Малфой упорно гнул свою линию, не собираясь, даже посмотреть на все с точки зрения Гермионы. И гриффиндорка просто не могла молчать, все что в ней копилось с начала этой злополучной недели, так и просилось вырваться наружу.

— Но у меня все получается до тех пор, пока ты не заявляешься, требуя внимания тогда, когда тебе это надо. В прошлый такой раз к Макгонагал отправилась наполовину написанная работа, от который ты сам меня отвлёк, а потом даже не удосужился посмотреть, перед тем как сдать. Ты почему-то считаешь, что мои дела не важны! Что я все должна делать так, как считаешь нужным ты!

Гермиона уставилась на Драко. Прямо в глаза. Лед и пламя столкнулись в битве. Пылающее раздражение Грейнджер разбивалось о ледяной айсберг Малфоя, который будто только себя и слышал. Его радужка словно медленно леденела и застывала с налетом высокомерия и самодовольства. Драко чувствовал, что на него нападают, и потому шёл в атаку, собираясь отстаивать свою точку зрению до последнего.

— А, ну замечательно, то есть я во всем виноват. Ведь я такой эгоистичный, что хочу побыть со своей девушкой и этим все порчу. Меня не волнует вся эта муть в виде учебы, во всяком случае сейчас, когда моим родителям грозит опасность. — Малфой подался вперёд и оперся локтями о стол, складывая пальцы в замок. — Ты сама согласилась быть со мной, Гермиона. Ты прекрасно знала, на что шла. Да, я самовлюблённый эгоист, и никогда этого не скрывал.

Он будто хотел просверлить дыру в ее зрачках напрямую к мозгам. Он будто ждал, как сейчас Гермиона дойдёт до точки кипения, и собирался отыграться ещё и на ней, точь в точь как на старостах факультетов сегодня. А Грейнджер не собиралась быть легкой добычей, она гриффиндорка в конце концов или нет? Она с легкостью может заткнуть любого, особенного своего самодовольного парня, который прямо на ее глазах трансформировался в самую гадкую версию себя.

— Я на все это шла, потому что видела внутри тебя нечто другое. Я видела свет посреди тьмы. Я видела, как ты меняешься рядом со мной, будто раскрываешься. А сейчас ты закрыл себя на миллион замков и говоришь, что так и было!

— Да, Гермиона, так и было! А то, что ты видела, это всего лишь одна из моих хорошо подобранных масок! — пожал плечами Драко, — и то, что ты повелась на неё, мне очень жаль.

Гермиона почувствовала, как все внутри падает вниз и пробивает своей тяжестью пол библиотеки. Дыхание сперло, а мозг отказывался фильтровать информацию. Она смотрела в ледяные глаза Драко и сама покрывалась морозной пленкой изнутри.

— Нет, Драко…

— Мне очень жаль, что ты повелась на свои призрачные мечты о том, что я могу быть другим. Я всего лишь перестал называть тебя по фамилии, научился иногда говорить то, что чувствую, попытался терпеть твоих друзей, но я все тот же. В глубине меня, — понизил голос Драко, — тьма. Там нет света.

Она смотрела в его глаза, и казалось, что эти чёрные зрачки и правда занимают собой все пространство. Стало зябко и тоскливо. Хотелось оказаться в его объятиях и не слышать всех этих слов.

Но Гермиона сильная, всегда себя таковой считала.

— Ты меня не переубедишь, Драко. — прошептала она, чувствуя, как они все дальше и дальше отстраняются друг от друга, — и мне все равно, что говоришь ты. Тьма внутри тебя или это такой изощренный формы свет, но я не понимаю, почему ты упорно отталкиваешь меня. Даже сейчас ты это делаешь, говоря все это.

— И опять это доказывает то, что ты меня совсем не знаешь, хотя я думал, что все совсем по-другому. Я не любитель делиться своими переживаниями и страхами с чужими людьми.

— Но с Блейзом же ты говоришь об этом.

Гермиона знала, что он многое рассказывает Забини. Она это видела.

— Я знаю, что он предан мне. Он успел доказать мне это, а потому я доверю ему все, что угодно.

Казалось Гермионе или нет, но она падала, даже сидя на стуле. Перед ее глазами будто вселенную на части разрывало.

— То есть я… ты и правда считаешь меня не достойной твоего доверия?

