В библиотеке у мага, наверняка не одна тысяча подобных, интереснейших трактатов, но допустят ли меня до них, вопрос большой. И хоть мои, понятно дело, перечитаны мной уже не на раз, а все же, всякий новый раз, открываются мне по-новому, открывают свои тайны мне постепенно, в соответствие с увеличением моей природной силы и осознанности.

Встала, вытащила из-под лавки сундук со своими простыми платьями и сорочками, выложила их на лавку, а в сундук сложила книги да шкатулку с подарками кнесенки, да князя, на именины. Сережки жемчужные, пояс бисерный, да гердана с рунами Макоши. Кнесенка сама мне их плела, этим они мне особо ценны были. Сохраню на память, о добрых ко мне людях. Вряд ли, я их еще когда-нибудь увижу.

Еще, в шкатулке лежала брошь из бирюзы, мне ее однажды, ныне уже почившая княгиня подарила, со словами, что когда-то эта брошь, моей матери принадлежала. Якобы папа ей ее подарил, и мама ей очень дорожила.

Мне тогда восемь лет было. Взяв брошь в руки, я не почувствовала от нее родного тепла. Моя мать ее точно никогда в руках не держала, но брошь я взяла с благодарностью. Ничего княгине не сказав, рассудив, что добрая княгиня поддержать меня хотела. Отдав вещь якобы от матери.

А еще, в шкатулке, лежало колечко серебряное, мне Михал лично его изготовил. Звездой Лады украсил. Вот его точно, пуще глаз своих беречь буду. Единственное, что там будет давать мне силы жить.

– Тебе бы в баньку на дорожку то, – вздохнула Рада.

– Уезжаем, меньше, чем через час уже. Не до баньки, – горько вздохнула я. Было бы не плохо, хоть как-то время потянуть, а мне б к волхвице нашей сбегать, может подскажет чего. Если уж никак избежать нежеланного союза, то хоть как выжить в чужом краю без всякой поддержки.

– Словно вор с добычей убегает, иноверец проклятущий, – проворчала Рада, насупившись. – Он хоть красивый?

– Холодный как полоз болотный, – я невольно съёжилась.

– Потрогала уже? – выпучилась Рада.

– Я про глаза.

Не зная, чем себя занять, я села. Затем встала и принялась мерить комнатку шагами.

Никак не верилось, что происходящее со мной, правда, а не сон. Еще ложась с вечера спать, я и подумать не могла, что меня заберёт в чужой край, чужой и такой страшный мужчина, да еще в качестве своей нареченной. Супротив воли моей.

– А правду сказывают, что он в змея крылатого оборачиваться может? – тихонечко спросила Рада, и взвизгнула, испугавшись настойчивого стука в дверь.

– Входи! – крикнула я, ожидая увидеть кого-то из челядников.

И на пороге действительно замерла насмерть испуганная Яринка. С нарядным, красным, вышитым серебром, платьем в руках.

– Тебя жених, к столу требует. Праздновать обручение, – заикаясь пролепетала, вусмерть перепуганная девчонка.

– Чего ж ты бледная такая, словно он меня зажарить приказал? – нервно улыбнулась я.

– А кто его знает! Может и прикажет! – с круглыми глазами зашептала девчонка. – Сидит там вроде и живой, а глазами то мёртвый давно уж.

Мне осталось лишь горько вздохнуть.

– Значит, не показалось мне.

– Не показалось. Сидит, вино одно хлещет, к еде и не притрагивается. Вот увезет тебя еще не венчаную, а что по дороге с тобой сделает, только он один и знает. Никто за тебя с него и не спросит.

Сиянка всхлипнула и вытерла слезинку. Я лишь горько усмехнулась, умеет подруга поддержать, что тут скажешь.

– Молчи, дуреха! – прикрикнула Рада. – Переодеться помоги лучше.

Девушки быстро меня переодели, нашлись и сапожки, и очелье[4] каменьями изукрашенное, сережки из крупного морского жемчуга. Все красивое, дорогое и редкое, но меня ничуть не радовало. Все чужое телу моему, сути моей. Чувствовала себя актеркой в потешном театре, которую хозяин заставляет играть нужную ему роль, потому что сама я, ему нисколько не интересна.

