думал останавливаться. Несколько движений рукой и елка наряжена самым безвкусным способом. На одной половине висело больше игрушек, чем на другой. Не было никакой упорядоченности по цветовой гамме, а уж гирлянду и мишуру будто кинули на одну ветку и забыли.
По мнению Малфоя, так мог нарядить елку только в стельку пьяный Уизел, но все было ради одного. Грейнджер в ярости очень возбуждала.
— Ох, ради Мерлина, Малфой! Убери с глаз долой этот ужас!
— И не подумаю. Мне очень даже нравится. Есть в этом какое-то…
— Уродство.
— Искусство, Грейнджер, искусство.
Если наряжать ёлку всегда так интересно, то он многое потерял в своей жизни.
— Вот почему тебе всегда надо выводить меня из себя?! — прошипела Грейнджер, недовольно сведя брови и буравя его взбешенным взглядом.
— Родился таким. Это видимо было главной целью моей жизни. Бесить тебя.
— Я сейчас в тебя твоим же тапком кину.
— Рискни жизнью. — самодовольно ухмыльнулся Драко, скрестив руки на груди.
— Ах, ты…
Гермиона сорвалась с места, дабы взять с ковра свою волшебную палочку и показать Драко, на что она способна. Но не успев сделать и шага, врезалась в невидимую стену.
Еще одна попытка и опять стена.
Да, что за…
Послышался небольшой перезвон колокольчиков?
Запахло Рождеством, будто имбирными пряниками и…
Гермиона медленно подняла голову вверх и не поверила своим глазам. Прямо над ними с Драко распустилось зеленое растение с белоснежными плодами. Его веточки все ещё росли и распускались, а комната наполнялась магией.
Омела.
Грейнджер никогда не попадала под эту рождественскую забаву и всегда была очень горда собой, чем не переставала хвастаться перед многими друзьями.
Был бы это совсем другой момент, то Гермиона всего лишь рассмеялась и спокойно поцеловала Драко. Но сейчас… хотелось развернуться и врезать ему по носу, прямо как тогда на третьем курсе. Её до ужаса бесило эта его черта характера — я буду делать на зло, даже если сам понимаю, что не прав, лишь бы разозлить человека.
Ну вот откуда он это взял!
А Гермиона ведь только почувствовала ощущение Рождества, радости и счастья. Хотела насладиться украшением елки, а потом и всего замка. А ему непременно надо было все испортить!
Она стояла и смотрела на непутевое, зачарованное растение, надеясь, что оно испарится или испепелится от её негодующего взгляда. Но ничего не происходило.
— Видимо директор уже зачаровал омелу. Как мило. — произнес Драко, легко улыбаясь и явно ожидая поцелуя.
Гермиона знала, что помимо обыкновенной омелы, развешанной по замку, над двумя людьми не являющимися кровными родственниками и ссорящимися, в такой прекрасный праздник как Рождество, может появится это злосчастное растение, и оно не выпустит вас за пределы своего воздействия, пока вы не поцелуетесь.
Круто, Гермиона! Видимо тебе очень повезло, что ни с кем кроме Малфоя ты не ругаешься. А до этого года в праздники с ним даже не пересекалась.
— Давай, целуй уже меня.
— И не подумаю, — буркнула Гермиона.
Каждый раз когда он её бесил, Грейнджер не понимала, что вообще она в нем нашла, а потом в голове всплывали его туманно-серые глаза, неловкие проявления заботы, его запах и поцелуи, и все становилось понятно.
Он просто делает её безумной. Совершенно нелогичной, иррациональной, другой.
Малфой же на её негромкую реплику лишь закатил глаза.
— Тогда я тебя поцелую.
Он выкинул вперед руку, пытаясь обнять её за талию, но Гермиона отпрыгнула в сторону насколько позволяло ограниченное пространство.
— Нет.
— Ох, Грейнджер, этот зелёный кустик над нами думает совершенно иначе.
Драко опять сделал выпад к гриффиндорке, но она опять отскочила. Ну до чего же упрямая!
— Отстань.
Ага, как же!
Малфой схватил из ёлочной ветки красную мишуру и стал наступать на Гермиону, пока та не уперлась спиной в невидимую стену.
— Грейнджер, ты от меня не отвяжешься. Смирись уже.
Драко проигнорировал скептический хмык. Он все ещё не забыл свою секундную фантазию о рождественский мишуре и Гермионе, а потому закинул этот праздничный атрибут на девичью шею, пока она не успела взбрыкнуться, и склонился к ней, ощущая неповторимый запах. Он потянул за мишуру с двух концов, пытаясь притянуть её ближе к себе.
Провел приоткрытыми губами по ее щеке, чувствуя, как она пытается отстраниться.
Глупая!
Он прижал Грейнджер своим телом к невидимой стене, отпустил рождественское украшение, пуская его струиться вниз по её телу.
Малфой провёл ладонями по её упругим бедрам, забрался под тонкую ткань домашних шортиков на ягодицах и стал поглаживать нежную кожу большими пальцами.
Она почувствовала будто покалывания электричества исходящего от мужского тела, его запах смешанный с ароматом елки, мишуры, омелы и Рождества кружил голову.
Хоть кто-нибудь занимался таким развратом под омелой?
Вряд ли.
Драко сжал девичьи ягодицы и сразу же переместил руки под ее футболку. Погладил впалый живот, прошёлся по рёбрам и накрыл полушария её грудей ладонями. Мишура смешно хрустела от его движений.
— Что… ты делаешь? — прерывисто спросила Гермиона, чувствуя, как он стал пощипывать её за соски.
— Хочу, чтобы ты меня поцеловала.
— Ты сказал, что сам это сделаешь.
— Уже передумал.
Чертов Малфой!
Он одной рукой продолжал ласкать её грудь, а другой, схватившись за каштановые пряди, отвёл голову Гермионы в сторону. Плотоядно усмехнувшись, облизнул чувствительное место за ушком и подул, чувствуя, как девушка в его объятиях затряслась от возбуждения.
Драко провел языком дорожку по нежной коже шеи до ключицы и чуть прикусил её. У Гермионы с языка скользнул едва слышный стон и она попыталась вспомнить, а почему обижалась на Малфоя.
Ей так хотелось… поцеловать его. Почувствовать вкус его губ, которые в её представлении должны иметь вкус глинтвейна. Ведь весь Драко такой же горячий и опьяняющий, как и рождественский напиток.
Гермиона зарылась пальцами в его волосы на затылке, и когда он поднял голову, поцеловала. Легко, просто, без лишних мыслей.
Малфой ещё крепче прижал её к невидимой стене и хрипло простонал глубоко в рот.
Но не рассчитал кое-что.
Стена, созданная зачарованной омелой, растаяла также неожиданно, как и появилась. И стремительно пара полетела вниз. Прямо на каменный пол.