Иначе бы еще секунду, и он бы хорошенько приложился к ее лицу. За то, что позволила себе это сделать, за то, что заставила вспомнить былое, задела за живое.

— Завтра же ты поедешь, и забьешь нахрен эту х*йню. Цветочки, узорчики, да хоть б*ядь квадрат Малевича, честно, мне по*бать, но только вот чтобы этого я не видел на теле. На ТВОЕМ теле.

— Что такое? Может объяснишь? — Мира привстала, обнимая широкие плечи в белоснежной рубашке.

Она чувствовала ликование. Боль за боль, кровь за кровь.

— Мне не нравится, — коротко отрезал Митя, — моя женщина не будет носить такое.

— Почему не нравится? — продолжала строить из себя дуру Мира. — Мне кажется, мастер сделал все очень красиво. И потом, я сомневаюсь, что можно перекрывать незажившую работу.

— Сколько нужно дней на заживление? Два? Три? Какого х*я, Мира?

— Да что ты взъелся? А если бы она была у меня уже несколько лет, ты бы что, не стал со мной общаться, не заговорил со мной?

— Почему долбанная лисица? — процедил он.

— Это лис, — хлопая ресницами проговорила Мира. — Я немного интерпретировала любимую с детства басню. Ну помнишь, вороне где-то бог, послал кусочек сыру… Я помню, так смеялась над ней, она была такая тупая, эта ворона. Пара лестных слов, пара восхищенных взглядов, и она уже разинула свой клюв, и лишилась всего, что у нее было. Вот и я захотела себе что-то подобное, только у меня мальчики: лис и ворон.

— Заткнись, — он резко развернулся, хватая ее за горло.

Глупая телка решила с ним поиграть? Решила, что может себе это позволить? А он как идиот, сопли распустил, о любви пел. Наверное, в этот момент и выпал сыр из его пасти. Но Митя не в басне жил. И тот, кто посмел бы забрать его, неважно каким путем, гнил бы в земле. У таких людей одна дорога. И лис отправился туда же, пусть и не от его рук. Врагов он и без Мити нажил достаточно. Он помнил, как открыл бутылку крепкого, после того как с ним поделились этой прекрасной новостью.

— Ты просто плохо меня знаешь, с*ка. Своим врагам, я выклевал глаза, и терпеливо ждал, пока их тушки будут разлагаться.

Его рука резко дернула ткань, открывая себе доступ к ранее заветному, а теперь ненавистному.

— Я не хочу, — всхлипнула Мира, придавленная массивным телом.

Он не церемонился. Не переживал о том, что ей больно или тяжело.

— Ты не хочешь сейчас, а я не захочу потом. Поэтому, мне пох*й.

Очень хотелось ее наказать. Унизить так, что бы было больно морально. Как только что было ему.

Митя был уверен: это все не случайно. Не бывает таких совпадений.

Все как-то моментально скатывалось по спирали, возвращая их в пентхаус, к первому сексу, первым ощущениям которые он испытал. Тогда просто хотелось ее отодрать, но Митя проявил жалость. Сегодня не проявит. Не позволит себе этого. Он лучше сожрет весь сыр сам, обожрется, выблюет, но никому не оставит и крошки.

Трусики полетели в сторону, плевать если разорванная ткань оставит раны на нежной коже. Плевать если внутри недостаточно влажно. Она потечет. Это Митя уже проходил. Одним грубым и резким толчком, он ворвался в нее, будто к себе домой. Пусть привыкает. Пусть свыкается с положением вещей. Твою мать, он ведь и правда хотел по-нормальному, привел ее в свой дом, короновал. Б*ядь, себя к ее ногам бросил. Ярость брала над ним верх, затмевая остатки разума.

Каждый толчок, сильнее другого, злил ещё больше, когда взгляд цеплялся за самодовольную морду лиса.

Митя вышел из нее так же резко как и вошел. Потянулся к тумбочке, вытряхивая на пол содержимое. Блокноты, какие-то гаджеты, пока пальцы не нащупали выхватывая красный маркер.

— Поклонница рисунков на теле?

Митя бросил колпачок, проводя вертикальную линию вдоль живота, на несопротивляющемся теле, оканчивая ее стрелкой, а после перевернул на живот, проводя на пояснице такую же.

Кажется, она была в шоке, не готовая к такой трансформации, только он, б*ядь тоже не был готов.