Драко молчал, сверля ее взглядом, а Грейнджер казалось, что она уменьшается до размеров атома. Глаза начало жечь, а воздух застрял в горле. Сердце старалось вылететь из грудной клетки, чтобы улететь подальше отсюда, от того, кто ранил его так сильно и так глубоко.

«Нам надо расстаться» — неожиданная мысль пронеслась в сознании, отдавая привкусом горькой правды.

Расстаться. Им надо расстаться. О каких отношениях может идти речь, если он ей не доверяет и не собирается? Она уже столько всего сделала, а он не видит в ней преданности.

«Может позже. После всего этого они смогут ещё раз попробовать?»

Гермиона поняла, что это тупик. Просто край. И сейчас ее ход на этой шахматной доске под названием «жизнь и отношения».

— Тогда… я полагаю нам следует взять перерыв в отношениях или же совсем расстаться.

— Согласен, — хрипло ответил Малфой, без промедлений.

Гермиона знала, что это больно.

Но не настолько

Она знала, что это разрывает сердце на миллиарды маленьких красных осколков, которые врезаются в ребра.

Но не думала, что настолько.

Руки затряслись мелкой дрожью, глаза защипало, и пришлось закусить губу, чтобы не расклеиться прямо здесь и не броситься в объятия такого любимого, но сейчас такого далекого и холодного человека.

Она начала судорожно закрывать книги, складывать письменные принадлежности, чувствуя его взгляд на себе. Хотелось поднять голову, отлепить глаза от учебников, что уже размывались перед взором и закричать. Как последняя долбанутая истеричка, так чтобы миссис Пинс прибежала на крики.

Она не понимала, почему он смотрит и не отрывается. Почему уже сам не ушёл. Почему он сидит здесь. Наслаждается ее болью?

То, что она чувствовала до этого, было не таким острым. То, что она ощутила сейчас, было в разы больнее. Ее будто ударили в солнечное сплетение и пришлось согнуться, чтобы постараться сбавить обороты безумной боли. Надо было встать, но это было тяжело.

Гермиона знала, что выглядит жалко, но ей было все равно. Она знала, что сейчас расплачется за первым же стеллажом, что отделит ее от его взгляда, но ей было все равно. Она видимо была мазохисткой высшего разряда раз собиралась кое-что сказать.

— Надо найти книги. Я пойду в ту сторону, а ты поищи здесь.

Кое-как на рваном выдохе сказала Гермиона и на трясущихся ногах двинулась к противоположной секции.

Все вокруг размывалось соленой пеленой ещё не пролитых слез, а дыхание было готово сорваться на истеричные всхлипывание. Теперь Гермиона Грейнджер знала, как ее можно сломить. До конца, чтобы не осталось почти ничего.

Он больше не был ее. А она больше не была его.

Они были по отдельности.

И это приносило боль. Такую невыносимую, сумашедшую. Хотелось выть и скрести ногтями по полу.

Гермиона, ссутулившись, промчалась в одном направлении, оставляя Драко в одиночестве, а в противоположную от них сторону юркнули двое и скрылись за другими стеллажами, направляясь на выход из библиотеки.

— Я не думал, что на самом деле - это так легко, — воодушевленно пробормотал Уэйн, обнимая Пэнси за талию, — всего лишь одну мысль подкинуть в конце их разговора Грейнджер и все. Задание выполнено. Если бы не я. Она бы никогда не подумала о расставании. — он хмыкнул, — они такие жалкие.

***

— Гермиона, эй! Пора вставать!

Гарри легонько толкал подругу, пытаясь разбудить от беспокойного сна. Гермиона неохотно разлепила до сих пор красные от пролитых слез веки и поморщилась.

— Уже пора на завтрак? — сипло спросила она, медленно садясь на кровати и оглядываясь.

Рон сидел на соседней постели, внимательно разглядывая Гермиону, будто она собиралась кинуться прямо сейчас из окна, а Гарри неловко мялся, стоя рядом.

— Да, Джинни только что зашла в ванную, а все остальные из комнаты уже ушли.

Гермиона кивнула и скинула с себя одеяло.

Вчера вечером она не могла вернуться в Башню Старост. Гриффиндорка понимала, что просто не сможет оказаться в своей холодной спальне, которая находится через ванную от него. Она не сможет лечь в пустую постель и не чувствовать себя жалкой. Все внутри разрывалось с громкими взрывами, будто от авады, а рыдания исходили откуда изнутри, пытаясь полностью поглотить все сознание Гермионы.