На мгновение на меня нахлынуло такое отчаяние, что я с трудом удержалась на ногах.

— Да, разумеется, — сказала я, с нарочитой гримасой боли потирая лодыжку и делая вид, что споткнулась, когда пошла за Готтлибом. — Что это будет?

— Я хочу проверить одну свою теорию, — весело ответил он. — До этого у меня не было ведьмы вашего уровня, но теперь… Пара заклинаний из Кодекса Зигфрида — и вы. У меня самое хорошее предчувствие.

Не помню, как мы дошли до его кабинета. Вроде бы только что я брела мимо вольера с больными волками — и вот уже сижу в знакомом кресле, надо мной нависает аппарат Готтлиба, едва слышно пощелкивая сверкающими металлическими манипуляторами, и я откуда-то знаю, что он на самом деле огромен и прошивает все здание сверху донизу.

Девушка в белом приклеила датчики мне на виски и на лоб и сказала:

— Есть контакт, доктор.

Я чувствовала, что это не просто помощница или медсестра. У девушки был милый и безобидный вид — но я почти видела, что за ним скрывается опытный профессионал, способный разорвать меня на части, если понадобится. Готтлиб подстраховался — мало ли, что придет мне в голову?

По экрану ноутбука побежали зеленые цифры. Я не знала, что они означают, да это было и не нужно. Сейчас, сидя в кресле, я чувствовала всю систему, созданную Готтлибом, так, словно она была частью меня. Как рука или нога. Мы были едины и неразделимы.

— Отлично! — довольно произнес Готтлиб. Принтер зашуршал, выплюнув лист бумаги — Готтлиб протянул его мне и поинтересовался: — Вы уже работали по такой схеме, доктор Рихтер?

Я скользнула взглядом по листку. Да, Кодекс Зигфрида. Заклинание дальнего целительства — судя по схеме, у больного была запущенная пневмония, и оставалось ему недолго.

— Я должна его вылечить? — уточнила я и сразу заметила, как напряглась медсестра, словно боялась, что я брошусь на них. Готтлиб кивнул.

— Да. И мы сделаем еще кое-что…

Он пробежался по клавиатуре, и я почувствовала, как правую ладонь стало печь. Перевела на нее взгляд и увидела, как от кожи поднимается зеленоватый дымок.

Готтлиб снял одну из печатей. Голова поплыла, и я едва не соскользнула с кресла. Зато ожила вся система — мне казалось, что по всему ее механическому телу побежали электрические импульсы, заставляя волосы на моей голове подниматься светлой короной. Все во мне запульсировало и пришло в движение. Я вцепилась в подлокотники кресла, чтобы не упасть.

— Работаем! — прорычал Готтлиб. — Работаем, доктор Рихтер! Передавайте импульс!

Я снова посмотрела на схему — лист бумаги так и выплясывал в моих трясущихся пальцах — и сделала то, что от меня требовалось. Вся система пришла в движение, и я почувствовала, как здание содрогнулось. В висках пульсировала кровь, щеки налились жаром. Левая рука изогнулась так, словно ее скорчило судорогой.

В глазах помутилось, но я увидела, как от левой ладони стали подниматься струйки дыма.

— Отлично, — услышала я голос Готтлиба. — Анна, зовите господина Ванда. Пусть он сам снимает с нее эту дрянь.

Ульрих придет и снимет печати. И тогда все закончится, не успев начаться. Если Арн жив, если он вернется сюда, то меня здесь уже не будет.

— Все было напрасно, доктор Рихтер, — Готтлиб рассмеялся далеко-далеко, его смех рассыпался пригоршней снежинок в накатывающей вьюге. — Смертные не перепрыгнут богов. Особенно такие глупые смертные.

И все утонуло во мраке.

— Умница. Все хорошо. Слышишь?

Голос Ульриха словно бы доносился откуда-то из-под воды.

— Умница, — повторил он, и я почувствовала прикосновение чего-то прохладного. Оно оживило меня, заставило встрепенуться и вырваться из-под душной пелены обморока. Я увидела, что лежу на белой кровати в незнакомой комнате, от левой руки убегала капельница, а за окном царила ночь.

Ульрих сидел рядом — судя по его виду, он был крайне доволен. А я вспомнила обо всем, что случилось в лаборатории Готтлиба и не сдержалась: рванулась вперед, чтобы надавать пощечин по этой наглой физиономии.

