— Решил, что понадобится, — сказал он и сообщил: — Между прочим, госпожа Рихтер в общегосударственном розыске. Видел полицейские расклейки.
Я сжала челюсти. Интересно, что почувствовал господин Майнцман, когда увидел плакаты с моей фотографией и алой надписью: «Внимание, розыск!» Должно быть, обрадовался почти до оргазма. Наконец-то ведьму прижучат, наконец-то она получит по заслугам.
И пожалел лишь о том, что он не сможет приложить к этому руку.
— Ваши коллеги крепко в меня вцепились, — сказала я, когда Лука вышел. Виланд снова улыбнулся одной стороной рта: эта улыбка придавала ему некое трагическое очарование.
Если бы его жизнь сложилась иначе, он мог бы стать актером или телеведущим. Сейчас смотрел бы с афиш и экранов и, возможно, не делил окружающих на людей и ведьм.
— У нашего Герхарда кличка Акула, — сообщил Виланд. — Если он за кого-то хватается, то уже не выпускает.
Я не сдержала улыбки. Это, похоже, была общая кличка для всех инквизиторов.
— Что будем делать дальше? — спросила я. Виланд неопределенно пожал плечами. Пробежался пальцами по клавиатуре ноутбука, открыл новостной сайт.
— Пока ждем документы и информацию. Потом немного правим вашу внешность… и выдвигаемся в путь, — сообщил он. — О, а вот и господин Шуман вещает!
Я посмотрела на экран. Шли новости, и старший советник Шуман, угрюмый и растрепанный, говорил, что:
— …повторял и буду повторять: если ведьма законопослушна, то ей нечего бояться. В нашей стране закреплено верховенство закона и равенство всех перед ним. Ведьма, инквизитор, обычные люди — перед его лицом мы равны.
Я не сдержала усмешки, вспомнив уголовный кодекс. За убийство в состоянии самообороны, например, давали условный срок. Если оборонялась ведьма, то ее отправляли в тюрьму минимум на пять лет. Вот вам и равенство.
Было видно, что Шуману неприятно находиться перед камерами. Я узнала журналиста — Леон Мюллер, известный крайне передовыми взглядами, удивленно поднял левую бровь.
— Старший советник Шуман, тогда как вы объясните тот факт, что ведьмы массово уходят в подполье, лишь бы не проходить регистрацию? И почему Инга Рихтер, психотерапевт с мировым именем, которая, по словам ее куратора и всех знакомых, действительно законопослушна, вдруг сбегает с больничной койки, хотя тот же куратор прямо заявляет о ее невиновности?
Шуман налился краской, фыркнул, словно рассерженный еж. Конечно, если бывают ежи ростом с откормленного хряка.
— Поэтому мы и ищем госпожу Рихтер, чтобы об этом узнать, — процедил он. — Всего доброго.
Следующий кадр: Мюллер уже стоит напротив дворца инквизиции. Внизу экрана бежит строка: «Инга Рихтер объявлена в общегосударственный розыск по делу о покушении на Ульриха Ванда».
— Нас уверяют, что мы живем в открытом и справедливом обществе для всех, — произнес Мюллер. — Но то, что почти четверть его граждан не чувствуют себя защищенными и не верят в закон и порядок, говорит о том, что до открытости и справедливости еще очень далеко. Возможно, дело Инги Рихтер и поиски Киры Виланд помогут нам приблизить настоящее равенство. Леон Мюллер, специально для «Главных новостей».
Я понимающе кивнула. Виланд развернул к себе ноутбук и сказал:
— Эти прекрасные разговоры о равенстве ведутся уже много веков. Но мы имеем то, что имеем.
— Вас это вполне устраивает, — ответила я. — Это мне приходится скрываться.
Еще несколько лет назад у меня в душе все забурлило бы от гнева и обиды. Но сейчас я могла сохранять спокойствие. Ничего нельзя изменить. Людям нравится поднимать кого-то на вилы, такова наша природа. Не ведьм, так кого-нибудь еще. Например, женщин, которые не хотят рожать. Или мужчин, которые любят других мужчин.
Неважно. Главное, чтобы были те, на кого можно выплеснуть недовольство. Остальным так спокойнее живется.
— Куда мы поедем потом? — спросила я, решив сменить тему.
— Зависит от того, какие новости принесет Лука, — сказал Виланд, открыв новую вкладку с новостями. — И я надеюсь, что они помогут нам сесть на хвост Хаммону.
Он посмотрел на меня тем взглядом, каким рачительный хозяин смотрит на нужный инструмент и добавил:
— Вы бы поспали, Инга. Неважно выглядите.
Я кивнула и вскоре уже лежала под одеялом на кровати. Виланд покосился в мою сторону и вдруг спросил:
— Что-то не так?
Надо же! Инквизитор озадачился тем, что у ведьмы может быть что-то не так. Впрочем, это добрый знак. Не отдавая себе в этом отчета, Виланд уже начал видеть во мне человека, а не жертву, на шее которой надо жадно сомкнуть зубы.
— Все в порядке, — добродушно ответила я. — Не беспокойтесь за меня, Арн.
Он вдруг фыркнул так же, как Шуман, нос и губы нервно дрогнули, словно я поймала его на чем-то предосудительном.
— Даже не собирался, уж поверьте, — процедил он и демонстративно уткнулся в ноутбук.
В других обстоятельствах я задала бы вопрос: «А что это было?». Но сейчас было ясно: Выродок Арн думал о ведьме рядом с ним как о равной себе — и ощутил удивление и испуг, когда понял это.
И это все дальше и дальше уводило его от Выродка.
Я провалилась в сон сразу же, как только закрыла глаза, и он выплеснул меня в просторный кабинет, окна которого выходили на столичный проспект Покорителей. В человеке, который стоял у открытой створки со смартфоном в руке, я узнала Ульриха. Мой куратор выглядел неважно — а как бы еще после аварии? — но держался нагло и дерзко.
— Это классический прокол, — сказал он. — Однажды его совершают все. Решают, что проще убить, чем платить тому, кто много сделал и много знает. Это якобы одним махом решает все проблемы. Что тебя не устраивало, Штефан?
Все во мне сжалось, когда я поняла, что Ульрих может ощутить мое присутствие. Ничем хорошим это не кончится. В ту же минуту я напомнила себе, что сплю и вижу сон.
Но страх никуда не делся. Еще сильнее сжал меня ледяными руками.
Потому что это был не совсем сон. Мне вдруг стало ясно, что я каким-то образом умудрилась действительно заглянуть туда, где Ульрих обстряпывал какие-то свои делишки.
— Мне не нужны твои куколки, — процедил Ульрих, выслушав ответ. — Мне нужны деньги и карьера, все. Чего ты добился в итоге? Меня нет — и твоя псина сразу же сорвалась с поводка. И загрызла человека, который важен для «Имаго»…
Трубка разразилась гневной тирадой, в которой я, впрочем, не разобрала ни единого слова. Лицо Ульриха напряглось и окаменело, глаза потемнели. Если бы я стояла рядом, то обязательно сделала бы шаг в сторону.
С такими лицами могут только убивать.
— Штефан, тебе голова нужна, чтобы жрать? — голос Ульриха прозвучал с издевательской любезностью. — Как ты тогда добрался туда, где сейчас сидишь? Я не прикрывал Хаммона — и он убрал Эмму. Свел с ней давние счеты. Кого он пристрелит следующим, девицу Виланд?
Невидимый Штефан что-то сконфуженно пробормотал, и Ульрих ответил:
— В три раза. И тогда я начну работать прямо сегодня. Кстати, Штефан… Я скопировал все документы по нашей совместной работе. И передал их в надежные руки. Если со мной или доктором Рихтер что-то случится, то их сразу обнародуют. Понимаешь, каким боком это тебе выйдет?
Я удивленно ахнула и тотчас же зажала рот ладонью. Только бы Ульрих не почувствовал моего присутствия, не догадался, что я подслушиваю!
Но у него было отменное чутье. Ульрих обернулся, окинул комнату хмурым взглядом и снова уставился в окно.
— Ну тогда я рад, что ты такой понимающий. Чего..? А, да нравится она мне. Все, дальше не твоего ума дело.
Ульрих мазнул пальцем по смартфону, прерывая разговор, и снова обернулся. «Он меня не видит. Это сон», — напомнила я, но страх креп, страх сбивал дыхание и заставлял падать на колени и закрывать голову.
В правой руке Ульриха вспыхнул шар, сотканный из зеленого тумана. Мне показалось, что все мои внутренности стянуло в ледяной узел, пульсирующий от ужаса. «Проснись! — крикнул кто-то издалека. — Инга, проснись!»