Все с себя сорвать хотелось, под лавку забиться и одеялом укрыться, чтоб не нашли! Не трогали. А еще лучше к Михалу бежать, а вместе с ним в леса дремучие. Да хоть в навьих болотах сгинуть с любимым, мне сейчас милее, чем уехать с чужим, нелюбым и, странным таким.

Да только без толку все. Не спасет меня Михал. Драться кинется, погибнет, в болота убежим, так маг прогневится и вполне может все княжество вырезать. Ни в чем неповинный люд погибнет. От младенцев до старцев. Не присуща магу жалость, а значит, и выбора у меня нет.

Увы, ни только за себя отвечаю.

Тяжко выдохнув, пошла уверенной походкой в залу приемов.

Челядь носилась по коридорам как ужаленная, но несмела и слово вымолвить, а на меня теперь все смотрели со страхом, шарахались даже, как будто у меня голова теперь змеиная.

Теперь и я для них чужая. Позабыли уже ту Марту, с которой еще с утра хлеб делили. Бояться немилости мага и всех богов молят, чтобы мы поскорее убрались отсюда.

С глаз долой – из сердца вон! – так и для князя с кнесенкой будет.

– Все, как положено, будет, не изволь сомневаться, – услышала, я голос мага входя в залу.

Увидев меня, маг встал и отодвинул мне стул рядом с собой. Осмотрел меня очень внимательно, но прежнее недовольство из глаз не исчезло. Знать, все же не нашел, что искал, просто дальше ехать уж и некуда, а меня выбрал только зато, что сил у меня больше чем у кнесенки.

Что ж так у него за требования к жене раз этакие?

Скоро узнаю. Как бы мне того не хотелось.

– Садись нареченная моя, не бойся, – произнес очень холодно, равнодушно.

– Как имя твое? Как обращаться к тебе? – спросила тем же тоном, глядя прямо в холодные глаза мага.

– Имя мое Яромир, обращайся ко мне – государь.

Я лишь голову выше вздернула:

– Я уже сказала; нет у нас ни господ, ни государей, ни повелителей! Мы творцу не рабы! Мы дети, его. Наши души – частички света его животворящего, и все мы равны меж собой на земле.

– Равны? – зло усмехнулся маг. – Ты, правда, в это веришь?

– Я не верю – я знаю, – ответила с теплой улыбкой, как дитю неразумному.

– Отчего ж тогда серьги жемчуга морского, да очельник яхонтовый, в первый раз на тебе сейчас, а на кнесенки твоей, он с колыбели? Отчего ты ей всю жизнь сапоги надевала да застегивала, а не она тебе?

– Каждая душа сюда за своим путем приходит, сама себе опыт выбирает! То, что ей прожить интереснее будет сейчас. Из чего опыт наибольший сможет вынести, – сказала и тут же язык прикусила, да поздно.

Заблестели у мага глаза, пуще прежнего.

– О, как! Так значит, это ты сама меня себе в мужья выбрала? А чего ж дрожишь от страха тогда и рядом присесть боишься?

– Не боюсь! – расправила плечи и прошла к своему месту с достоинством, села рядом с женихом. – Знать судьба мне такая – княжество свое от твоей немилости спасать.

Радомир, сидевший напротив, тяжко вздохнул от слов моих и уперся взглядом в кубок с вином.

– Хорошую дочь ты вырастил Радомир, достойную, – так же холодно похвалил маг князя. – Гордись.

– Горжусь! – кивнул князь, а от меня не укрылось, как он вздрогнул, когда Яромир меня дочерью его назвал. Вздрогнул так, словно маг мне тайну страшную открыл.

Или действительно открыл?

Невольно уставилась на князя в упор и перешла на внутреннее зрение, сияние у князя было тусклое, подавленное, что не удивительно, но меня сейчас интересовали лишь ниточки родства. Кровного родства.

Долго смотрела, всматривалась, как могла, но ничего не увидела, кроме обычной привязанности, к милому ребёнку, которая всегда была, и чувство долга. Перед отцом моим. Воеводой князя и другом его верным.

– Чувство, долга действительно есть и еще какое, – услышала я внутри себя голос мага. – Полюбилась матушка твоя князю, да только княгиня не дала позволения мужу вторую жену брать. Силы ее, испугавшись, а без позволения старшей жены, младших не берут. Сама знаешь, обычаи ваши.

– Но супротив воли жены, князь согрешил, и я была зачата, вне семейного союза! – обидная догадка кольнула сердце так, что я чуть не задохнулась от боли.