Сил не хватило. Я обмякла на кровати сразу же.

— Предатель, — только и смогла прошептать я. Лицо Ульриха дрогнуло, словно я задела его намного сильнее, чем собиралась. Я всмотрелась в него: он действительно был задет.

— Послушай, — негромко сказал он. — Мы упустили из виду одну простую вещь. Готтлиб не слышал нас из-за моего заклинания. Но в холле велась и видеозапись, а он может читать по губам. У меня не было другого выхода, Инга. Я все представил, как собственную разработку и выторговал тебе жизнь.

Некоторое время я могла думать только об одном: если все закончится, и я выживу, то тогда просто махну на все рукой и исчезну. В Брукенхальме есть частный санаторий, которым управляет мой бывший однокурсник: проведу там пару месяцев, чтобы забыть обо всем. Потом я взяла себя в руки и спросила:

— То есть, ты хочешь сказать, что дальше все идет по нашему плану?

Ульрих улыбнулся. Поклонился.

— Совершенно верно, доктор Рихтер.

— А здесь? — спросила я и посмотрела по сторонам. — Нас пишут?

— Здесь ничего нет, — сообщил Ульрих и добавил: — Это моя комната, а у меня есть некоторые привилегии.

Я обмякла на подушке. Страшно болели руки, с которых сдирали печати, но разум был чист, без малейшего следа безумия. Я понимала, что происходит, и что я делаю, я могла себя контролировать.

— Зачем Готтлиб… — начала было я и не договорила. Ульрих усмехнулся.

— Проверял, насколько сильно ты смогла включиться в его систему в первый раз, — ответил он. — Отлично. Ты теперь неотъемлемая часть всей системы проекта «Имаго» и установки Готтлиба. Он невероятно рад. И мечтать о таком не мог.

Вспомнился листок с заклинанием из Кодекса Зигфрида, который дрожал в моих пальцах. На какой-то миг мне сделалось холодно.

— А то, что я делала для него? — спросила я. — Сработало?

Ульрих ухмыльнулся. Я вдруг почувствовала, что во всем здании очень тихо. Почему-то оно показалось мне неживым, словно все люди давным-давно покинули его. И в этом было что-то очень неправильное — от волнения все во мне сжалось, как туго свернутая пружина

— Сработало, конечно, — кивнул Ульрих. — Человек на другом краю планеты полностью исцелился за четверть часа. Готтлиб прыгает от счастья. Так что можешь не волноваться. Через час Выродок Виланд доставит сюда машинку от твоего армейского приятеля, и мы начнем.

Так быстро? Я с ужасом поняла, что не готова, что все развивается настолько молниеносно, что мне страшно…

Нет. Надо было успокоиться и взять себя в руки. Нельзя было показывать Ульриху, насколько я взволнована.

— А люди в центре? — спросила я. Ульрих поднялся, отсоединил капельницу и ответил:

— А люди в центре мирно спят, дорогая Инга. Все без исключения. Поднимутся только утром.

И удивленно обнаружат, что среди них больше нет ни ведьм, ни инквизиторов — если, конечно, у меня все получится.

Я попробовала сесть — на этот раз все получилось. Спустив ноги с кровати и нашарив белые туфли, я осведомилась:

— И как же ты со всеми справился?

Улыбка Ульриха по-прежнему была очаровательной, но глаза похолодели. Когда люди смотрят так, то следующим номером программы обычно бывает выстрел в голову — я невольно напряглась, прикидывая, что буду делать, и как спасаться.

— Не только у тебя, моя дорогая, есть хорошие друзья, — ответил он и мечтательно добавил: — Что может быть приятнее крепкого сна?

Через несколько минут мы вышли в коридор. Ульрих готовился встречать Арна, Хаммона и украденную у военных установку. Первым, что я увидела, был один из охранников: он валялся на полу, уткнувшись носом в холодные кафельные плиты. Я испугалась, что Ульрих соврал мне, и этот человек не спит, а умер — настолько жалким и беспомощным выглядело его тело — но в эту минуту от него донесся богатырский храп.

Я не выдержала и нервно рассмеялась. Ульрих протянул мне руку — я взяла ее и спросила: