В глазах Эммы заискрился ужас. Она поняла, что будет дальше, и это понимание заставило ее трястись от страха. Я видела, как задрожали ее кончики пальцев, как губы сжались в тонкую нить, пытаясь удержать крик.

— Эмма, прости, — вздохнул Керн и добавил: — Все очень плохо. Очень. Я могу забрать с собой только одного.

Потом я услышала короткую очередь, и рядом со мной что-то тяжело рухнуло на пол. Вскоре я почувствовала, как пальцы намокают в чем-то теплом.

Крови было много. Хорошо, что в этом состоянии я не испытывала чувств — иначе уже орала бы во весь голос от ужаса и осознания той точки невозврата, за которой уже ничего нельзя исправить.

Издалека донесся звук ревущих моторов — нападавшие покидали Тихие холмы.

Вокруг меня снова сомкнулась тьма.

— Берт, забирай ее. Увози в Харрент и жди моего звонка.

— Да, господин Виланд. Машина уже готова.

Виланд запрокинул голову к потолку, и я почти увидела, как он устало закрыл лицо ладонью, словно пытался заслониться от боли, которая сейчас раздирала его душу.

«Почти» — потому что зрение до сих пор отказывало. Перед глазами плавали цветные пятна. Они то складывались в бесформенный белый сугроб с кровавым росчерком на полу, то сливались в черный силуэт Виланда на фоне окна.

В горле было сухо и горячо. Ноги подкашивались.

— Керн, — прохрипела я. — Одного из них звали Керн. Вам что-нибудь говорит это имя?

Цветные пятна снова проплыли передо мной, и я почувствовала, как живот и глотку скрутило тошнотворным спазмом.

— Керн? — переспросил Виланд. — Керн Хаммон, ведьмак в международном розыске. Террорист-наемник. Два года о нем ничего не слышно.

Надо же, какие люди навестили Тихие холмы. Надо же, с кем работала милая и добрая доктор Хаунд.

— У него разные глаза? — уточнила я. — Карий и голубой?

Зрение окончательно прояснилось. Помощник Виланда осторожно поддерживал меня под руку, косился с опаской. Да, от ведьмы уровня Каппа со снятой печатью не стоит ждать чего-то приятного, парень это понимал и с трудом сдерживал дрожь.

— Откуда вы знаете? — ответил Виланд вопросом на вопрос. Несколько мгновений я не чувствовала ничего, кроме его горя. Киру снова похитили, и он снова ничего не смог сделать.

А тут еще я. Ведьма, из-за которой вокруг него роятся неприятности, словно осы. Ведьма, которую он сам позвал в свой дом и открыл душу — тоже сам.

И надо снова терпеть мое присутствие и отвечать на мои вопросы — когда душа рвется на клочья от уже знакомого горя.

Оно не должно было вернуться — но вернулось.

Во рту появился отвратительный вкус крови, но я должна была рассказать обо всем, что увидела.

— Хаммон похитил вашу сестру, Арн. Доктор Хаунд работала на него, она рассказала… — я кашлянула и, давясь от боли в горле, продолжала: — что я смогла пробиться к воспоминаниям Киры. Поэтому ее и забрали…

Виланд подошел ко мне вплотную. Выглядел он, прямо скажем, отвратительно, словно на него рухнул какой-то неизлечимый недуг. В Тихие холмы, должно быть, уже ехала полиция — или тут принято все делать в тайне от остального мира?

— Откуда вы знаете? — повторил Виланд, глядя мне в глаза. Должно быть, раньше у меня ноги бы подкосились от этого взгляда, который проникал в самую темную глубину и крючьями выцарапывал то, что ему было нужно.

Но сейчас я держалась. Сама удивлялась этому — но мне было спокойно.

— Думаю, это из-за того, что вы сняли печать, — призналась я. — Когда всех нас вырубило, я все равно смогла видеть то, что происходит. Керн еще упомянул некий проект «Имаго». То, что я пробилась к памяти Киры, ставит его под угрозу.

Ноздри Виланда гневно дрогнули. Почему-то мне показалось, что в эту минуту он меня не слышит. Виланд был сильным человеком, это глупо отрицать, но сейчас, когда его сестру снова похитили, он словно бы вываливался из жизни.

Не знаю, как описать это точнее, но он будто одновременно был в гостиной рядом с трупом доктора Хаунд, и очень далеко, в далеких закоулках души. Там, где прятался маленький мальчик Арн, который потерял маму и пытался сжиться с горем своей утраты, не имея возможности даже оплакать его.