— Вот тебе два новых эскиза, — процедил он, сжимая в кулаке ее волосы, и снова бесцеремонно вторгаясь внутрь. — Я буду возвращаться домой, и выбирать по какому из указателей мне последовать, до тех пор, пока мне не надоест ходить исхоженными тропами.

— За что? — Мира всхлипывала, содрогаясь от его толчков.

Все взрослеют по-разному, у каждого свои воспитатели. Кому-то надевают нарукавники, и изо дня в день, не отходя ни на шаг, поддерживая за живот учат плавать. А кого-то швыряют на глубину, даже не оборачиваясь. Выплывет, не захлебнется, не всплывет кверху брюхом, и ладно. А не сможет, и хрен с ним. Кому нужна обуза в виде неприспособленного к жизни дерьма?

— Митя, пожалуйста, не надо, не разрушай все, — скулила она, когда щека терлась о уже не такой приятный коже шелк.

— Сука! Сука! Сука!

Он вышел из нее, понимая, что не испытывает никакого удовольствия. Запинать бы ногами, до смерти, и сделать вид что в сердце самая настоящая Арктика, потому что сколько же можно наступать на одни и те же грабли? Он привык, что на душе у него ровно и спокойно, а теперь какого-то хера его нога попадает в ниоткуда возьмись появившиеся кратеры.

— Я тебе сказал, завтра же ты едешь и избавляешься от этой х*йни, а потом я подумаю что мне делать с тобой дальше.

Мира облокотилась о изголовье, прижав к себе ноги, и дрожа всем телом.

— Я еще пробью о тебе всю информацию, и мы поговорим с тобой по-другому. Сразу нужно было понять, что здесь что-то не то, это только в книгах недописателей, главные герои постоянно, совершенно неожиданно сталкиваются лбами изо дня в день. Я в судьбу не верю, с чего бы мне начинать? И тебе очень сильно повезет, если я узнаю что ты одна из эскортниц, которой просто хотелось поднять денег. Хотя нет, не повезет.

Митя приблизился к Мире, и она видела бешенство в его взгляде.

— За ложь ответишь. За то что, идиотом меня сделала, ответишь вдвойне.

— Митя, пожалуйста…

— Заткнись.

Мира судорожно вздохнула, чувствуя, что земля уходит у нее из под ног. Что она наделала? Не за себя было страшно. Инстинкт самосохранения, наверное, ей никто не выдал бонусом. Страх за Яна душил, в прямом смысле этого слова. Ледяными щупальцами сжимая гортань. Ее всю начало трясти мелкой дрожью, перед глазами потемнело. Непонятная боль разлилась по организму, заставляя все тело оцепенеть.

— Я не поведусь на твои припадки, — встряхивая ее крикнул Митя.

Но Мира слышала его голос уже словно в вакууме, тело стало каким-то тяжёлым и ватным. А боль нарастала, царапая изнутри шипами. Наверное, она умирала. Это же возможно, умереть от страха?

— Мне больно, — прошептала Мира, хотя и понимала что больше ее никто слушать не будет.

Едва ощутимые колебания, а после все окунулось в темноту. Оказывается, это приятно, когда в голове отключаются мысли.

Митя нервно ходил по вестибюлю больницы, сжимая в руках пустой пластиковый стаканчик от кофе. Мысль, что все это театр никуда не делась, но стало реально страшно, когда она обмякла в его руках. Пришлось одевать ее наспех и везти в ближайшую больницу, шевелить врачей, заставлять отбросить носилки с окровавленным телом незнакомого ему мужчины, и заставлять заняться его проблемами. Потому что его проблемы, всегда будут стоять на вершине любой пирамиды.

Все вокруг носились, суетились, а он один, словно выпал из жизни. Замер, пока вокруг него вертелся мир.

Каждый его шаг, с тех пор как он познакомился с Мирой, был неверным.

Это так символично, не верить в Бога, и попасть под трамвай.

Никого не любить тридцать лет, и сойти с ума от любви. Он выстукивал носком ботинка ритм своего сердца, чтобы хоть как-то чувствовать свое тело.

У всего этого, было два исхода: либо девчонка мастерски сыграла, либо он полный мудак.

— Вы девушку привезли? — его плеча коснулась холодная ладонь, и у Димы почему-то возникли неприятные ощущения.