— Проект, — повторил Виланд и смог-таки взять себя в руки. Минута слабости оказалась именно минутой, не больше. — Уезжайте с Бертом, доктор Рихтер. Я позвоню.

В ту же минуту я услышала далекий визг и вой полицейских сирен — стражи порядка въезжали в Тихие холмы. Время было дорого, но я все-таки освободила руку из пальцев помощника и крепко взяла Виланда за предплечья, словно собиралась встряхнуть, как следует.

Он вздрогнул, но не отстранился, и я отметила это — Арн Виланд сделал еще один крошечный шажок от Выродка к человеку в самом себе. Думал ли он два дня назад, что позволит ведьме прикоснуться к нему? Что сам снимет печать с этой ведьмы?

На самом деле Виланд был потрясен. Очень глубоко потрясен, и этот шок еще себя проявит.

— Арн, — твердо сказала я. Сейчас, в эту минуту, у него не было власти: здесь распоряжалась я, и я давала все нужные установки. — Мы найдем ее. Очень скоро. Вы это знаете.

Виланд снова вздрогнул — и опомнился, отстранился от меня.

— Господи Боже… — прошептал он. — Берт, увези ее.

Я понимающе кивнула, и Берт практически поволок меня в сторону неприметной двери из гостиной.

Спустя несколько минут мы вышли в маленький боковой дворик с открытыми воротами, выходившими в рощу — он почти полностью был занят серым внедорожником. Колеса и дорожный просвет были такими, что под машиной можно было сидеть на корточках. Кваканье сирен нахлынуло и оглушило — полицейские машины въезжали в ворота. Берт помог мне занять кресло рядом с водителем, сел на руль, и внедорожник бесшумно выехал со двора.

— Дьявольщина, — сказала я, когда Тихие холмы остались позади, и мы въехали в рощу. — Приедут эксперты, перетряхнут весь дом, а там полно моих следов и отпечатков.

Берт покосился в мою сторону, и в его взгляде было уважение. Страх почти исчез.

— Дело дрянь, — негромко заметил он. Я почему-то удивленно подумала, как это он работал с Виландом и до сих пор боялся ведьм. — Все свалят на вас, доктор Рихтер. И убийство, и похищение.

Я горько рассмеялась. Внедорожник проворно катил по дороге, и беспечные зеленые березы постепенно стали перемежаться дубами и вязами. Роща делалась настоящим лесом, и этот лес был угрюмым и мрачным.

Буду плохо себя вести — и Виланд отдаст меня медведям, или какие твари тут еще водятся.

От этой мысли стало еще смешнее.

— Да, я уже поняла, что нахожусь в полной власти вашего хозяина, — непринужденно заметила я и поинтересовалась: — Харрент это что?

Последние березки остались позади. Лес сделался глухим и угрюмым. Даже летний день здесь, казалось, померк. Я невольно обратила внимание на то, что лес был лишен обычных лесных звуков. Не слышалось птичьих голосов, среди ветвей не перепархивали синицы, не скрипели деревья. Даже ветра не было. Кругом царила густая тишь — такая, от которой кожа на загривке покрывалась мурашками.

Казалось, что из-за толстых стволов вот-вот выскользнут белые волчьи тени.

— Харрент — это охотничий домик в лесу, — неохотно объяснил Берт, и я невольно заметила:

— Вам неприятно о нем говорить.

Берт криво усмехнулся. Он был располагающим парнем: открытое чистое лицо с простыми, почти деревенскими чертами, слегка растрепанные волосы, которые не желали послушно лежать в стрижке. Я когда-то давно поняла: с такими лицами бывают и святые подвижники, и редкостные подлецы.

— Приятного мало, это точно, — сказал Берт. — Видите лес?

— Вижу, разумеется, — ответила я, сумев-таки выдавить беспечную улыбку. — Вроде бы мы в нем едем, не так ли?

Берт снова усмехнулся.

— Он очень необычный, — произнес он. — Понятия не имею, какой придурок решил строить рядом элитный поселок.

— Должно быть, об этом лесе идет дурная слава, — усмехнулась я, пытаясь сбросить неприятное ощущение взгляда в спину. — Когда-то давно здесь приносили жертвы языческим богам. И до сих пор в лесной чаще можно наткнуться на каменные плиты… они торчат из земли, словно гнилые зубы. И готовятся кусать тех, кто неосторожно подойдет к ним слишком близко.